Комендантский час (сборник) - Эдуард Хруцкий

– Ясно, – отпарировал Белов, – я Казачинского читал.

– Приятно иметь дело с интеллигентным человеком.

Игорь нажал на кнопку звонка. Дверь открылась сразу, будто их давно ждали. В проеме стояла женщина лет двадцати восьми, в легком синем платье, облегающем ладную фигуру.

– Нам нужна гражданка Попова Валентина Сергеевна, – сказал Муравьев.

– Это я, как вы правильно заметили, гражданка Попова B.C.

– Вы разрешите к вам зайти?

– Пожалуйста. Судя по голосу, это вы звонили мне час назад?

– Совершенно верно.

Муравьев улыбнулся, а глаза уже обшаривали прихожую, фиксируя в ней каждую мелочь, каждый предмет.

– Проходите. – Хозяйка рукой указала на полуоткрытую дверь в глубине прихожей. – Я одна.

– Если вы не возражаете, то я своего товарища здесь оставлю. У меня к вам, Валентина Сергеевна, дело деликатное.

– Ах так. А я действительно подумала, что вы из милиции, товарищ майор.

Игорь никогда не был в таком звании. Он именовался оперуполномоченным МУРа и, как работник центрального аппарата, носил две шпалы в милицейских петлицах, то есть то же самое, что и майор РККА. Но ему нравилось, когда его называли воинским званием.

Они вошли в комнату, и Игорь, продолжая начатую игру, улыбаясь самой обворожительной из всех своих улыбок, спросил:

– А вы когда видели Григория Яковлевича?

– Вот что, дорогой товарищ, покажите-ка документы.

Игры не получилось. Муравьев вздохнул и достал удостоверение. Попова прочитала его внимательно, опустилась на диван, показала рукой на кресло, приглашая гостя сесть.

– Непонятно, – в голосе ее Игорь уловил нотки раздражения, – совсем непонятно, такая серьезная организация и такие… мальчишеские шутки. Как понимать прикажете?

– Действительно, нехорошо получилось, – сознался Игорь, – но, я думаю, Валентина Сергеевна, вы меня поймете. Нам очень нужно знать, где Шантрель.

Говоря столь откровенно, Игорь очень рисковал: если Попова действительно связана с Шантрелем, то она немедленно поняла бы, что в угрозыске ничего не знают, и попыталась бы еще больше запутать следы. Но почему-то Игорь поверил ей. Поверил этой комнате, обставленной просто, но со вкусом, поверил веселым натюрмортам на стенах, а главное – большой фотографии на стене. С портрета смотрел мужчина в форме лейтенанта, серьезно сдвинув густые брови, словно взглядом этим полностью отрицал, что в его доме может произойти что-то нечестное, противозаконное.

– Я видела Шантреля неделю назад, ну дней пять. Я точно не помню. – Хозяйка удобнее устроилась на диване. – Он у меня вызывал странное чувство…

– Какое?

– Брезгливости, что ли, и жалости одновременно. Он был какой-то неестественный. Мне говорили, что у него горе, семья пропала без вести, а я этому не верила. У него глаза масленые, всегда противные очень. Я к нему как-то подошла и спрашиваю: вы, мол, в Минском комбинате не знали мою подругу художницу Стаею Шкляревскую? Он говорит: конечно знал. Я начала с ним о Минске говорить, я там работала, а он ни одной улицы не знает. Потом все за виски хватался: мол, извините, контузия, помню плохо.

– Это очень интересно, то, что вы о Минске рассказываете. – Игорь весь подался вперед. – Ну а еще что-нибудь?

– Он действительно оказался сволочью?

– Вроде бы. Кончим следствие, точно скажу.

– Так вы скажите, в чем его подозревают, или это нельзя говорить?

– Вам, я думаю, можно. Подозреваем в грязных махинациях с ценностями и продовольствием.

– Это очень похоже. Очень. Он мне несколько раз продукты предлагал. Говорил, что ему, мол, их родственники привозят. А один раз в компанию звал. В апреле. Пойдемте, говорит, Пасху праздновать.

– А куда звал, адрес, может быть, помните?

– Говорил, что к друзьям, где-то в районе станции метро «Кировская».

– Да, не слишком точный адрес.

– Знала бы – спросила.

– Я понимаю.

– А вы, кстати, товарища вашего позовите, что ему в коридоре-то сидеть. Я чай сейчас поставлю.

– В другой раз, Валентина Сергеевна. Как-нибудь потом, обязательно. – Игорь встал, надел фуражку. – Ну, извините нас за беспокойство: как говорится, служба.

– Жаль, что не могла толком помочь вам.

– Нет, вы нам с Минском оказали услугу.

– Тогда очень рада.

На улице Белов спросил Игоря:

– Ну как?

