Ледяное озеро - Элизабет Эдмондсон

— Полкроны. С ними далеко не уедешь.

Полкроны! Да уж! Аликс шагнула в свою комнату, но остановилась в дверях. Нет, у нее есть идея получше.

— Пойдем со мной! — сказала она, поворачивая обратно и спускаясь вниз по лестнице.

Дедушка слушал, как Аликс твердо и решительно объясняла, что Утрате необходимы деньги для рождественских покупок.

— Я, конечно, могу ей дать, но мне кажется, эти деньги должны исходить от вас.

Он посмотрел на нее, захваченный врасплох.

— Конечно, Утрата должна получить деньги на покупки. Хотя бабушка, несомненно, дала тебе какую-то сумму, Утрата?

— На два шиллинга и шесть пенсов не разгуляешься, — ответила за нее Аликс. — Во всяком случае, когда требуется купить подарки для двенадцати человек. Да еще упаковочная бумага и поздравительные открытки. В прошлом году Эдвин добавил ей десять шиллингов.

— Совсем другое дело, — мечтательно промолвила Утрата. — У меня даже осталось немного денег, чтобы купить ноты.

Сэр Генри потер седые усы. Аликс видела, как он внутренне разрывается между нежеланием участвовать во всем этом и лучшей стороной своей натуры. Наконец он отпер верхний ящик письменного стола и вытащил тугой свиток бланков банковских долговых обязательств. Отделив верхний, расправил этот белый листок на столе и, отвинтив колпачок с авторучки, заполнил банковский билет.

Утрата с интересом следила за его действиями.

— Я всегда думала, как их выписывают. Не надо давать мне так много, дедушка. Ни один магазин в Лоуфелле не сможет разменять банкнот в пять фунтов.

— Совершенно верно. Ты отнесешь это в банк, и они тебе его обменяют на бумажные купюры и монеты в том виде, в каком пожелаешь. Не трать все на подарки, сбереги немного, чтобы купить себе еще ноты.

Утрата была в восторге.

— Спасибо, дедушка! — Она обежала вокруг стола и запечатлела поцелуй у него на щеке. — Если не возражаешь, я не стану сообщать бабушке, потому что она их у меня отберет.

Сэр Генри выглядел встревоженным.

— Нет-нет, это между нами троими. Купи все подарки, какие пожелаешь. — Вдруг новая мысль пришла ему в голову, он открыл ящик и вытащил банковский чек. — Аликс, я хочу, чтобы ты взяла это и купила что-нибудь красивое для Утраты, надеть на бал с ее новым платьем. Ты знаешь, что необходимо.

— Представляешь, целых пять фунтов! — взволнованно воскликнула Утрата, когда Аликс закрыла за ними дверь кабинета. — У меня никогда не было столько денег. Я смогу купить ободок на голову для Полли, да и все остальное тоже.

— Я дам тебе еще десять шиллингов — нет, не спорь! — и Эдвин сделает то же самое. Ты можешь отложить на следующий семестр, если не захочешь тратить сейчас.

Интересно, кто такая Полли? Подруга? Одна из служанок? Почему Утрата собирается купить ей украшение на голову? Она спросила об этом сестру, и Утрата громко расхохоталась.

— Глупая, Полли — лошадь!

— Твоя лошадь?

— Нет, не моя, она принадлежит дедушке, но я единственная, кто на ней ездит: тетя Труди слишком тяжела для нее. Идем, посмотришь на нее, ну пожалуйста! Эккерсли не поедет в Лоуфелл до половины двенадцатого, у нас уйма времени.

Аликс, которая не увлекалась лошадьми, не очень хотела тащиться в конюшню, но видела, что Утрата предлагает ей это как лакомство, в качестве благодарности.

— Ты можешь надеть какую-нибудь старую куртку и резиновые сапоги, что висят на крючках в конце коридора, у задней двери, — сказала Утрата. — Не обязательно специально одеваться, главное, не замерзнуть.

Аликс запахнулась в куртку, они вышли на морозный воздух и через выстланный соломой двор конюшни двинулись к стойлу, где стояла Полли. Кобыла издалека услышала их и высунула изящную голову поверх двери стойла, прядая маленькими, аккуратными ушами. Даже Аликс, слабо разбиравшаяся в лошадях, признала, что Полли лошадь особенная. Красивое создание посмотрело на нее умными, блестящими глазами и, негромко заржав, ткнулось носом в Утрату, рывшуюся в карманах бриджей в поисках сахара.

— Она ведь арабской породы? — спросила Аликс, поглаживая шелковистую шею.

— Да, и летает как ветер.

— Откуда она? Где дедушка ее купил?

— Она принадлежала Делии Гриндли, ну, ты знаешь, матери Урсулы, которую нельзя упоминать.

— Да, я знаю, кто такая Делия. Но почему Полли оказалась здесь?

Утрата понизила голос:

— Отец Урсулы был просто вне себя, когда ее мать сбежала с тем человеком. Он сделал ужаснейшую вещь. Велел убить ее собаку.

