Евгения Гранде - Оноре Бальзак

— Ах, голос ваш обращается ко мне в ту минуту, когда я жаждала услышать голос свыше. Да, бог направил вас сюда, сударь. Я прощусь с миром и буду жить только для бога, в безмолвии и уединении.

— Необходимо, дочь моя, поразмыслить над этим суровым решением. Замужество — жизнь, а покрывало монахини — смерть.

— Ну, хорошо, смерть, поскорее смерть, господин кюре! — сказала она с ужасающей живостью.

— Смерть? Но на вас лежат великие обязанности перед обществом, сударыня. Разве не мать вы для бедных? Вы даете им одежду, дрова зимой и работу летом. Ваше большое богатство — ссуда, которую надо вернуть, вы так благочестиво и приняли его. Похоронить себя в монастыре было бы эгоизмом, оставаться старой девой вы не должны. Прежде всего, сможете ли вы управлять одна вашим огромным состоянием? Вы, может быть, его потеряете. У вас сейчас же будет бесконечное множество судебных дел, и вы запутаетесь в безвыходных затруднениях. Поверьте вашему пастырю: супруг будет вам на пользу, вы обязаны сохранить то, что вам даровано богом. Я говорю с вами, как с многолюбимой агницей стада своего. Любовь ваша к богу искренна, вам можно спастись и живя в миру, вы одно из прекраснейших его украшений и подаете ему пример святой жизни.

В эту минуту доложили о г-же де Грассен. Она явилась, руководимая местью и великим отчаянием.

— Мадемуазель… — сказала она. — Ах, тут господин кюре… Умолкаю. Я пришла поговорить с вами по делу, но вижу, что вы заняты важным разговором.

— Сударыня, — молвил кюре, — освобождаю вам поле действий.

— О господин кюре, — сказала Евгения, — возвращайтесь же через несколько минут, ваша поддержка мне сейчас крайне необходима.

— Да, бедное дитя мое, — сказала г-жа де Грассен.

— Что вы хотите сказать? — спросили мадемуазель Гранде и кюре.

— Разве я не знаю, что возвратился ваш кузен и что он женится на мадемуазель д'Обрион?.. От женского глаза ничто не скроется.

Евгения покраснела и смолчала, но решила на будущее время усвоить бесстрастную манеру держаться, какую умел напускать на себя ее отец.

— Ну что ж, сударыня, — отвечала она с иронией, — у меня, должно быть, плохой женский глаз, я вас не понимаю. Говорите, говорите в присутствии господина кюре, — вы знаете, он мой руководитель.

— Хорошо, мадемуазель. Вот что пишет мне де Грассен. Прочтите.

— Евгения прочла следующее письмо:

«Дорогая жена, Шарль Гранде прибыл из Ост-Индии; он уже месяц как живет в Париже…»

«Месяц!» — повторила про себя Евгения, опуская руку.

После остановки она снова принялась за письмо.

«Мне пришлось два раза ждать в передней, прежде чем я добился разговора с этим будущим графом д'Обрион. Хотя весь Париж говорит об его свадьбе и уже сделано церковное оглашение…»

«Значит, он писал мне в ту самую минуту, когда…» — подумала Евгения.

Она не кончила, не воскликнула, как парижанка: «Негодяй!» Но презрение, хоть и не выраженное, было оттого не менее полным.

«…до свадьбы еще далеко: маркиз д'Обрион не отдаст дочери за сына несостоятельного должника. Я пришел сообщить Шарлю, как мы, его дядя и я, заботились о делах его отца и какими ловкими ходами нам удавалось до сих пор успокаивать кредиторов. У этого наглого мальчишки хватило совести ответить мне — целых пять лет денно и нощно отстаивавшему его интересы и его честь, — что отцовские дела его не касаются! Поверенный имел бы право потребовать с него тридцать — сорок тысяч франков гонорара — один процент с суммы долга. Но посмотрим! Он должен самым законным образом миллион двести тысяч франков кредиторам, и я сделаю так, что его отца объявят несостоятельным. Я ввязался в дело, доверясь на слово старому крокодилу Гранде, и надавал обещаний от имени этой семьи. Если граф д'Обрион мало заботится о своей чести, то моя честь для меня весьма не безразлична. Поэтому я объясню кредиторам, в какое попал положение. Однако я слишком уважаю мадемуазель Евгению, с которой в лучшие времена мы думали породниться, и не хочу действовать раньше, чем ты поговоришь с нею об этом деле…»

Тут Евгения холодно вернула письмо, не дочитав его.

— Благодарю вас, — сказала она г-же де Грассен, — мы посмотрим…

— Сейчас у вас голос точь-в-точь, как у покойного отца, — сказала г-жа де Грассен.