– Глухо. Правда, кое-что интересно. Вот, например: Шантрель приехал из Минска, жил там, работал, ценности из Ювелирторга привез, а города не знает. Как ты думаешь, что это означает? Вот и я не знаю.

Они шли по Тверскому бульвару, который, кажется, был таким же, как и до войны. Это было удивительно. Так же на лавочках сидели старики с газетами, старушки что-то вязали, дети играли в траве.

– Я из университета домой по этому бульвару каждый день ходил, – внезапно прервал молчание Белов. – Здесь было все так же, как сейчас. Будто войны и в помине нет.

– К сожалению, есть. – Игорь посмотрел по сторонам. – Вон она, видишь?

Между деревьями, словно глубокий шрам, изгибалась траншея-щель, слегка прикрытая дерном. Чуть подальше была вторая. Да, война добралась и сюда, до этих мирных уголков, до этой тишины, запаха липы, яркой майской листвы.

Данилов

Когда-то давно он читал о том, что человеческая жизнь похожа на полосатый матрас: узкие полосы – удачи, широкие – неприятности. Прочтя эти строки, а был тогда Данилов совсем молодым, шестнадцатилетним реалистом, он наглядно представил мир, расчерченный по этому принципу. Потом, естественно, забыл о прочитанном, но, работая в уголовном розыске, все чаще приходил к выводу, что не так уж не прав оказался тот самый литератор, написавший в журнале «Нива» за 1912 год уголовный роман «Золотая паутина».

Вот и теперь подтверждалось это парадоксальное сравнение. Начав дело Ивановского, они ступили на узкую полосу удачи, совсем узкую. А за ней начиналось широкое пространство безуспешных поисков. Если первые два дня принесли его группе относительный успех, то вот уже почти месяц Данилов и его люди не сдвинулись ни на шаг.

Вспоминая всю цепь удачных совпадений, Иван Александрович еще раз приходил к выводу: чем сложнее дело, тем легче идет оно поначалу. 7 мая, что уж тут греха таить, он втайне надеялся раскрыть убийство не позже чем через неделю. И предпосылки для этого были. Во-первых, показания Нестеровой о шофере-наводчике – только было собрались искать его, а он сам в милицию пришел. Потом уже Данилов проверил его показания, все совпадало. Червяков оказался человеком честным, трусливым немного, но честным. Во-вторых, показания самого Червякова, с помощью которых его ребята сразу вышли на Шантреля. И здесь, казалось, все идет как нельзя лучше: имитация кражи на комбинате, квартирная хозяйка – бывшая спекулянтка золотом. В-третьих, арестованные Муштаковым спекулянты опознали в одном из убитых человека, который приходил вместе с Володей Гомельским к ним с «обыском». Столько удачных совпадений – и сразу пустота. Дальше начиналась та самая широкая полоса неудач. За месяц дело не продвинулось ни на шаг.

– Что-то вы долго топчетесь на месте, орденоносная бригада, – сказал на очередном совещании начальник. – У меня это дело вот где. – Он похлопал себя ладонью по шее. – Вы, между прочим, по городу бегаете, воздухом дышите, а я перед начальством отдуваюсь. Молчишь, Иван Александрович?

А что Данилов мог ответить? Ничего, совсем ничего.

После совещания начальник попросил его остаться, сел на диван, расстегнул воротник гимнастерки.

– Ну давай вместе помозгуем над этим ребусом. Что же у нас есть?

– Немного.

– Это как смотреть. Есть Шантрель, есть приметы всех четверых, правда, двоих уже можем списать. Какие размеры обмундирования похищены?

Данилов сказал.

– Значит, остались двое: один ростом примерно сто семьдесят пять, а второй – сто шестьдесят пять. Так? Теперь, что дал ГУМ?

– Отпечатки принадлежат убитому, некоему Музыке Станиславу Казимировичу, проходившему по делу о вооруженном нападении на инкассатора в Брестской области. Он к нам в картотеку попал после воссоединения западных областей. До этого, как указано в справке, промышлял контрабандой.

– Подарочек. Непонятно только, почему он там не остался. При немцах ему бы хорошая должность нашлась. Ты обрати внимание. Попова из промкомбината тоже говорит о Минске, и груз Шантрель оттуда доставил, а города не знает.

– Да я уж думал об этом.

– Ну и чего надумал?

– Решил: пусть и Королев голову поломает.

– Передал ему данные?

– Официальное письмо послал. Я к тому, что и Широков с Минском был связан.

– То-то и оно. Папиросы есть?

– Нет, кончились.

– Подожди, я у Осетрова возьму, у него в столе всегда лежат.

Начальник вышел и через минуту вернулся с черной пачкой, на которой золотыми буквами было написано: «Герцеговина Флор».

– Смотри, чем разжился, – засмеялся он.

– Где он их берет? – завистливо поинтересовался Данилов. Он взял одну папиросу, понюхал ароматный табак.