Реликт - Дуглас Престон

В кабинете было всего два стула, и д’Агоста с усмешкой сел на второй. Наблюдать Пендергаста в действии доставляло ему удовольствие.

— Судя по всему, в музее скрывается психопат, мистер Коффи, — продолжал Пендергаст. — Поэтому лейтенант д’Агоста и я пришли к выводу, что торжественного открытия выставки завтра вечером допускать нельзя. Убийца действует в тёмное время суток. Нападений не совершал уже давно. Мы не можем принимать на себя ответственность за новые убийства по той причине, что музей не закрывается, так сказать, из финансовых соображений.

— Вы уже ни за что не отвечаете, — заявил Коффи. — Я распорядился, чтобы открытие состоялось в намеченное время. Придадим своих агентов в подкрепление полиции. Охрана получится надёжнее, чем в дерьмовом Пентагоне. И вот что ещё я скажу тебе, Пендергаст: как только компашка разойдётся, большие шишки разъедутся по домам, мы накроем этого ублюдка. Тебя считают человеком действия, но знаешь, не могу понять почему. Четыре дня пустил псу под хвост! Хватит зря терять время. Пендергаст улыбнулся.

— Да, я ожидал этого. Раз вы приняли такое решение, значит, так и будет. Однако предупреждаю, что отправлю рапорт директору ФБР, где изложу свою позицию.

— Делай что хочешь, — ответил Коффи, — но только во внеслужебное время. Кстати, мои люди оборудуют дальше по коридору для меня кабинет. Когда музей закроется, жду от тебя подробного отчёта.

— Рапорт о проделанной работе уже готов, — мягко сказал Пендергаст. — Нужно вам ещё что-нибудь, мистер Коффи?

— Да, — ответил тот. — Жду от тебя полного сотрудничества.

И вышел, оставив дверь открытой. Д’Агоста посмотрел ему вслед.

— Похоже, вы его дико разозлили. — Повернулся к Пендергасту. — Вы не уступите этому придурку, так ведь?

Пендергаст улыбнулся.

— Винсент, боюсь, это неизбежно. Я даже удивлён, что этого не случилось раньше. Ведь я уже не в первый раз встал Райту поперёк горла. С какой стати мне противиться? По крайней мере никто не сможет обвинить нас в недостатке стремления к сотрудничеству.

— Я думал, у вас есть связи, — сказал д’Агоста, стараясь не выдать голосом разочарования.

Пендергаст развёл руками.

— И довольно обширные. Но ведь я не на своей территории. Поскольку эти убийства схожи с теми, что я расследовал несколько лет назад в Новом Орлеане, у меня была веская причина находиться здесь — покуда не возникло разногласий с руководством музея, за которыми последовало обращение к местным властям. А я ведь знал, что доктор Райт и губернатор вместе учились… Если же губернатор официально требует вмешательства местного отделения ФБР, исход возможен только один.

— Ну а дело как же? — спросил д’Агоста. — Коффи воспользуется результатами вашей работы и все заслуги припишет себе.

— Вряд ли будет что приписывать, — заметил Пендергаст. — Предстоящее открытие выставки беспокоит меня. Очень. Коффи я знаю давно, можно не сомневаться, что он наделает глупостей. Но обратите внимание, Винсент, что Коффи меня не прогнал. Этого он сделать не вправе.

— Не верю, что вы рады избавлению от ответственности. — Д’Агоста гнул своё. — У меня, возможно, главное в жизни — забота о собственной шкуре, однако вас я считал другим.

— Винсент, вы меня удивляете, — заговорил Пендергаст. — Я вовсе не уклоняюсь от ответственности. Однако такое положение вещей даёт мне определённую степень свободы. Да, последнее слово остаётся за Коффи, но его способность руководить моими действиями ограничена. Поначалу я мог появиться здесь, только приняв на себя руководство расследованием. И был вынужден действовать с оглядкой. Теперь есть возможность следовать своей интуиции. — Он откинулся на спинку стула и устремил на д’Агосту взгляд светлых глаз. — Я по-прежнему буду рад вашей помощи. Возможно, потребуются полицейские, чтобы быстро выполнить несколько заданий.

Лицо д’Агосты несколько секунд было задумчивым.

— Об этом Коффи я мог сказать вам кое-что с самого начала.

— Что же?

— Дерьмо он от жёлтого котёнка.

— Ах, Винсент, — сказал Пендергаст, — у вас такой колоритный язык.

35

Пятница

В её кабинете, угрюмо отметил про себя Смитбек, ничего не изменилось: всё вплоть до последней мелочи находилось на прежних местах. Журналист плюхнулся в кресло с ощущением того, что это уже было.

