Меч в ножнах из дикой сливы - Зоя Ласкина

обстановку и сделать ситуацию на поле более благоприятной для вас. Глава Вэй, само собой, играл бы зелеными… Советую вам обратить внимание на войско Хань: удобная позиция на поле, надежные союзники, им можно доверить защиту угла – и на войско Янь: они рядом с вами, можно грамотно планировать совместные удары.

– А если я окажусь недостойным доверия командиром, что тогда? – Глаза принца блестели. – Ведь ходы зависят не только от дальновидности игрока, но и от удачного броска игральных костей[192].

– Ваш ум и ваш опыт остаются при вас, Ваше Высочество. Внешняя картина порождается сердцем[193], помните об этом. Над вашими мыслями и чувствами никто не властен, кроме вас. Главное – чтобы вы смогли разделить свою победу с верными союзниками.

– «Когда подстрелены все птицы, лук становится не нужен, и его убирают вместе со стрелами; когда пойманы все зайцы, охотничью собаку варят и съедают; когда враг разбит, советников убивают»[194], – процитировал Чэнь Шэньсинь чуть нараспев, вновь мимолетно улыбнулся – и проскользнуло в этой улыбке что-то хищное, несвойственное благодетельному и открытому принцу. – Вы хорошо меня учили, Лю-лаоши, и мой лук будет убран в нужное время. Счастлив правитель, имеющий на своей стороне столь мудрых и преданных помощников. Вы же мой человек, Лю-лаоши?

Эта партия в сянци, очевидно, закончилась здесь; началась другая, и ставки в ней были куда выше.

– Мои люди – ваши люди, Ваше Высочество, – тонко улыбнулся Лю Вэньмин. – И я сам – ваш человек.

– Ваши люди – мои люди, и вы сам – мой человек, – повторил принц Чэнь Шэньсинь задумчиво. – С вами интересно играть, Лю-лаоши. Не пора ли сравнить бамбук, запечатленный в наших головах?[195]

* * *

Принц Чэнь сдержал слово: список придворных, чьи телохранители используют шуангоу, и разрешение с печатью наследника на допрос были у Иши уже на следующий день, к началу ши Лошади[196]. Список оказался небольшим: всего пятнадцать человек. Удивительным это не было: знать предпочитала более проверенное оружие, да и позволить себе услуги мастеров такого уровня могли не все, даже если допустить, что эти самые мастера снизошли бы до охраны изнеженных господ. Неприятно поражало другое: в списке обнаружился человек, с которым Иши имел сомнительное удовольствие беседовать совсем недавно, – Лю Вэньмин, советник императора и наставник принца. Совпадение? Пусть вероятность этого и велика – должна быть таковой для его же безопасности, – до проверки всех версий нельзя сбрасывать советника со счетов.

Если еще несколько дней назад Иши страдал от вынужденного безделья, то теперь задач у него оказалось по горло. Нужно было продумать беседы со всеми придворными из списка (кроме советника – его Иши решил оставить напоследок), затем поручить писцам составить текст приглашения для беседы и размножить его в необходимом количестве, потом отправить младших служащих с приглашениями на поиски нужных придворных (и малодушно надеяться, что никто из них не откажется участвовать в допросе и ему не придется вновь просить принца о помощи в попытках найти рычаги давления)… Однако вовсе не внушительный перечень дел заставлял Иши снова и снова изучать рабочий стол, скользя бездумным взглядом по своим «четырем сокровищам кабинета»[197]: кистям разной толщины из заячьей шерсти с ручками из сандалового дерева, узорчатым палочкам туши, тушечнице из кристаллического камня со дна реки Инхэ[198] и стопке дорогой бумаги с шелковой нитью. Все – личные вещи Иши, подарки Сяньцзаня после успешной сдачи экзаменов на должность чиновника. Ведомый редким, но сильным приступом нежности и благодарности, Иши сохранил бумагу почти нетронутой – ее листы он брал только для особых случаев, к которым относил и письма к эргэ. Так уж вышло, что теперь именно такое письмо – вернее, необходимость написать его в ответ на весточку от Сяньцзаня – и стало причиной рассеянности молодого служащего.