Аликс смотрела на нее, потрясенная:

— Того красивого спаниеля, которого она так любила?

Утрата кивнула.

— И он собирался также пристрелить лошадь, понимая, что это особенно сильно ранит Делию, ведь она обожала Полли. Но когда она узнала о собаке, то сообразила, что грозит Полли, и послала своего поверенного предупредить Питера не делать этого, поскольку лошадь принадлежала ей. Урсула говорит, он был ужасно прижимист, но у ее матери было много и своих денег, которые он не мог у нее отнять, и это злило его еще больше. Урсула сознавала, что отец все равно пристрелит Полли, что бы там ни говорил адвокат, и умоляла кого-нибудь из грумов тайно ее похитить. Но ни один не соглашался — ведь когда это откроется, их уволят. Но шофер из «Гриндли-Холла» — ты помнишь Уилбура? — пообещал это сделать. По словам Урсулы, он сказал ей, что это чудовищный стыд — то отношение, какое терпела в доме ее мать, и он не одобряет людей, срывающих злость на бессловесных животных. Он украл Полли из стойла, привез сюда и сообщил миссис Гриндли. Когда Питер Гриндли узнал об этом, он чуть ли не обезумел и угрожал Уилбуру всеми карами. Но тому было наплевать, он заявил, что все равно собирался в армию и ему не понадобятся рекомендации от мистера Гриндли. Он уехал на следующий день.

— Господи Боже мой! — вздохнула Аликс. — Я и понятия не имела, что здесь такое творится. Эдвин не говорил мне ни слова.

— О, Эдвин сказал, ты слишком занята в Лондоне, чтобы интересоваться нашими местными скандалами.

— И дедушка бросил вызов мистеру Гриндли? А бабушка?

— Они оба повели себя необычно. Ты знаешь, какой дедушка осторожный и практичный, себе на уме. Когда Делия позвонила с просьбой подержать Полли и не позволять Питеру Гриндли к ней приближаться, он немедленно ответил, что купит у нее Полли, и отослал чек. Видишь ли, кобыла принадлежала ей и она имела право ее продать, если захочет, ну а Гриндли вряд ли стал бы штурмовать конюшню, намереваясь отобрать лошадь у дедушки. Правда, он изрядно бушевал и разорялся, кричал, что вчинит дедушке иск. Тогда бабушка сказала ему, что он ведет себя неприлично и ее терпению настал конец. Это его чудодейственно успокоило, — с огромным удовлетворением заключила Утрата.

Глава двадцать шестая

Майклу опять снился тот же сон. Отчетливо живой и пугающий — точь-в-точь как прежде, и снова закончился на том месте, когда он начал двигаться навстречу жутким, непонятным, полным страдания звукам.

Когда он очнулся, в комнате уже не оказалось, как в прошлый раз, миссис Диксон, которая дала бы ему ощущение обыденности и атмосферу уюта — вместе с чашкой чаю и заботливо раздуваемым огнем в очаге. Майкл проснулся один, в темноте, в холодной комнате и с тяжелым чувством.

В дверь кто-то стучал. Майкл напрягся, пытаясь сообразить, не продолжает ли сон. С ним так случалось и раньше: вроде бы пробудился и лежишь в своей постели, но на самом деле просто перешел из одного сна в другой. Постепенно замечаешь тонкую, едва уловимую странность в своем привычном окружении и потом, после окончательного пробуждения, осознаешь, что до этого все еще продолжал грезить.

Он сел в кровати и нащупал выключатель на маленькой лампе возле кровати — благодарный за то, что в отеле, как хвастливо поведал ему мистер Диксон, год назад провели электричество во все номера.

— Прежде у нас были свечи и керосиновые лампы, и хотя есть люди, которые находят их живописными, это неудобный, опасный и негигиеничный способ освещения по сравнению с электричеством.

Теперь Майкл чувствовал, что проснулся, и слышит стук в дверь.

— Войдите.

В дверь просунулось заспанное лицо Фредди.

— С тобой все в порядке, дружище? Не хотелось быть навязчивым, но ты чертовски шумел — кричал во сне. Чувствовалось, что тебе очень плохо и лучше тебя разбудить. Опять твой кошмар?

— Спасибо, Фредди. — Майкл выбрался из смятых простыней. — Да, опять проклятый сон. Входи же и закрой дверь, тут прохладно.

Фредди, в теплом шерстяном халате, вошел и закрыл за собой дверь. Потом запустил руку в карман и вытащил кожаную фляжку.

— Я принес вот это. Аварийный запас. Хочешь глотнуть?

— Здесь лишь кружка для полоскания зубов.

— Сойдет. А я выпью из колпачка. Нет, оставайся где есть, а я посмотрю, нельзя ли оживить эти остывшие угли. — Он вручил Майклу кружку с добрым глотком бренди и занялся камином: поворошил и подсыпал угольку, энергично возвращая умирающий огонь к жизни.