Рикмен вернулась из приёмной с тонкой папкой. На лице её застыла несколько натянутая улыбка.

— Сегодня вечером открытие! — напомнила она. — Придёте?

— Да, конечно, — ответил Смитбек. Рикмен подала ему папку.

— Прочтите это, Билл, — чуть напряжённо сказала она.

НЬЮ-ЙОРКСКИЙ МУЗЕЙ ЕСТЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ

ВНУТРЕННИЙ МЕМОРАНДУМ

Уильяму Смитбеку-младшему от Лавинии Рикмен. Относительно неозаглавленной работы о выставке «Суеверия»

Вступает в силу немедленно, и впредь до дальнейшего уведомления ваша работа в музее будет определяться следующими условиями:

1. Все интервью для текущей работы должны проводиться в моём присутствии.

2. Записывать интервью на плёнку или на бумагу вам запрещается. В целях согласованности и экономии времени я принимаю на себя обязанность записывать все беседы и отдавать вам отредактированные тексты для включения в текущую работу.

3. Обсуждение музейных дел с сотрудниками или находящимися в музее лицами запрещается без моего письменного на то разрешения. В подтверждение того, что вы поняли эти условия и согласны с ними, распишитесь внизу.

Смитбек перечитал текст дважды, затем поднял взгляд.

— Ну? — спросила Рикмен, склонив набок голову. — Что скажете?

— Давайте кое-что уточним, — заговорил журналист. — Мне запрещается разговаривать с кем-нибудь, скажем, за обедом, без вашего разрешения?

— О музейных делах. Совершенно верно, — подтвердила Рикмен, поправляя на шее пёстрый шарф.

— Почему? Разве документ, который вы разослали вчера, не связывает меня по рукам и ногам?

— Билл, сами знаете почему. Вы зарекомендовали себя как ненадёжный человек.

— Чем же? — сдавленно спросил Смитбек.

— Насколько мне известно, вы носились по всему музею, разговаривали с людьми, не имеющими отношения к теме вашей работы, задавали вопросы, не касающиеся новой выставки. Если вы думаете, что можете собирать сведения о… э… о недавних событиях, то я должна напомнить вам о семнадцатом пункте вашего контракта, который запрещает использовать сведения, не санкционированные мною. Ничто, повторяю, ничто, имеющее отношение к этой трагической ситуации, санкционировано не будет.

Смитбек выпрямился.

— Трагическая ситуация! — взорвался он. — Почему не сказать прямо: убийства!

— Пожалуйста, не повышайте голос у меня в кабинете, — отрезала Рикмен.

— Вы наняли меня писать книгу, а не пресс-коммюнике на триста страниц. В музее за неделю до открытия самой большой выставки произошло несколько убийств. Хотите сказать, этого не должно быть в книге?

— Я и только я решаю, чему быть в книге, а чему нет. Понятно?

Смитбек покачал головой. Рикмен встала.

— Это становится утомительным. Немедленно подписывайте документ, или с вами будет покончено.

— Покончено? Меня застрелят или сожгут?

— Я не потерплю такого легкомыслия у себя в кабинете. Либо вы примете эти условия, либо я немедленно приму ваш отказ от работы.

— Отлично, — сказал Смитбек. — В таком случае я предложу рукопись коммерческому издателю. Вам эта книга нужна не меньше, чем мне. И мы оба знаем, что я могу получить солидный аванс за утаиваемые сведения об убийствах в музее. Поверьте, эти факты мне известны. Целиком и полностью.

Лицо Рикмен покрылось мёртвенной бледностью, однако она продолжала улыбаться.

— Это явится нарушением вашего контракта, — веско произнесла она. — Музей пользуется услугами уолл-стритской юридической фирмы «Дэниелс, Соллер и Макгейб». Вы наверняка о ней слышали. Если вы совершите такой поступок, вас немедленно привлекут к суду за нарушение контракта, как и литагента, и издателя, у которого хватит глупости заключить с вами договор. Мы приложим все силы, чтобы выиграть дело, и я не удивлюсь, если после суда вы никогда уже не сможете работать журналистом.

— Это грубое нарушение моих гражданских прав, предоставленных первой поправкой к Конституции[17], — хрипло выдавил Смитбек.

— Ничего подобного. Мы просто будем добиваться судебной защиты по факту нарушения контракта. С вашей стороны это отнюдь не явится героическим деянием, и о нём не напишет даже «Таймс». Билл, если вы всерьёз подумываете о таком поступке, я бы на вашем месте сперва проконсультировалась с хорошим адвокатом, показала ему контракт, заключённый с вами музеем. В нём комар носа не подточит. Или я готова немедленно принять ваш отказ.