Легальная дурь - Кирилл Казанцев

Парфенова Валежников никогда прежде не видел. Судя по характеристике, которую дал тому Кусков, полицейский был не самым приятным человеком. Но реальность выглядела даже более суровой, чем ожидал Валежников. Капитан показался ему человеком неприятным. Сбитая будто из твердого дерева фигура, здоровенные кулаки, непроницаемое лицо и злые глаза – капитан смахивал на матерого регбиста, вышедшего на решающий матч. К тому же он наотрез отказался от пива.

По-хозяйски усевшись за стол, он положил рядом с собой тощую кожаную папку и впился злым взглядом в лицо Валежникова так, будто собирался тут же устроить ему допрос с пристрастием. Журналист привык ко всяким взглядам, но тут почувствовал себя неуютно. Однако он сразу же попытался задать разговору менее официальный тон.

– Я и сам предпочитаю вести дела на трезвую голову, – заявил он. – Но у нас с вами что-то вроде первого свидания, и я подумал, что будет полезно снять напряжение.

– Мне этой ерундой заниматься некогда, – отрезал Парфенов. – И обнюхиваться нам с тобой ни к чему. Я твои опусы читал. В принципе, у тебя получается, когда хочешь. Что у тебя сейчас за крыша, я тоже примерно представляю. А меня беспокоит судьба одного хорошего человека, которого подставили и которого ждет реальный срок. Вот тут в папке вся история, письменные свидетельства и еще кое-какие документы. Например, есть копия заявления участников нападения на жену этого человека, где они называют имена людей, которые их наняли. Юридическая сила у этих бумажек минимальная, но если это умело подать в газете, потребовать прокурорского расследования, можно заварить кашу… Ну, в этих делах опыта у тебя побольше. Только нужно помнить, что за всем этим стоят мэр и его семейка. Рискнешь? Или лучше сразу разбежимся?

Валежников неторопливо отпил пиво, недрогнувшим взглядом посмотрел в злые глаза Парфенова.

– Это же я предложил встретиться, – сказал он. – Сам предложил и в кусты? Нет, я берусь за это дело. Тем более в нашей газете его рассматривают именно в таком ключе – что-то вроде артподготовки. Конкретно по ключевым фигурам лупить не будем, но фамилии помельче упомянем, намекнем, что известно больше, чем сказано, к прокурору вызовем, в общем, все, как полагается. Только меня смущает один аспект. Если я правильно понял, ваше положение сейчас хуже губернаторского. По сути дела, вы идете против собственного начальства. И прошу правильно меня понять – вас прикрыть нам вряд ли удастся. Если мы озвучим вашу фамилию, будет только хуже. Но и сохранять анонимность вам вряд ли удастся, согласны? Сами-то не раскаиваетесь?

Парфенов посмотрел на собеседника презрительно.

– Сам предложил и в кусты? – повторил он фразу Валежникова. – Это не ко мне. Более того, скоро я тебе предложу еще кое-что к этой папке. Присматривайся, прислушивайся, короче, держи нос по ветру!

Капитан встал и пошел. Но вдруг, резко остановившись, обернулся и сказал с угрожающими интонациями:

– Только смотри, не передумай, писатель! Двинешься пятками назад – я тебе их лично выверну. Градусов на сто восемьдесят. Потом не обижайся.

– Я не обидчивый, – ответил Валежников. – А вы не напрягайтесь. Все будет тип-топ.

– Ну, занимайся! – чуть помягче сказал Парфенов. – Но помни, если что – ноги вырву!

– Ага, удачи! – меланхолически отозвался журналист.

Оставшись в одиночестве, он отхлебнул пива, притянул к себе оставленную Парфеновым папку и стал просматривать документы.

19

Ступин стоял в городском парке на мостике над холодным прудом, который недавно очистился от ледяной корки, и тупо смотрел в темную воду. Летом сюда залетали дикие утки, над прудом сновали стрекозы, цвели кувшинки. Под зелеными кронами гуляли счастливые люди, возле аттракционов хохотали дети, одним словом, жизнь кипела. Сейчас, хотя лед уже растаял, парк и пруд представлялись Ступину огромным заброшенным кладбищем. Кладбищем для одного покойника. И этим покойником был он, чемпион Ступин. По крайней мере, чувствовал он себя примерно таким образом.