— Сударыня, нам следует получить с вас восемь тысяч сто франков золотом, — напомнила ей Нанета.

— Совершенно верно. Будьте любезны пойти со мной, госпожа Корнуайе.

— Господин кюре, — сказала Евгения с благородным самообладанием, внушенным ей мыслью, которую она собиралась выразить, — было бы это грехом оставаться в состоянии девства, будучи замужем?

— Это вопрос совести, решение которого мне неизвестно. Если вы желаете знать, что думает об этом в своем компендиуме «de matrimonio» («О браке») знаменитый Санчес, я мог бы сказать вам это завтра.

Кюре ушел. Евгения поднялась в отцовский кабинет и провела там целый день в одиночестве, не пожелав сойти к обеду, несмотря на настояния и просьбы Нанеты. Она появилась только вечером, когда собрались обычные члены ее кружка. Никогда салон семейства Гранде не был так полон, как в этот вечер. Новость о возвращении и глупой измене Шарля распространилась по всему городу. Но как ни чутко было любопытство посетителей, оно осталось неудовлетворенным. Евгения приготовилась к этому и не дала проступить на спокойном лице своем ни единому из волновавших ее жестоких переживаний. Она с улыбкой на лице отвечала тем, кто хотел выразить ей участие грустным взглядом или словами. Она сумела также скрыть свое несчастье под покровом любезности. Около девяти часов игра кончилась, игроки отходили от столов, рассчитываясь и споря о последних ходах виста, и присоединялись к кружку собеседников. В ту минуту, когда гости поднялись все разом, чтобы разойтись, произошло неожиданное событие, нашумевшее по всему Сомюру, а оттуда по округу и по четырем соседним префектурам.

— Останьтесь, господин председатель, — сказала Евгения г-ну Бонфону, увидя, что он взялся за трость.

При этом слове не оказалось никого в этом многочисленном собрании, кто бы не почувствовал волнения. Председатель побледнел и принужден был сесть.

— Председателю — миллионы, — сказала мадемуазель де Грибокур.

— Ясно, председатель де Бонфон женится на барыш не Гранде! — воскликнула г-жа д'Орсонваль.

— Вот лучшая ставка за всю игру, — сказал аббат.

— Большой шлем, — сказал нотариус.

Каждый сострил, сказал свой каламбур. Всем представлялась наследница, возвышающаяся на своих миллионах, как на пьедестале. Драма, начавшаяся девять лет назад, подходила к развязке. Предложить перед лицом всего Сомюра председателю остаться — разве это не значило объявить, что он ее избранник? В маленьких городах приличия строго соблюдаются, и такого рода нарушение их равносильно самому торжественному обещанию.

— Господин председатель, — сказала Евгения взволнованным голосом, когда они остались одни, — я знаю, что нравится вам во мне. Поклянитесь мне оставить меня свободной на всю мою жизнь, не напоминать мне ни об одном из прав, какие женитьба дала бы вам на меня, и рука моя — ваша. О, — продолжала она, видя, что он становится на колени, — я не все сказала. Я не должна вас обманывать, сударь, я ношу в своем сердце неугасимое чувство. Дружба будет единственным чувством, каким я смогу одарить своего мужа: я не хочу ни оскорблять его, ни поступать против велений моего сердца. Но я отдам вам свою руку и свое состояние только при условии, что вы окажете мне одну огромную услугу.

— Вы видите, я готов на все.

— Вот полтора миллиона франков, господин председатель, — сказала Евгения, доставая спрятанный на груди ордер на получение ста акций государственного банка. — Поезжайте в Париж не завтра, не этой ночью, а сию минуту. Отправьтесь к господину де Грассену, узнайте у него имена всех кредиторов моего дяди, соберите их, уплатите все до одного оставшиеся после него долги, — капитал в пять процентов на него со дня долга до дня платежа; наконец, соблаговолите получить общую нотариальную расписку с соблюдением всех формальностей. Вы служите в судебном ведомстве, вам одному доверяюсь я в этом деле. Вы человек верный, порядочный. Опираясь на веру в ваше слово, пройду я через опасности жизни под защитой вашего имени. Мы оба будем снисходительны друг к другу. Мы знакомы так давно, мы почти родные, — вы не захотите сделать меня несчастной.

Председатель упал к ногам богатой наследницы, трепеща от радости и томления.

— Я буду вашим рабом, — произнес он.

— Получив расписку, — продолжала она, бросая на него холодный взгляд, — вы отнесете ее со всеми оправдательными документами моему кузену Гранде и передадите ему вот это письмо. Когда вы возвратитесь, я сдержу слово.