Проделки купидона - Валери Кинг

Убранство комнаты отражало характер и вкусы его матери. Помимо роз, белых, желтых, розовых и красных, в комнате были две одинаковые софы, помещавшиеся одна напротив другой и обитые веселеньким ситцем такой же расцветки, как и занавеси на окнах. Камин, в котором уже были приготовлены дрова, так и сверкал белизной. На стене висела картина, изображавшая вазу с розами, а одна роза лежала рядом на кружевной скатерти. Миссис Грэмпаунд не поддалась современной моде на темную обивку мебели, плотно закрытые шторы и бесчисленное множество безделушек. Она отдавала предпочтение обилию воздуха и света, розам и комфорту.

Александра очень любила эту гостиную, как и ее хозяйку. Увы, сама миссис Грэмпаунд умерла несколько месяцев назад. Майлор был очень привязан к матери и тяжело переживал ее смерть. Однако здравомыслие и вера помогли ему справиться с потерей. С каждым днем бодрость духа и обычное оживление возвращались к нему, и он снова становился таким, каким был до постигшего его горя.

Он и сейчас оживленно приглашал гостей полюбоваться садом, где, судя по обилию роз в комнате, они были еще в полном цвету, хотя уже кончался октябрь. Покойная миссис Грэмпаунд умело воспользовалась мягким умеренным климатом юго-восточного побережья Корнуолла, очень отличающимся от Западного побережья, которое принимало на себя всю силу зимних штормов. Сад был дополнительно защищен высокой и густой тисовой изгородью.

Когда мистер Грэмпаунд предложил руку Джулии, та бросила на Александру молящий взгляд, но было невозможно что-либо поделать. Отказать ему было бы в высшей степени неприлично. Другую руку он подал Виктории, и все трое, выйдя из гостиной, направились через террасу к розарию.

Александра собиралась последовать за ними, но Лонстон остановил ее, взяв за локоть. Она оглянулась, удивленно подняв брови.

– Прошу вас простить меня, – обратился он к ней без всяких предисловий.

11.

– Простить вас? – переспросила Александра.

– Да, за то, что я хоть на секунду мог поверить в то, в чем пытался убедить меня ваш отец. И пожалуйста, не притворяйтесь, что вы меня уже простили. Я же знаю, что нет.

Александра отвернулась, все еще оскорбленная его вчерашними обвинениями и смущенная самой темой разговора.

Шагнув к ней ближе, Лонстон сжал ее локоть.

– Черт, до чего же вы упрямая особа! Я же знаю, что вы невинны. Мне хорошо знаком ваш характер. Не знаю, как это могло случиться, но, когда ваш отец предъявил мне обвинения, нацелив острие рапиры в сердце и утверждая, что имеет от доктора неопровержимые доказательства, я видел перед собой только мистера Грэмпаунда и думал, что он отец вашего… вашего ребенка!

Александра вспыхнула. Даже женщины не обсуждали между собой таких подробностей.

Лонстон понизил голос. Он стоял так близко, что она ощущала на виске его жаркое дыхание.

– Не знаю, как это могло случиться, – повторил он, – но эта мысль привела меня в бешенство.

Александра ахнула.

– Мистер Грэмпаунд и я? – У нее вырвался смешок. – Лучше вы бы мне этого не говорили!

Вообразить себе, что ее немного чопорный добрый друг, всегда «читающий лекции» бедняжке Джулии, лишает ее, Александру, невинности – это было невозможно вынести! Она сначала пыталась подавить смех, но, не в силах сдержаться, громко расхохоталась.

Подобрав васильковые юбки, она последовала за сестрами и своим мнимым возлюбленным. Веселье ее оказалось заразительным, потому что она услышала у себя за спиной смех Лонстона. Он догнал ее в коридоре, ведущем на террасу.

– Я о вас кое-что знаю, – прошептал он ей на ушко. – Вы так же неисправимы, как и я.

Александре было странно это слышать. В этот миг она поняла, что в его словах прозвучало нечто очень личное. Она остановилась и посмотрела на него.

– Лонстон, – начала она, решив затронуть иную тему, которая отчего-то казалась ей продолжением разговора, – когда я была маленькой, я часто думала, как хорошо было бы родиться мальчиком – мужчиной, свободно путешествовать повсюду – по окрестным лесам, по всему графству, по всей Англии, по всему миру. Должна признаться, я очень огорчилась, узнав, в чем должно быть мое призвание в жизни. После вашего разговора, когда вы рассказали мне о своей жизни в Индии, во мне проснулся тот самый ребенок, каким я была когда-то. Как я могу объяснить, почему позволила вам поцеловать себя? Я сама себе не могу этого объяснить. Конечно, я вас прощу, если… если вы не будете обо мне плохо думать.

Лонстон смотрел на девушку, пытаясь вообразить ее ребенком, девочкой с косичками и запачканными коленками.

– Вы часто убегали от няни? – спросил он с ласковой улыбкой.

Александра кивнула. На сердце у нее потеплело от воспоминаний, вызванных этим вопросом.

– Она из себя выходила, когда я убегала в лес, вместо того, чтобы скучать за вышиванием или за уроками.

– Хотел бы я знать вас тогда, – сказал Лонстон. – У нас, очевидно, было много общего.

– Нелюбовь к урокам? – спросила она, подходя к стеклянной двери на террасу. Не желая прерывать беседу, она остановилась у двери и взглянула на виконта. В лучах солнца, падавших сквозь стекло на его лицо, глаза его казались почти зелеными.

– Нет, мне хорошо известен ваш интерес к чтению. Я имел в виду любовь к приключениям, к свободе выбора.

В его голосе прозвучала какая-то грустная нотка. Этот неожиданно откровенный разговор приоткрыл завесу над чем-то очень важным в его жизни.

– Свободе выбора? – повторила Александра, удержав Лонстона, когда он уже собирался открыть дверь.

Виконт опустил руку.

– Когда-то я любил одну женщину, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. Что-то в его голосе удивило Александру.

Лонстон помолчал, не сводя с нее глаз, и ее удивление усилилось. Почему он говорит о своей любви с каким-то раздражением? Ей показалось, что она начинает понемногу понимать его.

– Она была не из общества, – сказала Александра. – Да?

– Да, но я не встречал еще такой благородной женщины в полном смысле этого слова. Она была кроткой, доброй и всегда готовой помочь нуждающимся.

Александра знала, что Лонстон не сознает оскорбительности своих слов. Сама не зная почему, она прощала ему это. Он погрузился мыслями в прошлое, далекое и ей недоступное. Вздохнув, он снова взялся за ручку двери, но девушка опять остановила его.

Слезы выступили у нее на глазах.

– Вы несправедливы ко мне, Лонстон, – сказала она мягко. – Я часто замечала, что женщины из низших классов обладают большей способностью радоваться жизни, чем мы. Вы осудили меня за безрассудство и легкомыслие, потому что я позволила себе радость поцелуя. Признайтесь, что это так.