Вирус - Сергей Гатаулин

Внезапно молочная дымка за спиной озарилась алыми вспышками и исчезла, уступив место фантастической огненной феерии, полыхающей теперь уже со всех сторон.

Впервые в жизни Дмитрий так наглядно ощутил, насколько ученье может быть светом, а неученье – тьмой, вернее мглой или туманом. Ассоциация неизвестной информации со знакомыми образами – так, кажется, говорил Тромб.

Дмитрий прикрыл глаза, но полыхающее безумие не исчезло: свет был внутри него. Тысячи, миллионы, миллиарды картинок и голосов сплелись в один огненный поток, хлынувший в его сознание. Цифры, слова, символы переплетались со схемами, формулами, таблицами, образуя сияющие жидкие кристаллы, растущие и взрывающиеся в голове. Еще мгновение, и он потеряет ощущение собственного «я», слившись с бушующим, огненным потоком, станет его частью, растворяясь в нем без остатка. Он знал ответы на все вопросы, рождающиеся в голове. То есть он либо узнавал все и сразу, либо не мог пока сформулировать по-настоящему сложный вопрос, на который не смог бы сразу найти ответа.

Огненная буря бушевала, не затихая ни на минуту. Дмитрий чувствовал приближающееся перенасыщение, и в тот момент, когда греющий душу свет готов был превратиться в сжигающий разум жар, ему стало хорошо. Спокойствие пришло неожиданно – в беспамятстве…

– Очнись, братишка! – прошелестело над головой.

С трудом открывая глаза и ощущая бесконечную усталость, как будто жизненные силы окончательно покинули его, Дмитрий с трудом поднялся на ноги.

– Однако, борода без принципов: стоило отвернуться – чуть мозги не вышиб, – ощупывая голову растопыренной пятерней, Анатолий сморщился, когда пальцы наткнулись на громадную шишку над правым ухом. – А ты, брат, оказывается, боец! Надо же так: не глядя – ногой в челюсть! – то ли с испугом, то ли с удивлением, добавил он.

– Кому в челюсть? – удивленно просипел Дмитрий, поднося руку к горлу.

Стягивающая глотку горечь мешала говорить. Он прокашлялся, посматривая по сторонам, но никого не заметил и, борясь с тошнотой, прикрыл глаза. Сил не хватало даже для того, чтобы держать глаза открытыми.

– Димыч, ты в порядке? – испуганно озираясь, спросил Анатолий и тут же, не дожидаясь ответа, торопливо продолжил. – Я пока опекал одного, проворонил второго – который по лестнице поднимался. Ну, он мне исподтишка в затылок и засветил.

– Ничего не помню, – устало прошептал Дмитрий.

Пытаясь схватиться руками за перила, он покачнулся.

Накатившая слабость обездвижила тело, ватные ноги предательски подогнулись – и если бы не Анатолий, подхвативший провалившийся в пустоту локоть, лежать бы ему на ступеньках.

– Постарайся не отключаться, не дотащу, – пробормотал Анатолий, опускаясь по лестнице.

Как только выбрались из подъезда, Дмитрий почувствовал себя лучше. Вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, он ощутил, как голова проясняется, а боль прекращает тарабанить в висках, выбивая барабанную дробь.

– Теперь я сам! – он решительно оттолкнул Анатолия и, оборачиваясь, уткнулся взглядом в распростертое на тротуаре тело. – Кто его так? – спросил он с дрожью в голосе, не отрывая взгляда от неподвижного двухметрового верзилы.

Мужик лежал с неестественно вывернутой шеей. Страх мгновенно сковал душу, мысли рванулись с поводка, будто стая борзых, спотыкаясь и сталкиваясь, понеслись наперегонки друг с другом.

– Я же тебе говорю, – Анатолий кивнул на труп и вновь, как в подъезде, опасливо оглянулся по сторонам, – этого ты одним ударом вынес через лестничный пролет, прямо в окно.

Анатолий пожал плечами, словно хотел показать, что и сам не верит, будто такого здоровяка можно поднять в воздух Димкиным ударом. Вытянув голову, он указал глазами на зияющий пустотой оконный проем.

– Видишь, рама без стекла? Оттуда он, милый, и спланировал.

Милый, спланировал – слова битым стеклом врезались в испуганный мозг.

– Кончай кривляться! – зло зашипел Дмитрий, с трудом сдерживая рвотные позывы.

Ему хотелось разрыдаться или заорать во все горло.

Улыбающийся Анатолий, заметив растерянный и вместе с тем испуганный взгляд Потемкина, посерьезнел и быстро зашептал:

– Прости, друг. Это я для разрядки, чтобы тебя отвлечь: знаю, как тяжко кровь на себя брать. Давай живенько к машине! Пока еще кого-нибудь бог не послал.

Телохранитель вновь попытался подхватить Дмитрия под локоть, но тот вдруг побледнел, вскинулся, шумно втягивая воздух, замер и, сломавшись пополам, изверг содержимое желудка себе под ноги.

Так плохо ему не было никогда. Желудок продолжало выворачивать, а он, рассматривая снежинки, падающие перед носом на грязный асфальт, проклинал тот миг, когда согласился на операцию. Когда спазмы прекратились, он, обессиленный, прошел к «мерседесу» и, сжимая посиневшие губы, рухнул в распахнутую дверь. В глазах стояли слезы, а во рту ощущался противный привкус желудочного сока.

– А где же второй божий человек?

– Божий человек? Ты думаешь, что эти ребята имеют отношение к церкви? – изумился Анатолий. – А как же «не убий»?

Машина выехала на проезжую часть, и он вынужден был замолчать, сосредотачиваясь на управлении.

– А он и не убивал! Это я его! – выкрикнул Дмитрий, сжался и через минуту продолжил. – Они, наверняка, просто пришли поговорить.

– Поговорить?! – Анатолий удивленно вскинул брови, пощупал пальцами затылок. – Хороший разговорчик получился!

– Тот, кто интересовался Славкой – Дробышев Никита Сергеевич. Возглавляет службу безопасности местного храма, он же исполнитель «особых поручений». Он, конечно, не монах, но, – Дмитрий испуганно замолчал, осознавая, что говорит то, чего знать по определению не мог.

Афишировать свою необъяснимую осведомленность дальше он не решился. Да и не смог бы, не открывая присутствия Тромба в своей голове. И так сболтнул лишнего. Вспомнилось бородатое лицо, уткнувшееся в красный от крови снег. Сердце встрепенулось. Воздух загустел, комком застревая в груди. Перед глазами предстало распростертое на асфальте, переломанное тело. Дмитрий сглотнул горькую слюну, с трудом останавливая поднимающуюся от желудка тошнотворную волну.

– Удрал твой божий человек, – буркнул Анатолий и обиженно замолчал.

Покусывая верхнюю губу, он сосредоточенно следил за дорогой. Железный зверь послушно лавировал в бесконечной веренице едва не касающихся друг друга четырехколесных собратьев.

Телохранитель уступил место профессиональному водителю. Он периодически взрывался, выплевывая ругательства в адрес проносившихся мимо автомобилей, но в сторону Потемкина ни разу не повернулся.

Дмитрий физически ощущал повисшее в салоне напряжение. Чувствуя раздражение спутника, он винил себя в излишней болтливости, но ничего поделать не мог – «слово не воробей».