Фрактальный принц - Ханну Райяниеми

ты боишься летать? Она опускает скальпель. Нет, Дуни. Я не стану играть в твои игры. Только не в эти.

– Если вы собираетесь это сделать, приступайте, – говорит Сумангуру. – Если уж мне суждено погибнуть, почему бы не принять смерть от рук хорошенькой девушки?

Таваддуд делает шаг назад.

– Господин Сумангуру, я…

Сумангуру поворачивается. В его руках открытая шкатулка Дуньязады. Внутри, словно драгоценный камень, блестит крошечный предмет.

– Превосходно, – произносит он. – Технология зоку. Где вы это взяли?

Он смотрит на неё с любопытством.

О зоку Таваддуд имеет очень слабое представление: далёкая цивилизация с древними традициями, которая когда-то, очень давно, вела войну против Соборности. Какое отношение могла иметь к ним Дуни?

Таваддуд отступает ещё на шаг, медленно поднимает крепко зажатый в руке скальпель. Сердце готово выскочить из груди. Почему я ничего не могу сделать правильно?

– Успокойтесь, – говорит Сумангуру. – Я не сделаю вам ничего плохого. Я только пытался вас напугать. Я и сам испуган. Вам ведь известно, кто убил Алайль.

– Кто вы? – свистящим шёпотом спрашивает Таваддуд.

Сумангуру усмехается.

– Лучше спросить, кто же в действительности вы, Таваддуд Гомелец. Но я думаю, вы не та, кто может причинить вред гостю в доме своего отца. Это он послал вас?

– Нет.

У Таваддуд немеет лицо. Она проводит языком по губам, но не ощущает их. Мысли переплетаются, словно змеи-химеры из пустыни. Дуньязада. Рамзан должен был доложить ей о том, что мы нашли карина. Она знала, где достать ружьё-бараку.

Скальпель со звоном падает на пол. Сумангуру медленно выдыхает.

– Так-то лучше, – замечает он.

Некоторое время они молча смотрят друг на друга. Сумангуру садится и опирается локтями на колени.

– Это ваша сестра, не так ли? – медленно произносит он.

Таваддуд вспоминается день, когда Дуньязада вернулась от сплетателя. Её глаза были глазами другого существа, не той Дуни, которая росла вместе с Таваддуд. Тошнота подступает к горлу.

– Предполагалось, что сопровождать вас будет она, а не я. Поэтому Быстрые меня и не тронули.

– Вы считаете, ваш отец обо всём знает?

Таваддуд качает головой.

– Он Кассар Гомелец. После смерти моей матери его единственной заботой стал Сирр. Он половину своей жизни работал над Аккордами. И он никогда не причинил бы вреда госпоже Алайль.

– Понятно, – кивает Сумангуру. – Земля когда-то была… яблоком раздора между нами и зоку. Во время Протокольной войны мы заставили их отступить и пришли сюда. Они определенно заинтересованы в том, чтобы насколько возможно ограничить нам здесь доступ к гоголам. И они вполне могли использовать вашу сестру, чтобы избавиться от Алайль.

– А что вы думаете о нападении на птичий вольер?

– Полагаю, её обеспокоил тот факт, что агент Соборности подобрался к ней слишком близко. И по той же причине она хотела, чтобы вы установили мне это устройство. – Он протягивает шкатулку Таваддуд. – Не сомневаюсь, что в нём уже начался процесс самоуничтожения. Жаль, я мог бы попытаться определить, какими именно зоку оно было изготовлено.

Таваддуд зажмуривается.

– Она намерена разрушить мечту отца. Если только я её не остановлю. Но я не могу прийти к отцу без доказательств.

– Можете ли вы довериться кому-то ещё в Совете?

Абу. Но ведь это Дуни хотела, чтобы я с ним встретилась. Нет, я не позволю отнять его у меня.

Она качает головой.

Сумангуру улыбается.

– Что ж, думаю, вам придётся справляться самой.

