Бритва Дарвина - Дэн Симмонс

– Понятия не имею, – ответил Трейс. – Спросите лучше у моего бухгалтера.

– Я полагаю, около четверти миллиона долларов, – сказала Сидни.

– Вы наверняка правы, – сказал Трейс, открывая дверь пошире. – Вы прекрасный следователь, мисс Олсон. Но если вы даже это выяснили, то наверняка знаете, что мы с миссис Трейс принимаем живейшее участие – и вносим пожертвования – в десяток разных благотворительных фондов. Этот… как, вы сказали, называется этот фонд?

– "Помощь беспомощным", – повторила Сидни.

– Этот фонд, "Помощь беспомощным", обслуживает испанскую общину, – сказал Трейс. – Вы, наверное, удивитесь, когда узнаете, что я лично сделал немало добрых дел для испанской общины в этом штате… особенно для бедных иммигрантов, которых здесь постоянно преследуют – в том числе их не так уж редко преследует и прокуратура штата.

– Я знаю, что вы и миссис Трейс поддерживаете очень широкую сеть благотворительных фондов, – сказала Сид. – Вы очень великодушный человек, советник Трейс. И вы проявили огромное великодушие, уделив нам часть своего драгоценного времени. – И Сидни протянула Трейсу руку.

Адвокат на миг застыл от удивления, потом пожал руку и ей, и Дарвину.

Когда Сидни и Дар спустились в подземный гараж, Дар сказал:

– Любопытно. Куда теперь?

– Еще в одно место, – ответила Сид.

Дарвин в последний раз был в окружном медицинском центре Лос-Анджелеса уже очень давно. Это была крупнейшая больница в округе, и она продолжала разрастаться. Когда Сидни нашла свободное место на шестом, верхнем уровне стоянки, рядом шумела стройка – возводили ещё по меньшей мере два новых больничных корпуса. В больнице пахло так, как пахнет во всех больницах, и освещение здесь было такое же тусклое, как в любой другой больнице. Бледные люминесцентные лампы светились, как разлагающиеся растения. Этот свет, казалось, высвечивал всю кровь под кожей. Как во всех больницах, в коридоре слышались слабые голоса больных, кашель, смех медсестер, резкие телефонные звонки, призывы докторов и шорох подошв войлочных тапочек по линолеуму. Дарвин ненавидел больницы.

Сид повела его через коридоры и холлы, словно на экскурсию. Ее полицейское удостоверение открыло доступ в отделение неотложной помощи, в центр интенсивной терапии, родильное отделение, в палаты пациентов и даже в предоперационную – комнату, где хирурги мылись перед операциями.

Дар быстро сообразил, что она хочет показать. Помимо докторов, медсестер, молодых практикантов, санитаров, девушек-сиделок, охранников, администраторов, пациентов и посетителей бросалось в глаза присутствие в больнице ещё мужчин и женщин в одинаковых белых куртках с цветными нашивками. Нашивки были такие: красный крест, золотая чаша со змеей на голубом фоне, круглая нашивка на плече с орлом и оливковой ветвью – очень похожие нашивки были на скафандрах астронавтов НАСА, участвовавших в программе "Аполлон", – и американский флаг. Но самая заметная нашивка располагалась на левой половине груди – синий квадрат с большой красной буквой П в центре. Внутри буквы П был изображен маленький золотой крестик. Дар подумал, что этим крестиком как будто кто-то обозначил точку в футбольных воротах, чтобы поточнее забить гол.

Они были в одном из залов ожидания возле отделения неотложной помощи, когда Дарвин обнаружил некоторую закономерность. Люди в куртках с нашивками развозили тележки, нагруженные журналами, пакетами с соком, мягкими игрушками. В одной из больничных часовен две женщины в таких же куртках с буквой П поддерживали, обнимали и успокаивали рыдающую женщину-мексиканку. Люди в куртках с буквой П были и в палатах интенсивной терапии – они шептали что-то, причем по-испански, некоторым из самых тяжелых больных. Здесь, в зале ожидания возле отделения неотложной помощи, молодая женщина в куртке с буквой П успокаивала целое семейство и разговаривала она с ними тоже по-испански.

Дар разобрал из её слов достаточно, чтобы понять, что это семья мексиканских иммигрантов и у них нет грин карты*. Их дочь – девочка лет восьми – сломала руку. Рука уже была в гипсовой повязке, но мать девочки билась в истерике отец причитал и заламывал руки, ребенок орал благим матом, а младший братишка девочки тоже готов был вот-вот разрыдаться. Из разговора Дарвин понял, что мексиканское семейство боится, что теперь их выдворят из страны из-за того, что им пришлось обратиться в больницу. Но девушка в куртке с буквой П на правильном и беглом испанском убеждала их, что ничего подобного не случится, что это противозаконно, что никто не будет никуда о них сообщать, что они могут идти домой и не бояться, а назавтра пусть позвонят по горячей линии в "Помощь беспомощным". Там им дадут дополнительные рекомендации и помогут остаться здоровыми и в пределах страны.