Даже странно было вспоминать это слово – чемпион. По сути дела сейчас он проиграл главный бой своей жизни. Он в нокауте, размазан по стенке, смешан с грязью. И зачем только он связался с этой сучкой, дочкой мэра, безответственной бабой, привыкшей, что все исполняют любые ее прихоти?! Нет, сначала-то это знакомство показалось ему неслыханной удачей. Войти в круг, можно сказать, самых влиятельных людей города – это не гусь чихнул. Это и престиж, и перспективы, и поддержка в трудную минуту. Да и сама Варламова женщина хоть куда – в смысле эротики и прочего. Даже ее баловство с наркотиками поначалу не показалось Ступину таким уж страшным делом. Ну, собирается веселая компания людей с деньгами, с положением – отчего не расслабиться? Он и не заметил, как влез в это болото с головой, как свел знакомство с торговцами наркотой, как сам стал кем-то вроде курьера, как попался на крючок парней из наркоконтроля. Впрочем, и тогда еще не все было из рук вон плохо. Получилось, что даже с наркоконтролем можно договориться, если выполнять некоторые условия. Эти ребята оказались не промах и очень неплохо пользовались своим служебным положением. Порой складывалось такое впечатление, что за решетку они отправляли всякую мелочь, а добычу покрупнее оставляли себе на развод. Ничего на них у Ступина, конечно, не было, но его самого тоже придерживали на коротком поводке и, слава богу, до конца не придавливали. Возможно, помогала его связь с дочерью мэра. Возможно, наркополицейские рассчитывали на какие-то дивиденды в будущем. Одним словом, было терпимо, и Ступин рассчитывал существовать так долгие годы, но случилось непредвиденное. Неизвестно откуда появился туповатый капитан Парфенов, вбивший себе в голову, что должен покончить с наркомафией. Но не это было самое плохое, хуже было, что Ступина бросила «крыша». Подполковник Рагулин по каким-то своим соображениям, неизвестным боксеру, решил отдать его на растерзание Парфенову. Был составлен официальный протокол об изъятии у Ступина большой партии наркотика. Наркотики, правда, оставили на месте, но протокол забрал себе Рагулин и, гнусно ухмыляясь, посоветовал боксеру во всем слушаться капитана Парфенова. О чем эти двое договорились между собой, Ступин не знал, но было похоже, что его продали капитану, как раньше помещики продавали друг другу крепостных. С этой минуты Ступин остался без поддержки, один как перст. Жаловаться истеричной, уже плотно подсевшей на наркоту Марии бесполезно. Они были любовниками, но близким человеком молодая женщина его не считала. И Ступину хорошо известно, что мэр с удовольствием свернул бы ему шею, и не делал этого только потому, что ждал момента поудобнее. Варламов считал его виновником всех закидонов своей дочери. Если с Марией что-то пойдет не так, мэр его просто раздавит. Люди из его собственной команды тоже ничем не могли помочь – не тот калибр, да и никто за него подставляться не будет. Одна Анжела доказала свою преданность, несмотря на скотское к себе отношение, но что толку? Умереть вместо него она не сможет.

А речь шла именно об этом. Капитан так и сказал ему, когда разворачивал перед ним свои чертовы планы:

– Ступин, выхода из западни у тебя нет. Славное прошлое давно закончилось, а сейчас ты по уши в дерьме. Вылезть из него ты сможешь только в том случае, если я не побрезгую протянуть тебе руку. Я не побрезгую, но Марию Варламову ты мне должен сдать с потрохами. И вашего благодетеля по кличке Тарантино – тоже.

Ступин объяснил, что Тарантино под крылом наркоконтроля, и сдавать его он не станет.

– Наркоконтроль мне тебя подарил, – заявил Парфенов. – Захочу – помилую, захочу – с кашей съем. Поможешь Тарантино взять, скажу на суде, что вел себя самоотверженно и с риском для жизни помогал поимке опасного преступника. Учтут твои прошлые чемпионские заслуги, отделаешься условным. А будешь вести себя по-дурацки, как дурак и погибнешь. На ниточке висишь – не забывай.

Тут Парфенов был на сто процентов прав. Ступин буквально чувствовал, как натягивается эта ненадежная ниточка и как страшно колышется непроглядная бездна под ним. Он бродил сам не свой, не в силах на что-либо решиться. Страшно хотелось напиться и все забыть, но он понимал, что тогда уже точно все погибнет. Будь он законченным наркоманом, наверное, все-таки предпочел бы забвение, но Ступин тяжелых наркотиков еще не пробовал, держался и соображения до конца не потерял.

Соображения не потерял, но и придумать ничего не мог. Вернее, не мог заставить себя придумать. В данном случае это означало перешагнуть черту, за которой уже надеяться было не на кого и не на что – только на благосклонность высших сил, в которые боксер не очень-то верил. Подтолкнула его к принятию решения, как ни странно, Мария Варламова.