Письмо от брата пришло еще утром, едва рассвело, но Иши до сих пор не мог собраться с духом и распечатать его. Оправдывался перед самим собой то большой загруженностью делами службы, то нежеланием узнавать новые тревожные вести о семье – пусть сам и договорился держать связь со старшим братом и сообщать ему о ходе расследования. Однако волею Небес его служебные дела были связаны непосредственно с семьей – тело Шоуцзю все еще лежало в камере в окружении талисманов заморозки, – и уже почти в конце ши Петуха[199], когда младшие служащие, выполнив свои основные обязанности и доставив письма придворным, стали расходиться на отдых, Иши наконец решился.

С первого взгляда письмо опасений не внушало. В своей сдержанной, но неизменно сердечной манере Сяньцзань коротко рассказал о личных делах, передал пару новостей от соседей и знакомых, выразил надежду на благополучие службы Иши… И вот тут началось самое интересное.

«Не так давно в нашем доме гостил брат Си Ючжэнь, – писал Сяньцзань, – и его пребывание следует назвать не иначе как особой милостью богов. Ты не узнаешь наш сад, диди, он снова ожил и цветет благодаря доброму сердцу и трудолюбию А-Чжэня. К сожалению, дела не позволили сяоди задержаться надолго, он отправился в путешествие вместе с монахиней из отдаленного монастыря, и я всей душой надеюсь, что он благополучно вернется и принесет мир и покой в нашу семью, немало испытавшую до этого».

Ючжэнь гостил в поместье Си? Привел в порядок сад? Ушел вместе с какой-то монахиней? Их кроткий, нежный Ючжэнь, что покидал монастырь лишь пару раз за год, их Ючжэнь, что и не помышлял о близком общении с женщинами? Возможно ли такое где-то, кроме горячечного бреда?

Иши глубоко вздохнул и растер ладонями лицо, приводя в порядок мысли. Если подумать и предположить, что обычные, не вызвавшие бы у постороннего подозрения события имели скрытый подтекст, то вырисовывалось следующее: Ючжэнь навестил родной дом – вряд ли по собственному почину, скорее всего, Сяньцзань сообщил ему о несчастье с Шоуцзю, и тот решил поддержать воспитавшего его старшего брата. Зная Ючжэня, поворот ожидаемый. Зная Сяньцзаня… Видимо, смерть Шоуцзю задела его не на шутку, и он решил выйти из своего кокона в поисках поддержки и утешения. Бескорыстный Ючжэнь, конечно, подставил плечо брату, навел порядок в доме, саду и душе Сяньцзаня заодно; а вот дальше непонятно. Что за монахиня? Вряд ли она действительно ею является; это, очевидно, иносказание, напрямую связанное с Шоуцзю. Тот был заклинателем, так что эта загадочная незнакомка вполне может быть из какого-то клана. Тогда уход Ючжэня обретает новый смысл – поиск истины, и теперь они оба оказываются заняты одним и тем же, каждый на своем месте. Это увеличивает возможность узнать правду, но и тревогу Сяньцзаня – тоже. Иши решил продолжить чтение письма и тут же замер, впившись пальцами в край стола.

«До нас дошли слухи, – писал эргэ строкой ниже, – что недавно один молодой чиновник был приговорен к двадцати ударам бамбуковыми палками по приказу Его Величества императора. Если слухи правдивы, я ни в коей мере не сомневаюсь в том, что наказание заслуженно, – но также беспокоюсь о тебе, диди, и твоем здоровье. Твоя служба на благо государства весьма почетна, но накладывает огромную ответственность; впрочем, уверен, ты несешь ее с присущим тебе благоразумием. Помни о своей семье, о том, что мы любим тебя и ждем живым и невредимым. Надеюсь, ты сможешь навестить меня в скором времени, с нетерпением жду возможности вернуться к обсуждению темы, затронутой в последний твой визит».

О Диюй и все его демоны! Иши ощутил непреодолимое желание грязно выругаться, как носильщик на рынке или грубый торговец. Воистину, хоть у слухов и нет крыльев, летают они быстрее иной птицы. Однако странно было бы полагать, что за пределами дворца никто не узнает о том, как высекли одного попавшего под горячую руку чиновника… Уже зажившая спина вдруг болезненно заныла, и Иши прижал ладони к пояснице, скривившись и усилием воли пытаясь вернуть привычное хладнокровие.

Сяньцзань ничего не знает наверняка, ему неизвестны подробности. Он просто тревожится за брата, это естественно. Но вот откуда у него в принципе взялись эти сведения?.. Сплетничать, конечно, могли и слуги, но слишком уж близким к истине было то, что он прочитал