– "Помощь беспомощным"… – тихо сказал Дар, когда они вернулись на автостоянку.

– Да, – кивнула Сил. – За время нашей небольшой прогулки я насчитала тридцать шесть человек в их форменных куртках.

– И что?

– А то, что их тысячи… В округе Лос-Анджелес – тысячи добровольцев от фонда "Помощь беспомощным". Они работают в каждой больнице. Среди кинозвезд и любительниц автогонок считается даже престижным какое-то время отработать бесплатно в "Помощи беспомощным" – правда, для этого надо неплохо знать испанский. Они уже не ограничиваются только испаноговорящими иммигрантами – теперь "Помощь" занимается и вьетнамцами, и камбоджийцами, и китайцами, и бог знает кем еще.

– И что?

– А то, что начиналось это как небольшое католическое благотворительное общество, – сказала Сидни. – А теперь "Помощь беспомощным" превратилась в гигантское бесприбыльное предприятие. Церковь нашла какого-то мексиканского адвоката, чтобы тот привел в порядок дела фонда, и теперь фонд не имеет с католической церковью ничего общего. "Помощников" можно найти во всех больницах и медицинских центрах Сан-Диего, в Сакраменто, в госпиталях по всему прибрежному району. А в последний год они появились и в Фениксе, и в Флагстаффе, и в Лас-Вегасе, и в Портленде, и Сиэтле – и даже в Биллингсе, штат Монтана. Еще год – и этот фонд станет общенациональным. – И что?

– Они – часть всего. Дар. Они – часть огромного преступного синдиката, который крутит со страховками. Они вербуют иммигрантов буквально отовсюду – и показывают им как заработать денег на страховке от случаев типа "поскользнулся – упал", аварий без пострадавших, несчастных случаев на производстве.

– И что? – снова спросил Дарвин, когда они сели в нагревшуюся на солнце машину, включили кондиционер и покатили к выезду со стоянки. – Это старо, как мир. С тех пор как появились крупные страховые компании и судебные тяжбы по страховым случаям превратились в отдельный бизнес, для иммигрантов в Америке это всегда было самым быстрым способом разбогатеть. До мексиканцев и азиатов были ирландцы, и немцы, и все остальные. Ничего нового не произошло.

– Новое – масштабы. Размах, – сказала Сидни. – Дар, речь идет уже не о клиниках-однодневках и нескольких дюжинах исполнителей, которыми управляют один-два мошенника. Речь идет о преступной организации, сравнимой по размаху с колумбийскими торговцами наркотиками, учитывая их связи с Америкой.

Когда они выехали на дорогу, Сид кивнула в сторону медицинского центра.

– Доктора – настоящие доктора с дипломами и патентами – направляют пациентов к людям из "Помощи" – за помощью. А чертово мексиканское консульство с радостью выписывает направления туда же.

– Таким образом, это облегчает вербовку желающих получить страховку по транспортным происшествиям, – сказал Дар, выглядывая в окно на нагромождения высотных домов вдоль улицы, плотно прилепившихся друг к другу. – Да, это большой бизнес.

– Это бизнес с ежегодным доходом в несколько сотен миллиардов долларов, – сказала Сидни. – И я собираюсь выяснить, кто за этим стоит. Кто организовал этот чудовищный синдикат.

Дар посмотрел на Сидни и только сейчас понял, как он разозлен. Теперь все это показалось ему какой-то дурацкой шуткой – то, что он позволял ей изображать своего телохранителя, позволял выставлять себя в качестве приманки, как козла в "Парке Юрского периода", показывал ей свои замечательные реконструкции происшествий и таскался за ней повсюду как привязанный, разыгрывая из себя доктора Ватсона при Сидни – Шерлоке Холмсе.

– Ты думаешь, за этим стоит Даллас Трейс? – спросил Дарвин. – Едва ли не самый знаменитый адвокат Америки? Ведущий консультант Си-эн-эн? Этот выпендрежный техасский говнюк в шелковой ковбойской рубашке? Ты в самом деле думаешь, что такой известный тип может быть Доном Корлеоне Южной Калифорнии?

Сидни закусила губу.

– Я не знаю. Я не знаю, Дар. Он вроде бы никак не связан с этим делом… Но все оборванные концы почему-то, так или иначе, указывают в его сторону.

– Ты думаешь, Даллас Трейс приказал убить своего собственного сына?