Беспокойный - Андрей Воронин

С год назад напротив дома, через дорогу, прямо под окнами, открылось кафе – не кафе, собственно, а временная точка общественного питания, представлявшая собой снятый с колес и поставленный на бетонные блоки автомобильный прицеп, с которым соседствовал полотняный навес, защищавший от дождя и солнца четыре пластиковых столика. Здесь подавали шашлык, шаурму, жаренных на гриле кур, лаваш, пиво и водку, температура которой неизменно стремилась максимально приблизиться к температуре окружающей среды. Словом, местечко было злачное, рассчитанное на не избалованных кулинарными изысками и не шибко обеспеченных гастарбайтеров и гостей столицы; человеку со слабым желудком питаться здесь было небезопасно, а уж выпивать и подавно. Наиболее активные пенсионерки из соседних домов тратили часть своего досуга на написание бесчисленных петиций в различные инстанции, требуя убрать с глаз долой этот рассадник антисанитарии и источник пьяного гомона, но заведение продолжало вяло процветать в трех метрах от проезжей части: видимо, его владелец хорошо знал, кого и когда следует подмазать и умаслить.

Бориса Рублева все эти тонкости нисколько не волновали. Пьяных он не боялся, к шуму был равнодушен, а питаться при необходимости мог хоть жареными гвоздями, лишь бы их подавали в достаточном количестве. Да и зашел он сюда вовсе не затем, чтобы утолить голод и жажду: у него здесь была назначена встреча.

Он сидел за столиком с краю, ближе к дороге, и ждал, время от времени поглядывая через улицу на окна своей квартиры. Было начало одиннадцатого утра, и остальные три столика под синим полотняным навесом пустовали. Порывы теплого, пахнущего битумом и выхлопными газами ветра колыхали края тента; ветер безуспешно пытался опрокинуть стоящий перед Рублевым нетронутый пластиковый стакан с выдыхающимся пивом и все время норовил забраться внутрь лежащей на краю стола тощей зеленой папки. Отчаявшись выведать, какие тайны скрывает данное вместилище документов, он принимался играть с сигаретным пеплом, завивая его спиралями на дне стеклянной пепельницы, а потом, соскучившись, отправлялся гонять по мостовой мелкий мусор и окурки.

Борис Иванович курил, поровну деля внимание между окнами своей квартиры и проезжей частью. Наконец напротив кафе затормозил серебристый полноприводной «лексус» с тонированными стеклами. Из машины вышел и, оглядевшись, уверенно взял курс на синий тент русоволосый, дорого, но сдержанно одетый гражданин лет тридцати пяти. Он был почти двухметрового роста, имел прямые широкие плечи и узкие бедра. У него была фигура волейболиста или легкоатлета; людям с такими фигурами обычно отдают предпочтение при отборе новобранцев для прохождения срочной службы в воздушно-десантных войсках.

Человека звали Николаем Подольским. Он имел собственный бизнес – небольшой, но, судя по автомобилю, одежде и манере держаться, крепкий и даже процветающий. У него была жена и двое очаровательных детишек, мальчик и девочка, трехкомнатная квартира в неплохом районе и дача всего в сотне километров от Москвы. Еще у него был шкаф, на одной из полок которого бережно хранился выстиранный, выглаженный и аккуратно сложенный тельник в поблекшую голубую полоску. Татуировки с аббревиатурой «ДШБ», как у Сергея Казакова, у него не было: Подольский обладал врожденным умением воздерживаться от необратимых поступков, которые имеют неприятное свойство оборачиваться непоправимыми ошибками.

Борис Иванович поднялся ему навстречу, погасив в пепельнице окурок. Они пожали друг другу руки, обнялись и уселись за стол, обмениваясь традиционными в подобных случаях фразами – как здоровье, как дела, как семья… Когда Борис Иванович спросил, как продвигается бизнес, Подольский озадаченно поднял брови.

– Знаешь, Иваныч, – сказал он, – кончал бы ты темнить. Я, конечно, рад тебя видеть и благодарен за то, что ты меня сюда вытащил, – а то бы, наверное, еще сто лет не встретились. Но дипломат из тебя, прости, как из дерьма пуля. Бизнес! Бизнес в порядке, только тебе-то что до моего бизнеса? Ты в нем разбираешься хуже, чем свинья в апельсинах, и интересно это тебе примерно так же, как прогноз погоды на февраль одна тысяча семьсот тридцать второго года от Рождества Христова. Если деньги нужны, так прямо и скажи, дам без разговоров…

– Дать без разговоров, если помнишь, и я могу, – вскользь заметил Борис Иванович и снова, повернув голову, посмотрел на окна своей квартиры. – Такое забудешь! – Подольский рассмеялся, вертя головой от воспоминаний. – Рука у вас, товарищ майор, как у молотобойца, вспомнишь – вздрогнешь!