– Не хочу никого обидеть, но и вам, господин Сумангуру, я тоже не могу доверять.

– А вы и не должны. Но это не означает, что мы не можем помочь друг другу. Если мы отыщем джинна, убившего Алайль, возможно, он выведет нас на вашу сестру.

Зайбак пытался предупредить меня. Он всё понял бы. По крайней мере, тот Зайбак, каким он был.

Холодная решимость охватывает Таваддуд. Она вспоминает древние истории о сделках с дьяволом, о тёмных существах, предлагающих невинным в обмен на душу всё, что они пожелают. Она всегда полагала, что это всего лишь ловкий трюк, с помощью которого похитители тел заставляют своих жертв расслабиться.

Но есть и другие истории, в которых сестра, которую никто не любит, в конце концов спасает положение.

– Его зовут Аксолотль, – произносит она.

– А, тот, что из детской сказки. Понятно. И как же мы сможем его поймать? У меня есть кое-что, что поможет удержать его, но для начала необходимо его найти.

Сумангуру показывает небольшой предмет, по форме напоминающий пулю.

Таваддуд прижимает пальцы к вискам. Сплетение всегда оставляет следы.

– Мы уже нашли его, – говорит она. – Часть его сохранилась во мне. Надо только придумать способ, как с ним поговорить. В Сирре есть одно место под названием Дворец Сказаний. Там нам помогут. Но пойти туда надо сегодня же ночью.

– А как вы собираетесь незаметно выскользнуть из дворца?

Таваддуд горько усмехается.

– Это очень легко, господин Сумангуру. Я прекрасно научилась убегать от отца. Но вам это может не понравиться.

– Что вы имеете в виду?

– Как я понимаю, вы не в восторге от высоты.

17

Миели и Земля

Сюдян хотела попасть на Землю. И в то время Миели не могла понять почему.

Они только что встретились – на строительстве, во время Большой Работы. У обитателей кото Хильяйнен существовал обычай по достижении совершеннолетия выходить наружу, в темноту, и с помощью вяки видоизменять ледяные глыбы – строить новые жилища или изготавливать что-то ещё. Они стремились доказать, что из грубого материала, которым больше не интересовались алмазные разумы, можно создать нечто ценное, хотели продемонстрировать огромный ледяной средний палец чопорным богам Внутренней Системы.

Это бабушка послала ясноглазую Сюдян из кото Кирккаат Кутойат[26] работать вместе с Миели. Бабушка сказала, что это экстремальное программирование, древняя традиция (значит, этим занимались и люди из грязи): два разума работают вместе, наблюдая друг за другом и корректируя друг друга. Сначала Миели восприняла это как оскорбление. Но затем обнаружила, что другая девушка лучше неё умеет преследовать блуждающих предков, которые странствовали по ледяным переходам, словно фононы или случайные электрические заряды, и мешали росту кристаллов, оставляя после себя сосульки, напоминающие символы плодородия.

Сначала девушки видоизменяли лёд, просто чтобы почувствовать его, – создавали игрушечные замки и загадочных чудовищ. Они даже позволили предкам оживить одно из своих произведений, назвав его минотавром. И когда маленькая Варпу пришла навестить их, ей позволили бегать по лабиринту, ускользая от медлительного монстра с огромными клыками. Малышка визжала от восторга. Но в конце концов у них начала формироваться Большая Идея того, что им действительно хотелось сотворить.

Они назвали это Цепью. Сотня ледяных шаров, тщательно обработанных, украшенных замысловатыми узорами, притягивающими взгляд и вызывающими головокружение. Шары свободно соединялись между собой юпитерианскими ку-нитями и медленно кружились в гравитационном колодце размером с Луну, называемом Похья[27]. Третичная структура, которую после этого они смоделировали из белка, обеспечила локальные минимумы функции Лагранжа Цепи, что позволило ей сворачиваться в причудливые фигуры, напоминающие мифические существа, цветы и фракталы.

Работа шла медленно. Темнота царила здесь повсюду, даже