Злобный заморыш (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

— А как вас зовут? — пискнула осмелевшая кроха, едущая за моей спиной на одном шкрассе. Второй бежал рядом, время от времени весело пофыркивая и надменно посматривая на груженого собрата.

— Зови меня Дядя, — благодушно разрешил я девочке, с которой планировал очень скоро расстаться.

— А разве у вас волосы не были другого цвета? — задал вопрос чересчур любопытный ребенок.

— Тебе показалось, — недовольно ответил перекрасившийся в жгучего брюнета я, — После такого сна бывают галлюцинации.

— А что такое галлюцинации? А что у вас с глазами? А почему я должна все забыть?

В ответ на прорвавшую плотину вопросов я лишь закатил глаза, а потом жестко отрезал:

— Девочка, у нас сделка. Я тебя доставляю в город, ты забываешь обо мне. Чем меньше знаешь — тем проще у тебя это получится. А то, что у меня на глазах, называется очки. Поэтому, будь добра, помолчи. Можешь поспать.

Ответом стало лишь обиженное сопение, которое, к счастью, удержалось до самых стен города. Сдав котов в огромные стойла, расположенные за городом, я едва не получил инфаркт от стоимости их содержания, а затем едва не стал убийцей конюха. Негодяй назвал стоимость суточного простоя шкрассов, совмещенную с их кормлением и поением. Этим процедурам искусственных животных следовало подвергать лишь изредка, где-то один раз в две недели — но сжирали они за раз огромное количество пищи, а потом еще и спали около суток. Мои животины были сыты и обихожены, так что их суточное содержание встало в смешные деньги — за охрану и две соломенных лежанки, на которых манулы тут же удовлетворенно засопели.

— Первый раз в Векину? — остановил меня на воротах городовой, — Пожалуйте на регистрацию входа.

— Документов нету, — тут же предупредил я, подтаскивая к себе поближе девочку, — Мы с корабля касдамского. За бортом очнулись.

— Имена лишь, — небрежно отмахнулся служивый, бормоча себе под нос, — Всё равно никто не проверяет. Два кадара взрослый, один за ребенка. Вы же семья?

— Именно так, — кивнул я, протягивая три мелких монетки служителю закона, — Дональд Уицлиштамп и его дочь Абехабара Уицлиштамп.

За моей спиной кто-то подавился воздухом. Полицейский сделал квадратные глаза, откашлялся, смачно сплюнул в угол, извинившись, а потом начал корябать в тетрадке плод моего воображения. Закончив, он выдал нам пару бумажек, украшенных синими расплывчатыми штампами. Стоило нам с девочкой сделать десяток шагов от привратной будки, как послышался глухой крик души невинно ушибленного в мозги солдата:

— Какой же сволочью надо быть, чтобы так назвать дочь?!

Новонареченная «Абехабара» буркнула за моей спиной нечто горячо-согласное.

Векину был для меня напрочь странным.

Во-первых, что определялось с первого же взгляда, у города была стена, бывшая не совсем стеной. Огромное городское пространство было огорожено колоссальным зданием в семь этажей высотой и километры длиной. «Стена» тянулась, насколько хватал глаз, всячески намекая, что разрывов между жилыми блоками здесь нет. В дальнейшем мы увидели еще такие же здания-стены, значительно меньшего радиуса.

Во-вторых, поражали сами здания. Мирный и уютный Хюгге с его неповторимой атмосферой слегка провинциального города-порта, был органичен в своей каменной архитектуре. Здесь же царили пяти-, семи-, а в некоторых местах и девятиэтажные дома, в окнах которых можно было увидеть электрический свет. Стоящие вдоль улиц столбы с фонарями намекали, что с цивилизацией тут в полном порядке. Мы даже общественный транспорт обнаружили! Пузатенькие трамвайчики то и дело пробегали по рельсам мимо, а по дорогам мирно разъезжали немногочисленные и довольно примитивные автомобили.

Если не брать в расчет расовую принадлежность большей части увиденным мной жителей, то город чем-то походил на Нью-Йорк и Чикаго 1910-30ых годов. Достаточно лишь заменить гангстеров и маклеров зеленоватыми полу-орками и людьми, одетыми преимущественно в серые джинсовые комбинезоны.

