Мещане - Алексей Писемский

- Был в этой Европе, - отвечал ей насмешливо Бегушев.

Он, как мы знаем, далеко не был большим поклонником Европы, но перед Татьяной Васильевной, назло ей, хвалил безусловно все существующее там.

- Удивляюсь вам! - сказала она.

- Отчего ж вы мужу вашему не удивляетесь? - заметил Бегушев. - Он тоже был за границей, и еще дольше меня!

Генерал сделал Бегушеву легонький знак рукою и глазами, но тот как будто бы этого не видел.

- Я на мужа давно махнула рукой! - произнесла Татьяна Васильевна.

Она, в самом деле, давно считала генерала за дурака набитого и безвозвратно падшего нравственно.

- Но неужели же Москва, куда мы теперь едем, лучше больших европейских городов? - поддразнивал ее Бегушев.

- Москва!.. Наша Москва? - воскликнула Татьяна Васильевна. - Это город святыни нашей!.. Город народа!..

- Но таких святых и народных городов, по-своему, конечно, и в Европе много!

- И вы полагаете, что мы и европейцы - одно и то же?

- Полагаю!.. С тою только разницей, что те племена постарше нас, поумней и больше нашего сделали!

- Те?.. - произнесла Татьяна Васильевна и далее говорить не могла: у ней прервался голос.

- Те!.. - повторил Бегушев, и хоть в это время генерал уж толкал его ногой, умоляя не сердить больше Татьяны Васильевны, он, однако, продолжал: Насчет этого существуют довольно меткие афоризмы.

- Какие? - спросила Татьяна Васильевна.

- Такие, что... Где немец, там интрига...

Татьяна Васильевна в знак согласия мотнула головой.

- Где француз, там фраза!

Татьяна Васильевна и на это одобрительно кивнула головой.

- Где поляк, там лесть!

Татьяна Васильевна и это выслушала благосклонно.

- Где англичанин, там лукавство и корысть!

- Так!.. Так!.. - произнесла она с восторгом. - И послушайте, вот что мне рассказывал один священник, - продолжала она с одушевлением. - Раз его призвали к умирающему человеку - очень хорошему, честному, самобытному, но, к несчастью, неверующему!.. - Тут Татьяна Васильевна сделала на груди небольшое крестное знамение. - Священник стал увещевать его и говорить ему: "Причаститесь, иначе вы лишитесь царствия небесного!" - "Царствия небесного нет!" - закричал несчастный. - Татьяна Васильевна снова слегка перекрестилась. - "А если бы оно было, так англичане давно бы туда пробрались и заняли бы все места!" - Не правда ли, что как ни безумны эти слова, но они ярко и верно характеризуют англичан?

- Да, конечно! - отвечал вежливо Бегушев. - Но вы позволите, однако, мне продолжать мои афоризмы?

- Даже прошу вас о том! - разрешила ему Татьяна Васильевна.

- Где итальянец, там le soleil и far niente!*.

______________

* солнце и ничегонеделание! (франц. и итал.).

- Так!.. - согласилась и с этим Татьяна Васильевна.

- Где русский...

- Слушаю!.. Слушаю!.. - произнесла Татьяна Васильевна, навастривая уши.

- Где русский, там либо "терпи", либо "авось"!

Татьяна Васильевна задумалась над ответом Бегушева; главным образом она недоумевала, что это такое: порицание или сожаление?

- Что вы хотели сказать последним афоризмом? - спросила она.

- Право, не знаю, не я автор этих изречений, - отвечал Бегушев.

- Ну, это неправда, - вы автор; во всяком случае я все-таки вижу, что Россия, по-вашему, лучше Европы!

- Нет, хуже! - возразил Бегушев.

- Чем?

- Хоть бы тем, что тот же спиритизм, - это великое открытие последнего времени... (Бегушев прежде еще слышал, что Татьяна Васильевна сильно ударилась на эту сторону), - разве Россия, а не Европа выдумала его?

- Но и не Европа, а Америка! - воскликнула Татьяна Васильевна; к Америке она была еще несколько благосклонна и даже называла американцев, по примеру своих единомышленников: "Наши заатлантические друзья!"

- Но Америка - та же Европа. Это все переселенцы европейские! - заметил Бегушев.

- Да, но какие переселенцы! - произнесла Татьяна Васильевна, прищуривая свои золотушные глаза. - Это все сектанты, не хотевшие, чтобы церковь была подчинена государству, не признававшие ни папы, ни Лютера!

- Я скорее полагаю, что это просто были люди беспорядка антигосударственники.

- А вы думаете, что я за государство? Что я государственница? спросила Татьяна Васильевна каким-то уж торжественным тоном. - Впрочем, об этом не время и не место говорить!

- Кажется! - произнес, грустно усмехаясь, генерал.

- Но зато, вот видите, муж ваш - чистейший государственник! - указал на генерала Бегушев.

- Он, я думаю, ни то, ни другое! - отозвалась с презрительной гримасой Татьяна Васильевна.

