Меланья и колдун (СИ) - Ди Тома

— Воду выливай под тот куст, — указал он ей рукой направление. — Там специальная яма отстойник для грязной воды. А вот такие отходы я закапываю сам, — он указал на заячьи внутренности. — Пока здесь живёшь, к лесу относись уважительно и бережно. Он нас принимает, мы ему не гадим, поняла?

— Да, поняла, — она с тазом пошла к указанному месту.

Возвращаясь обратно, Мила невольно залюбовалась его крепкими руками, как быстро и точно Богдан разделывает тушки на куски. Рукава закатаны до локтей, ладони и пальцы в крови, на внутренней стороне правого предплечья татуировка. Что там набито она разглядеть не успела, закончив с добычей, тот протянул ей миску с мясом:

— Захвати в дом, я сейчас руки отмою и приду.

Мила молча кивнула и отправилась в избу.

***

— Ты должна загадать какое-нибудь простенькое желание. На первый раз самое-самое простое, это для того, чтобы ты поняла «как». А потом уже сможешь тренироваться сама, хорошо?

Она кивнула.

— Теперь сосредоточься на том, что ты загадала. Все лишние мысли из головы выброси, у тебя должно остаться только то, что касается твоего желания, готова?

Мила снова кивнула.

— Представляй то, что загадала, почувствуй, услышь. Это практически как погружение, только все ощущения нужно выгружать сюда. Давай!

Богдан замолчал, а Меланья старательно делала практику под его руководством. Её глаза были прищурены, губы плотно сжаты, а пальцы постоянно шевелились, будто она что-то трогает. Прошло примерно десять минут.

— Не получается? — спросил Богдан. — Что ты загадала?

— Мороженое, — смущённо ответила она.

Колдун громко расхохотался. Сам виноват, не уточнил, какие желания нужно выбирать.

— Я думал, ты будешь что-нибудь поднимать или передвигать, а она «мороженое», — вдоволь насмеявшись, покачал он головой. — С материальным сложнее, можно конечно заморочиться, но я бы не советовал. Энергии потратишь много, я выхлоп слабый. Куда смотрела, где своё мороженое представляла?

Мила указала пальцем в угол, где стоял шкаф с посудой.

— Ну пойдём, посмотрим, что у тебя получилось, — усмехнулся Богдан.

Миска, на которой сосредотачивалась Меланья, изнутри была вся покрыта толстым слоем льда.

— Не слабо, — похвалил он. — Очень даже хорошо, молодец.

Она подняла на него взгляд, чтобы понять, снова смеётся или нет? Мужчина явно не шутил, а говорил на полном серьёзе. Он потрогал лёд пальцем, твёрдый монолит, не ломается. Задумался, а потом, взяв её за плечи, направил в комнату.

— Не нужно откладывать то, что само идёт, становись перед зеркалом и снимай платок, — командовал он.

Милке хотелось сквозь землю провалиться, сгоревшие волосы были её слабым местом. Она и дома практически не смотрела на свою голову, зеркал вообще старалась избегать, а тут он её заставляет это делать в своём присутствии.

Словно читая её внутреннее сопротивление, он настойчиво вёл молодую ведунью к предмету её моральных пыток. Богдан видел и чувствовал, что она боится, но это нужно было сделать. Мила должна увидеть то, что она может.

— Снимай косынку, — решительно сказал он, когда в зеркальном полотне появились их отражения.

— Я не хочу, — это была последняя слабая попытка ему противиться.

— Сделай это, не стесняйся, я вижу тебя настоящую, а шрамы всегда можно залечить.

Медленным движением она развязала платок и стянула его с головы, обнажив обгоревшую кожу с небольшими пучками уцелевших волосяных луковиц. Не в силах смотреть на это ужасное зрелище, она закрыла глаза.

— Ты очень красивая, — уверенно и настойчиво произнёс колдун. — Не закрывай это, погладь себя по голове, почувствуй свои волосы.

Мила подняла руку и, не открывая глаз, кончиками пальцев коснулась обожженной кожи. Тяжелые ладони колдуна подхватили её кисти и прижали к голове, насильно совершая поглаживающие движения.

— Можешь глаза не открывать, если тебе так легче. Почувствуй свои волосы, вспомни те ощущения, которые были раньше, пригладь пряди.