И вооружить. Последнее было странным — векинцы сплошь таскали на себе ружья и автоматы, стояли на улицах небольшими группками, оживленно переговариваясь. Детей и женщин я практически не видел, кроме вцепившейся мне сзади в куртку «Абехабары». Мне происходящее показалось странным — разумные сплошь были вооружены, слегка возбуждены, но не демонстрировали ни малейших признаков агрессии по отношению к соседям или снующей туда-сюда полиции. Причины столь странного поведения столь многих жителей города стали понятны, когда мы с девчонкой добрались до порта.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Его, можно сказать, не было.

Разрушенные и дымящиеся здания, разбитые бастионы, сотни работающих разумных, бегающих с криками туда-сюда и сотни стоящих в полной боевой готовности солдат. Порт был практически снесен до основания, а его гавани и терминалы полны обломков и кусков корпусов разбитых кораблей. Волшебное дерево эльфийских парусников плавало в мазутной жиже рядом с носами стальных индустриальных гигантов.

— Что тут случилось…? — в ошеломлении спросил я пустоту.

— Десять кадаров, коротышка, и я тебе расскажу, — насмешливый и слегка хрипловатый голос исходил от курящего в закутке пожилого бородатого гноблина, полугнома-полугоблина. Мужик был хорошо потрепан жизнью, имел уставший вид и пах совершенно не розами. Зато он владел информацией, цена за которую была вполне умеренной.

— Здесь побывала «Нимродель», — хмыкнул мужик, запихивая выданные монеты в карман, — Вошла в гавань на полной скорости, на боевом заходе, обстреляла пришедшее вчера касдамское корыто, начала по дуге выходить в море. Три идиота-кида, пивших с комендантом правого бастиона, оказались вооруженными и очень меткими суками. Они кого-то сшибли с «Нимродели». С зашкаливающего расстояния. Та ушла, а через полчаса вернулась, устроив тут то лютое говнище, что ты, коротыш, видишь собственными глазами. Как тебе байка?

— Так легко ты у меня не отделаешься, — покачал я головой, — Давай в деталях, начиная с того, что за «Нимродель» такая.

— Ты откуда рухнул, приятель?! — вытаращился на меня мужик, но все-таки начал болтать дальше.

«Нимроделью» называлось судно самой Смешливой Пикси, самой известной свободной пиратки по эту сторону земного шара и грозы Гарийского моря с Касдамским архипелагом. Сия безумная женщина также носила имя Саломея Аддамс и была то ли бывшей, то ли настоящей женой Станислава Аддамса, известного как Алхимик. Проще говоря, меня судьба вновь свела с этой дурацкой семейкой.

Как повествовал мой информатор, матросы с транспортника хвастались, что в океане их перехватила «Нимродель», начав подходить борт о борт для абордажа, но у капитана оказался припасен сюрприз в виде импортной зажигательно-взрывчатой смеси, чье облако беспрепятственно прошло под волшебный щит пиратского корабля, а затем сдетонировало от какого-то источника огня. Занявшийся огнем пират дал неприцельный залп по транспортнику (на этом месте я очень нервно сглотнул), а затем кинулся бежать — его палуба и паруса вовсю горели.

Вчера пиратка вернулась отомстить. Скорее всего, она спокойно ушла бы, раздолбав транспортник, но слишком меткие киды явно обидели кого-то на борту «Нимродели», что для самой Пикси было тем еще оскорблением. Почему? Да потому что знаменитой она стала не просто так — сто процентов команды пиратского судна состояло из магов. А они товар редкий, штучный…

Разъяренная мама Суматохи вернулась порт Векину с заряженными самой лютой дрянью пушками и трещащими от боевой магии палубами. Накрыла бастионы, прошлась по стоящим кораблям, залила порт огнем, свинцом и колдовством. Под конец, натешившись и не видя никакого сопротивления, отработала с одного борта по Отстойнику — особой огороженной территории порта, отведенной для привозимых в касдамских «закладах» разумных.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Так-то мало кто помер, — гноблин сплюнул коричневую слюну, — Народ сразу разбегаться начал кто куда. Ну солдат побило в бастионах, то да. А обычный народ, даже те же переселенцы, все удрать успели. Только вот возвращаться им некуда, да и драпали в припортовые районы. В Чумку там, в Косые дворы, в Мочегонку… не самые хорошие места, парень.