- Нет, я - государственник! - возразил генерал, начинавший не на шутку сердиться на Бегушева, что тот болтал всю эту чепуху с его супругой, которую Трахов, в свою очередь, тоже считал дурой, но только ученой и начитанной. В настоящий момент, когда разговор коснулся государства, генерал более всего боялся, чтобы речь как-нибудь не зашла о Петре Великом, - пункт, на котором Татьяна Васильевна была почти помешана и обыкновенно во всеуслышание объявляла, что она с детских лет все, что писалось о Петре Великом, обыкновенно закалывала булавкою и не читала! "Поэтому вы не знаете деяний Петра?" - осмеливались ей замечать некоторые. - "Знаю!" - восклицала Татьяна Васильевна и затем начинала говорить часа два-три... На этот раз она, слава богу, о Петре не вспомнила, может быть потому, что в голове ее вдруг мелькнула мысль, что нельзя ли Бегушева обратить к спиритизму, так как он перед тем только сказал, что это учение есть великое открытие нашего времени!

- А что, скажите, как поживает спиритизм в Париже? - спросила она сначала издалека и как бы в шутку.

- Не знаю, я что-то там с ним не встречался! - отвечал Бегушев. - Не правда ли, кузен, мы не встречались в Париже с спиритизмом! - обратился он к генералу.

Тот обмер.

- Нет, я там бывал на нескольких сеансах спиритов, - пробормотал он.

- Он бывал на сеансах... - повторила за мужем Татьяна Васильевна. Расскажи, что ты там видел?

Генерал поставлен был в отчаянное положение: он, как справедливо говорил Бегушев, нигде не встречался с спиритизмом; но, возвратясь в Россию и желая угодить жене, рассказал ей все, что пробегал в газетах о спиритических опытах, и, разумеется, только то, что говорилось в пользу их.

- Что ты видел, рассказывай! - повторила Татьяна Васильевна.

- Видел я женскую руку и плечи, - начал он.

- Женских рук и плеч мы с вами, кузен, много видели; но, сколько помнится, все это были живые и на земле существующие! - заметил Бегушев.

Генерал чуть не провалился на месте.

- Бегушев, не забывайтесь, - вы знаете, что я терпеть не могу этого! сказала строго Татьяна Васильевна.

- Чего этого? - спросил Бегушев.

- Ну, будет! Пожалуйста, не развивайте далее. Говори, что ты еще видел! - повторила она снова мужу.

- Еще видел я... видел летающие гитары! - бухнул тот на авось.

- Нет, постойте, этого вы не могли, кузен, видеть: это было в Лондоне! - остановил его Бегушев.

- Точно то же было и в Париже! - вздумал было возразить генерал.

- Не говори неправду: это было только в Лондоне! - объявила ему супруга.

- Я, наконец, перезабыл, где и что видел, - этому столько времени прошло! - произнес генерал с досадой.

- И подобные вещи можно забывать!.. Забывать могут!.. - воскликнула Татьяна Васильевна. - Стыдись!.. Это простительно такому неверующему ни во что, как Бегушев, а не тебе!

Генерал постоянно притворялся перед женой и выдавал себя за искреннего последователя спиритизма.

- Почему же вы меня считаете совершенно неверующим? - спросил Бегушев по наружности смиренным и покорным голосом.

- Потому что спиритизм отыскивает сердца простые, а не такие, как ваше!

- Мое сердце точно такое же, как у Тюменева! - возразил Бегушев.

- Теперь - да! - оно такое же, но прежде сердца ваши были разные! произнесла знаменательно Татьяна Васильевна. - Ефим Федорович верит искренне в спиритизм!

Тюменев, в самом деле, всегда очень терпеливо выслушивал Татьяну Васильевну, когда она по целым часам развивала перед ним всевозможные объяснения спиритических явлений.

- Если бы я и неверующий был, то согласитесь, что могу сделаться и верующим: уверовал же Савл{188} во Христа, - говорил Бегушев, как бы угадывая тайное намерение Татьяны Васильевны посвятить его в адепты спиритизма.

Золотушные глаза той при этом заблистали.

- Вы правду это говорите или нет? - спросила она.

- Как кажется мне, что правду, - отвечал Бегушев уже уклончиво.

- В таком случае вот видите что, - произнесла Татьяна Васильевна, энергически повертываясь лицом к Бегушеву на своем длинном кресле, на котором она до того полулежала, вся обернутая пледами, и при этом ее повороте от нее распространился запах камфары на весь вагон. - Поедемте вместе со мной на будущее лето по этой ненавистной мне Европе: я вас введу во все спиритические общества, и вы, может быть, в самом деле уверуете!..

- Пожалуй!.. - согласился Бегушев, бывший, как мы видели, в этот вечер в давно уже небывалом у него веселом настроении и даже не на шутку подумавший, что было бы очень забавно прокатиться по Европе с смешной кузиной и поближе посмотреть спиритов. Он этого нового шарлатанства человечества не знал еще в подробностях.