Третий Георг - Виктория Холт

Боже мой, воскликнула про себя Шарлотта, как они могут говорить о следующем ребенке, когда этот еще не появился на свет.

– Я составлю для тебя распорядок дня, моя дорогая. Тебе захочется совершать небольшой моцион, и когда король будет в Ричмонде, вы сделаете это вместе. Не сомневаюсь, что король постарается быть с тобой всякий раз, когда ему удастся выкроить время от государственных дел. Ты будешь читать, заниматься английским и шитьем. И мне кажется, что твоим фрейлинам не следует слишком надоедать тебе пока ты беременна. Я дам им указание, чтобы они тратили на беседу с тобой не более получаса в неделю.

– Но…

Вдовствующая принцесса шутливо погрозила пальцем, что совсем не сочеталось с ее холодным и расчетливым взглядом.

– Это ради твоего же блага, – сказала она. – Мы не можем позволить, чтобы сейчас случилось что-то непредвиденное, не так ли?

Вскоре Шарлотта покинула Букингемский дворец и направилась в Ричмонд, где медленно и монотонно тянулись неделя за неделей.

Георг присоединился к Шарлотте в Ричмонде и здесь начал вести жизнь сельского джентльмена. Ричмонд находился достаточно близко от Сент-Джеймса, что позволяло ему приезжать на приемы при дворе и важные государственные мероприятия. Георгу нравилось думать о том, что он станет отцом, и радовала уютная домашняя жизнь. В Ричмонде у него появилось время на то, чтобы проявить себя преданным супругом.

Его привлекала сельская жизнь, он с удовольствием встречался и разговаривал без всяких церемоний с местными жителями, расспрашивал их о работе и о житейских делах. Особенно его интересовали занятия фермеров, он обстоятельно беседовал с ними, обсуждая проблемы сельского хозяйства.

Он стал очень популярен в Ричмонде, и его радовало, когда местные мужчины в знак приветствия просто прикладывали руку ко лбу, а женщины приседали в реверансе, говоря ему: «Доброе утро, сир», вместо принятых приветствий при дворе.

А еще были дни, которые он проводил с Шарлоттой. Они оба любили музыку, и Георг одобрительно слушал, как его жена пела или играла на клавесине. Он был счастлив сидеть рядом с Шарлоттой и разговаривать с ней по-немецки; она шила или вышивала, а так как он не любил сидеть сложа руки, то научился ремеслу изготовления пуговиц и занимался им с огромным увлечением и терпением.

Но несмотря на столь скромный образ жизни, Георг не забывал о государственных делах. Каждое утро он поднимался в пять утра, сам разжигал в своей спальне в камине огонь из дров, заготовленных слугами накануне вечером. Затем он снова ложился в постель, ожидая, пока согреется комната. Умывшись и одевшись, он принимался изучать государственные бумаги, пока не наступало время завтракать вместе с Шарлоттой.

Каждое утро он с удовольствием оглядывал ее. Она казалась в добром здравии, а незатейливая жизнь и воздух Ричмонда, несомненно, шли ей на пользу. У нее был большой живот, и некоторые знатоки говорили, что судя по тому, как она носит ребенка, это будет мальчик.

В восемь утра они завтракали.

– Мне только чашечку чая, моя дорогая Шарлотта, – говорил он свою обычную фразу.

На что она отвечала:

– Георг, этого же недостаточно!

Он упрямо сопротивлялся ее попыткам заставить его поесть чего-нибудь еще. Георг не собирался потакать своей наследственной любви к обильной пище и рискуя тем самым растолстеть. Такая воздержанность дисциплинировала его жизнь. С Ханной Лайтфут и Сарой Леннокс он не сдерживал своих пристрастий, зато теперь принимал свою чашку чая так, словно это было именно то, чего он желал; так же воспринимал он и эту некрасивую женщину, сидящую напротив него.

Несмотря на конфликты в правительстве, это были счастливые дни. И Шарлотта не забивала себе голову слухами о неурядицах в правительстве. Все ее мысли были сосредоточены на ребенке.

В один из своих визитов в Сент-Джеймс Георг услышал новость. Мистер Фокс, сообщивший ее с лукавым видом, явно получал удовольствие от замешательства, в которое, как он должен был знать, это сообщение приведет Георга.

– Ваше Величество, моя золовка Сара Леннокс несколько дней тому назад вышла замуж.

Георг почувствовал, что краснеет.

– О… Неужели?!

– Да, сир. Памятуя о том, что Ваше Величество настолько любезны, что проявили интерес к ней, я подумал, что вы пожелаете узнать об этом.

– Хм… о, да!

– Они тихо обвенчались в часовне Холланд-хауса. Возможно, это и не блестящая партия, но…

– Кто жених? – быстро спросил Георг.

– Банбери, сир, Томас Чарлз Банбери. Ему повезло. Он, конечно, не богат, но унаследует титул барона. Она сделала свой выбор, и Ваше Величество согласится со мной, что не в богатстве счастье.

– Хм, – хмыкнул Георг и отвернувшись, заговорил с кем-то другим. Но он не слышал, что ему говорили, думал о Саре, которая теперь вышла замуж на кого-то другого, а ведь могла бы быть его женой.

Король возвратился в Ричмонд. Как же некрасива Шарлотта, а сейчас и того хуже со своим огромным животом. Весь ее облик был просто гротескным. Он вспомнил Сару, как она учила его этому танцу с глупым названием «Бетти Блю», кажется так? Сару смеющуюся и дразнящую, переворачивающую все вверх дном в парке Холланд-хауса. Он бросил Сару ради Шарлотты, а теперь у Сары другой возлюбленный – какой-то Банбери.

Что за глупое имя, сердито подумал Георг. Кто такой этот Банбери? Жалкий баронет… хотя даже еще и не баронет, пока не умрет его отец… и никакого состояния. Но Сару никогда не интересовали ни титулы, ни богатство. Если бы она стремилась к этому, то разве отказала бы королю? А эта девушка отказала ему однажды… хотя позднее и проявила к нему благосклонность. А затем его убедили вместо нее взять в жены Шарлотту. Он мог бы любить Сару… а он теперь вынужден довольствоваться Шарлоттой.

В Ричмонде его уже больше не посетило чувство удовлетворенности. Невыносимо было смотреть на Шарлотту, когда его душа и тело взывали к Саре, и куда бы он не глядел, ему всюду представлялась она… с этим Банбери.

Казалось, даже стены давили на него. Он не мог находиться в помещении и пошел прогуляться пешком. Начался проливной дождь, но он продолжал идти. Дождь несколько отвлек его от душевных страданий, но зато промочил насквозь, в сапогах хлюпала вода, но он не обращал на это внимания.

В таком дискомфорте он находил спасительное облегчение. Георг промерз и дрожал, когда вернулся домой. Его лихорадило и он отчаянно чихал.

Король страдал от инфлуэнцы в острой форме; он бредил, и, к ужасу лечивших его врачей, грудь его покрылась сыпью, которую они не смогли идентифицировать как симптом какой-нибудь известной им болезни.