– Мало я ее к тебе прикладывал, раз ты командиру, пусть себе и бывшему, прямо в глаза хамишь, – проворчал Борис Иванович. – Ишь, благодетель выискался! Спонсор хренов, меценат доморощенный…

– Значит, деньги тебе не нужны, – невозмутимо констатировал Подольский. – Знаешь, я почему-то так и думал. Хотя, глядя на тошниловку, в которую ты меня пригласил, как раз и можно заподозрить, что с бабками у тебя полный завал. Но-но, без рук! Воинские звания наши в прошлом, в случае чего могу ведь и сдачи дать… Скажи лучше, чего мы тут сидим? Дом твой – вон он, через дорогу. Возьмем пузырь и айда к тебе!

– Ко мне нельзя, – возразил Рублев.

– Почему? Что у тебя там – баба?

Борис Иванович отрицательно покачал головой.

– Мужик, – лаконично сообщил он.

– Ива-а-аныч!!! – ахнул Николай, с веселым изумлением тараща глаза. – Ты ли это?! С каких это пор?..

– Не понял вопроса, – сказал Борис Иванович. Судя по тону, он все прекрасно понял, но не счел шутку уместной и достойной внимания. – Повторяю, у меня там мужик, и я не хочу, чтобы он тебя видел.

– А если в окно выглянет?

– Это вряд ли, – усомнился Борис Иванович, снова покосившись на свои окна.

Подольский задумчиво хмыкнул и достал сигареты.

– А ты его хорошо привязал? – спросил он, прикуривая от спрятанной в кулаке от ветра зажигалки.

– Нормально я его привязал, – буркнул Рублев, опять заставив собеседника удивленно и весело округлить глаза. – Но гад скользкий, так что ты прав: время попусту терять не стоит. У меня к тебе просьба, Коля.

– Весь внимание, – мгновенно становясь серьезным, сказал Подольский.

– Да ты не напрягайся, дело пустяковое. Хочу, чтобы ты немного подержал у себя вот эту папку.

Широкая загорелая ладонь легонько похлопала по зеленой пластиковой папке, и Николай заметил на костяшках пальцев затянутые коричневой корочкой ссадины. Ссадины были очень характерные, и Подольский с сочувствием подумал, что кому-то сильно не поздоровилось. – А что в ней? – спросил он. Вопрос был не праздный, от ответа на него могло зависеть очень многое.

– Исповедь одного засранца, – ответил Борис Иванович. – Да-да, того самого, – добавил он, увидев, как Николай красноречиво взглянул в сторону его дома. – Мне придется отъехать на несколько дней, так ты эту папочку сбереги. А если я, скажем, через две недели не выйду на связь, снеси ты ее, пожалуйста, куда следует.

– А куда следует?

– Честно говоря, даже и не знаю. Сам решишь. Почитаешь и решишь.

Подольский посмотрел на папку с явным сомнением, как будто подозревал, что она может укусить.

– А словами нельзя? – спросил он.

– А надо? – задал встречный вопрос Рублев.

– По-моему, да, – подумав, ответил Николай. – Сдается мне, Иваныч, ты опять во что-то встрял. И еще мне сдается, что помощь тебе не помешает.

– Даже и не думай, – сказал Борис Иванович. – У тебя семья, бизнес, от тебя куча людей зависит… Забудь. Папку возьми, а не хочешь, так прямо и скажи. Наверное, зря я тебя позвал. Не подумал, старый дурак, что хранить ее у себя тоже опасно…

– Не подумал, это факт, – согласился Подольский, ловко припечатывая ладонью папку, которую Борис Иванович пытался убрать со стола. Стоящий рядом с пепельницей стакан слегка подпрыгнул, выплеснув немного пива. – И сообразил, что к чему, когда стало уже поздно. А теперь попытайся представить, о скольких еще вещах ты не подумал, когда впутался в это дело. Подозреваю, таких вещей вполне достаточно для того, чтобы на свете стало меньше одним отставным майором. А мне бы этого очень не хотелось. Поэтому я и предлагаю помощь – для начала хотя бы консультативную, раз уж финансовая тебе не нужна. Давай думать вместе. Как-никак, одна голова хорошо, а две лучше.

– Умник, – помолчав, проворчал Борис Иванович. – Ненавижу, когда вы, умники, оказываетесь правы. Ладно, будь по-твоему. Тем более что прав у тебя на эту информацию, считай, столько же, сколько и у меня. Ты ведь его, наверное, тоже знал.

– Кого?

– Серегу Казакова. Помнишь, капитан… – Командир третьей роты, – вспомнил Николай. – Он меня однажды за штаны с забора снял, когда я в самоволку шел. Нормальный был мужик, дал по шее и отпустил.