Он говорил и, не переставая, гладил голову Милы её же руками. Девушка спиной чувствовала тепло от его груди, его пальцы были длиннее и тоже касались её кожи. Ощущение было обволакивающим, тягучим, успокаивающим. Наконец Меланья расслабилась и перестала противиться, чуть позже она уже сама, без его помощи гладила свою голову и даже слабо улыбалась.

— Открой глаза, посмотри на себя, — тихо попросил Богдан, в надежде не спугнуть её настрой.

Милка сначала испуганно замерла, а потом, собравшись с силами, посмотрела на свое отражение.

— Не отворачивайся, — перехватил колдун её разочарованный взгляд. — Приглядись внимательнее.

Ведунья приблизилась к зеркалу практически вплотную и стала дотошно разглядывать своё отражение.

— Рубцы почти разгладились, — удивлённо прошептала она.

— Заметила, молодец, начало положено. На сейчас хватит, вечером ещё раз проделаешь тоже самое, — Богдан перехватил её руку, потянувшуюся за косынкой. — Оставь, она тебе больше не нужна.

* * *

Через неделю житья в лесу с колдуном Мила стала похожа на рыжий пушистый одуванчик. Волосы отросли по всей голове почти на два сантиметра. Она часто их трогала, не в силах поверить в это чудо, а колдун ругался.

— Ты понимаешь, что ты сама себя тормозишь, — смотрел он на неё своим леденящим взглядом серых глаз. — Ты не веришь в себя, не веришь в свои силы, может ты вообще не веришь в то, что ты ведьма?

— Я верю, — отвечала она ему, смущенно улыбаясь и понимая, что на самом деле он прав.

В эти моменты Богдан обычно хмыкал и уходил, не имея никакого желания доказывать ей свою правоту. А она тихо радовалась своему счастью. С каждым днём она всё сильнее ощущала, как в ней происходит что-то глобальное. Богдан часто с ней разговаривал, направлял, предсказывал реакции и объяснял, почему так происходит.

Милка очень полюбила лес, она начала чувствовать энергию деревьев. Родник для неё вообще стал местом обновления. Окуная руки в ледяную воду, она отпускала всё плохое и перерождалась снова и снова.

Волшебство не заканчивалось. Скоро пошёл снег, и ведунья буквально на плечах почувствовала покой от его кристальной белизны. Колдун объяснял, что зима для покоя, силы природы они трогать пока не будут, но учёбу не прервут.

Мила научилась спокойно и уверенно входить в контакт с отцом. Сначала его это пугало, потом привык, понял, что с дочерью всё в порядке, успокоился.

Зима была долгой. Жили в ладу. Глубинный страх перед колдуном отпустил, теперь она на него смотрела с искренней благодарностью и теплотой. Он же, наоборот, с каждым её успехом будто отдалялся. Нет, он продолжал её учить, давать новое, наставлять в том, что принималось с трудом, переживал, если не получалось объяснить. Но, не смотря на это, Мила чувствовала, что он будто закрывается, уходит в себя, реже и меньше с ней разговаривает, чаще уходит гулять в одиночестве, отводит взгляд.

Она же расцветала, это было непередаваемое ощущение чувства целостности. Будто все куски и осколки собрали воедино и бережно склеили. Теперь она сосуд, большой и полный доверху. Иногда то, что находилось внутри, выплёскивалось наружу, и тогда безудержная энергия захлёстывала человеческое тело Меланьи. Ей хотелось отдавать в мир, помогать, лечить души, любить… В такие моменты она подбегала к Богдану и крепко обнимала, делясь переполняющей силой. Он принимал, хмуро, молча, забирал у неё то, чем делилась, и уходил, иногда надолго.

Её это коробило, она не понимала, почему и что его не устраивает. Несколько раз пыталась завести разговор на эту тему, но он не поддержал. Ждала весну. Колдун говорил, что с приходом весеннего равноденствия она полностью будет готова продолжать свой путь сама. Она шутила, что ей нравится здесь и никуда она уезжать не собирается. Но колкие льдинки в серых глазах Богдана остужали запал, и Милка успокаивалась.

Весной, так весной. Не так это и долго. За окном вьюжил февраль, Меланья ждала.