Джим Пуговка и машинист Лукас - Михаэль Энде

фрау Каакс

господин Пиджакер Медландия.

Лукас разорвал конверт, но толстые пальцы немножко дрожали, когда он разворачивал письмо. Письмо было на трех листах. Сначала Лукас прочитал то, что было написано на первом листе:

«Дорогой машинист Лукас! Дорогой Джим Пуговка!

Благодаря вашему письму мы наконец-то узнали, слава Богу, ваше местонахождение. Поверьте мне, когда мы заметили, что вас больше нет на острове, весь народ — точнее, не весь народ, а ту его часть, которая еще никуда не сбежала, — охватила великая скорбь. Я тоже скорбел пуще всех. На всех флагах, что реют над моим замком, я велел привязать траурные ленты. Тихо и пустынно стало теперь на нашем острове. Никто не поет песенок на два голоса, как это любили делать Кристи и Лукас, проезжая через туннели, и никто теперь не съезжает на попе с горы, как это делал Джим Пуговка. И когда я по воскресеньям и по праздникам выглядываю в окошко, как всегда без четверти двенадцать, не слышно никакого народного ликования. Оставшиеся подданные пребывают от всего этого в невероятной печали, так что сердце мое готово разорваться на куски от жалости к ним. И ни у кого из нас нет желания полакомиться знаменитым земляничным мороженым фрау Каакс. Мы совершенно потеряли к нему всякий интерес.

Я, конечно же, не предполагал, что мое решение избавиться от Кристи может вызвать такие тяжелые последствия. За это время я еще подумал и понял, что для нас это неприемлемое решение.

Ввиду всего вышесказанного, убедительно прошу вас всех скорее возвращаться домой. Мы на вас нисколечко не сердимся и очень надеемся, что и вы не держите на нас зла. Я, правда, ничего не придумал, как мы выйдем из положения, когда Джим вырастет большой и захочет обзавестись собственным локомотивом и собственной железной дорогой. Но что-нибудь мы непременно придумаем. Так что ждем вас домой! До скорой встречи.

С выражением особого благорасположения написано рукою его королевского величества Альфонса Без Четверти Двенадцатого».

— Лукас! — запинаясь от волнения, воскликнул Джим, и глаза его округлились от неподдельного удивления. — Ведь это значит…

— Минутку! — перебил его Лукас. — Здесь есть что-то еще.

Он развернул второй листок и прочитал:

«Мой маленький Джим! Дорогой Лукас!

Мы все страшно грустим и не знаем, что нам без вас всех делать. Ах, Джим! Ну почему ты мне ни словечком не обмолвился о том, что тебе обязательно нужно ехать. Я бы по крайней мере дала тебе в дорогу пару теплых вещей и побольше носовых платков, ведь они так быстро у тебя становятся грязными. Теперь, наверное, тебе приходится мерзнуть, и ты обязательно простудишься. Я страшно беспокоюсь за тебя. Это не очень опасно — ездить в драконий город? Смотри, будь осторожен, чтобы с тобой ничего не случилось, держись молодцом, мой маленький Джим! И не забывай как следует мыть шею и уши, слышишь? Я не знаю, что за люди драконы, но в любом случае будь с ними вежливым. А когда вы уже привезете принцессу домой, то поскорее возвращайся к своей

фрау Каакс.

Дорогой Лукас!

Теперь Джим знает о том, что я не его мама. Вероятнее всего, это фрау Зубпер, которой была адресована тогда посылка. Мне очень грустно, но, с другой стороны, я рада за моего маленького Джима, что он нашел наконец свою настоящую мать. Надеюсь, что она не будет очень сердиться на меня за то, что я так долго держала Джима у себя. Попросите, пожалуйста, фрау Зубпер позволить мальчику навестить нас в Медландии, чтобы мы могли еще разочек повидаться. Или, может быть, ей захочется тоже приехать к нам? Тогда бы мы и познакомились. Это было бы очень хорошо. Я надеюсь, что Вы там присматриваете за Джимом, чтобы он не попал в какую-нибудь беду? Он ведь такой озорной мальчишка!

Всего доброго. Фрау Каакс».

Лукас задумчиво свернул листок. У Джима на глазах выступили слезы. Да, такое письмо могла написать только фрау Каакс! Сколько в нем доброты и любви!

Теперь осталось прочитать третье письмо.

«Высокоуважаемый господин машинист! Мой дорогой Джим Пуговка! Я самым искренним образом присоединяюсь ко всему тому, что написали Его Величество и фрау Каакс.

