Сезон любви - Элин Хильдебранд

Сам банкет Маргарита почти не помнила. Присела ли она за стол, чтобы перекусить? Переоделась ли в обычную одежду? Все стерлось из памяти. Зато отчетливо помнился вечер после банкета. Гости разошлись, и остались только Маргарита с Портером, Андре, Чейз, студенческий друг (его звали Грегори, он еще оказывал недвусмысленные знаки внимания Франческе, старшей официантке) и, к удивлению Маргариты, Дэн с Кэндес. Прихватив сигареты и бутылку портвейна «Тейлор Флэдгейт» 1955 года, они расположились у западной банкетки. Под разрозненные аплодисменты Маргарита поставила на стол блюдо с шоколадно-карамельными трюфелями и наконец присела отдохнуть, удивляясь, что Дэн с Кэндес не ушли в снятый для них номер люкс. Похоже, им обоим нравилось просто сидеть, есть, пить и болтать, держась под столом за руки.

«Они женаты», – подумала Маргарита. Хочешь не хочешь, а придется с этим мириться. Дэниел Нокс стал частью их жизни. Он по-прежнему раздражал Маргариту тем, что вечно ставил под сомнение ее компетентность, споря о качестве американской говядины или особенностях того или иного шабли, словно считал, что смог бы управлять рестораном лучше, чем она. Изо всех сил пытался расстроить их с Кэндес дружбу. Ему не нравилось, когда Маргарита и Кэндес вместе проводили время, он подшучивал над Маргаритой, замечая, что они с Кэндес постоянно прикасаются друг к дружке, обнимаются и целуются. Он один видел, что Маргарита всегда старается сесть поближе к Кэндес, а еще он донимал Кэндес расспросами: обсуждают ли они его, когда остаются вдвоем? Будь на то воля Маргариты, она бы сто раз убила этого типа, тем более что и усилий почти не потребовалось бы – добавить чуточку крысиного яда в его поленту, и все. Однако Кэндес старалась сохранить мир. Одну руку она протягивала Дэниелу, другую – Маргарите. «Я люблю вас обоих, – говорила она, – и хочу, чтобы вы подружились». Стоя у алтаря, Маргарита дала себе слово сделать все, чтобы поладить с Дэном.

Сидя напротив, Дэн вещал братьям Кэндес, что, если бы в свое время он не спас «Пляжный клуб», сейчас бы всю береговую линию застроили безвкусными, но элитными домами.

Кэндес схватила Маргариту за руку.

– Пойдем со мной в дамскую комнату. Поможешь мне с платьем.

Впервые речь об Африке зашла именно в тесном, со скошенным потолком женском туалете ресторана «Зонтики».

– Я хочу поехать в Африку.

Маргарита решила, что Кэндес говорит о медовом месяце. Вообще-то Кэндес с Дэном решили подождать с ним до зимы, и, насколько Маргарита помнила, разговор вертелся вокруг поездки на Гавайи, Таити или Бора-Бора. Лично она не решилась бы махнуть на другой конец света, даже если бы была пьяна в стельку.

– Извини, не поняла.

– Дэн спросил, что бы я сделала, если бы у меня был неограниченный выбор, – пояснила Кэндес. – И я поняла, что хочу в Африку.

Маргарита прищурилась. Над раковиной висела розовая карточка с надписью: «Работники ресторана должны вымыть руки, прежде чем вернуться на рабочее место».

– На сафари? – уточнила Маргарита.

– Нет.

Она ничего не поняла, но мысль о том, что Кэндес начнет новую семейную жизнь где-то в Африке, не радовала.

– Это ужасно далеко. Я буду по тебе скучать, – призналась Маргарита.

– Глупая, ты поедешь со мной!

В последующие недели и месяцы мечта Кэндес о поездке вчетвером в Африку приняла внятные очертания. Кэндес не интересовала Кения и Исаак Динесен[19], походы по джунглям Уганды в поисках горилл или борьба с последствиями апартеида в Южной Африке; она думала о пустынях, сирокко, песчаных бурях, базарах, мятном чае и касбе[20]. О бедуинах на верблюдах, финиковых пальмах, кочевниках в шатрах и воришках в старинных арабских кварталах. Она запоем читала «Под покровом небес» Пола Боулза[21] и просила Маргариту готовить кускус и овощи.

Каждый вечер Кэндес с Дэном и Маргарита с Портером усаживались на западную банкетку и говорили до тех пор, пока от выпитого или от усталости языки не начинали заплетаться. Одна летняя ночь следовала за другой, словно японские фонарики в протянутой между деревьев гирлянде, а они все не могли наговориться. Обсуждали Картера и Рейгана, Иран, Вуди Аллена и группу «Пинк Флойд», Роя Лихтенштейна, Энди Уорхола и новый Музей д’Орсе в Париже. Портер рассказывал о коллеге, которого студентка обвинила в домогательстве, но тот повернул дело в свою сторону и потребовал возмещения ущерба. Маргарита поведала о том, как Дасти поймал синеперого тунца, нарезал тончайшими ломтиками и съел сырым прямо на причале у ресторана «Стрейт-Уорф». В конце вечера Кэндес всегда возвращалась к одной и той же теме: она, как испорченная пластинка, твердила, что им четверым нужно открыть французский ресторан где-нибудь в Северной Африке.

– Представляю, что это будет, – усмехнулся Портер, когда Кэндес впервые заговорила о своей мечте. – Кулинарный Корпус мира.

– Ресторан посреди пустыни, – возразила Кэндес. – Я всегда мечтала пробежаться босиком по Сахаре. Дейзи, каким бы был ресторан, если бы все зависело только от тебя?

– Если бы все зависело от Рейгана, то это был бы «Макдоналдс», – вмешался Дэн. – Вот вам пример культурного империализма.

– Я спросила Дейзи, так что умолкни, – осадила его Кэндес. – Она единственная из нас, кто в этом понимает.

Маргарита оглядела свой ресторан. Больше всего она любила его именно таким: почти пустым, когда нет никого, кроме них четверых. Свет выключен, горят только свечи; сотрудники все убрали и ушли домой, но в воздухе по-прежнему витает легкий аромат чеснока, розмарина и свежеиспеченного хлеба. И еще осталось много вина.

– Таким, как сейчас, – ответила Маргарита. – Я ничего не хочу менять.

– Так не получится, – возразила Кэндес. – Там ведь не Нантакет. И до моря будет не тридцать миль. Вместо воды нас будет окружать песок. В общем, все иначе.

– Вот, сразу видно, что говорит сотрудник Торговой палаты! – сказал Портер, поднимая бокал.

– Я серьезно!

Кэндес повернулась к Маргарите. Щеки у нее пылали, волосы растрепались и упали на лицо, одна жемчужная сережка расстегнулась. Маргарита потянулась к уху Кэндес – хотела закрепить серьгу, чтобы та не упала и не потерялась в блузке Кэндес или не закатилась в щель между изъеденных червями ореховых половиц, – но Кэндес сердито оттолкнула ее руку. Маргарита отпрянула, и атмосфера за столом сразу поменялась.

Рот Кэндес некрасиво искривился, в глазах застыла ярость. Маргарита растерялась, потом испугалась. Может, Кэндес слишком много выпила?

– Никто не воспринимает меня всерьез! – процедила Кэндес. – Никто не слушает, что я говорю! Обращаетесь со мной как с ребенком или как с куклой! Как со слабоумной!