С тех пор как Джим исчез, меня никто не дразнит, со мной никто не играет, и я чувствую свою полную ненужность. А Вы, господин машинист, всегда были и остаетесь для нас совершенно незаменимым человеком, чье отсутствие тяжело сказывается на жизни каждого отдельного гражданина Медландии. У меня протекает на кухне труба, и я никак не могу справиться с нею.

Возвращайтесь все поскорее домой!

С выражением глубочайшего почтения уважающий Вас господин Пиджакер».

Джим невольно рассмеялся, и от радости у него даже слезы потекли из глаз.

— Значит, завтра утром мы уже можем ехать? — спросил он, смахивая слезы.

— Только, спрашивается, на чем? — усмехнулся Лукас. — Опять Кристи перестраивать в корабль, или, быть может, вы одолжите нам какое-нибудь подходящее судно, ваше величество?

— Мне кажется, нам лучше будет взять мой государственный корабль, — ответил император.

— Нам? — спросил удивленно Лукас. — Вы сказали «нам»?

— Ну да, — ответил император, — нам — это значит вам, Ли Ши и мне. Мне бы так хотелось познакомиться с фрау Каакс. Судя по всему, она очень милая, почтенная женщина. Кроме того, мне все-таки необходимо нанести визит королю Альфонсу Без Четверти Двенадцатому, ведь, вполне возможно, в весьма обозримое время между нашими странами будут установлены дипломатические отношения.

При этом император с улыбкой взглянул на Джима.

— Черт подери! — воскликнул Лукас. — Веселенькая толчея будет у нас в Медландии! Наш остров, ваше величество, действительно невелик по размерам.

Затем он повернулся к Пинг Понгу и спросил:

— Можем ли мы завтра утром отправиться в путь?

— Я сейчас же отдам все необходимые распоряжения, — пропищал верховный бонза, — и к восходу солнца корабль будет готов.

— Отлично! — воскликнул Лукас. — Тогда займемся этим, не откладывая.

Пинг Понг подпрыгнул как мячик и скрылся из виду. Честно говоря, для такого крохи у него было слишком много забот, которые свалились на его плечи в эти дни, но зато он считался самым уважаемым человеком в Китае и мог носить почетный золотой халат. Но, как говорится, без труда не выловишь и рыбку из пруда. Положение обязывало, и Пинг Понгу приходилось крутиться.

Глава двадцать шестая, в которой все дети покидают Китай, а медландские путешественники ловят плавучий остров

К полднику пришлось разбудить всех детей. Их пригласили на террасу, где уже сидели император, Лукас и Джим. Они все вместе поели, а справившись с едой, спустились вниз на площадь перед императорским дворцом. Там собралось множество китайских ребятишек. Они чинно выстроились в ряд, и каждый держал под уздцы маленькую белую лошадку, запряженную в изящную китайскую коляску. Все экипажи были разрисованы пестрыми красками, и на каждом был приделан шелковый балдахин от солнца. Первая коляска выглядела особенно роскошно — ее приготовили для императора и его дочери. Дети заняли места в остальных экипажах по двое, по трое в каждом. Само собой разумеется, им разрешили править лошадьми. И только Лукас и Джим предпочли ехать на своем Кристи.

Процессия тронулась в путь. Во главе ехали император и Ли Ши, заключали колонну Кристи с Лукасом и Джимом. Под бурное ликование толпы торжественный поезд продвигался вперед, никуда не сворачивая, все прямо и прямо, по той самой дороге, по которой совсем еще недавно ехали в Пекин наши друзья. К вечеру компания добралась наконец до устья Желтой реки, где находилась Главная гавань.

У пирса стояли на якоре два парусника. Одни матросы карабкались на мачты, другие внизу дружно тянули за канат. «Па-шла! Па-шла!» — раздавался дружный хор голосов, и огромные паруса медленно поднимались вверх. Один из кораблей уже был совершенно готов к отплытию, оставалось только дождаться попутного ветра. С наступлением ночи он должен был выйти в море, приняв на борт всех детей, которых ему предстояло развезти по разным странам. Другой корабль еще стоял без парусов. Там матросы занимались загрузкой продовольствия. Этот парусник был намного больше и красивее, чем первый. Его гигантский ростр был украшен золотой фигурой единорога, а слева и справа виднелась надпись:

Так звали императора китайского. Это и был, очевидно, государственный корабль, который завтра утром должен был взять курс на Медландию.

Когда солнце зашло, с берега неожиданно задул легкий ветерок. Капитан первого корабля, старый морской волк, у которого был веселый нрав и красный нос картофелиной, сошел по трапу вниз и доложил о полной готовности.

Император подозвал к себе всех своих маленьких гостей и сказал: