Девушка с зелеными глазами - Собиан Хайес

ГЛАВА

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Поезд был переполнен, но поскольку моя вывихнутая нога вызывала сострадание, мне предложили сесть у окна рядом с мужчиной средних лет. На столе перед ним стояла коробка для завтрака, он жевал сэндвичи с яйцом и запивал их чем-то из термоса. По-видимому, никому не хотелось сидеть с ним рядом, но мне нужно было подумать, а я не могла делать этого, болтаясь по вагону. Как только мы выехали из города, пейзаж изменился — высотные дома, фабрики и торговые центры уступили место полям с коровами и раскиданным фермам, и только опоры высоковольтных линий портили вид. Моя поездка сложилась спонтанно, я позвонила бабушке и дедушке и предупредила, что навещу их. Мне предстояла самая сложная задача — придумать объяснение своему неожиданному визиту. Оставался час, чтобы сочинить какую-нибудь историю. Я откинулась на сиденье и попыталась пустить воображение в свободное плавание, но от усталости веки отяжелели, и глаза стали закрываться.

Прямо передо мной стояло трюмо. Мы с Женевьевой сидели рядом на табуретке, и наши движения идеально совпадали, будто мы играли в какую-то диковинную шараду. На туалетном столике лежали старинные серебряные щетка и расческа. Когда я поднесла щетку к волосам, она скопировала мое движение так, будто была отражением в зеркале. Я стала двигаться быстрее, чтобы она прекратила, но она успевала идеально копировать мои жесты, и я не могла заставить ее сбиться. Я еще больше увеличила темп, надеясь, что она наконец ошибется, но постепенно она взяла верх в этой игре, и я поняла, что повторяю за ней и не контролирую собственные движения. Он могла заставить меня беспорядочно взмахивать руками и судорожно дергать головой. Я испугалась и устала, но она продолжала дергать за ниточки, словно я была ее марионеткой. Затем она схватилась за голову и закричала. На самом деле кричала я, но беззвучно. Это был немой крик муки и бессилия.

Я испуганно огляделась вокруг, подозревая, что могла как-нибудь отвратительно шуметь во сне, но в мою сторону никто не смотрел. Теперь Женевьева вторглась и в мои дневные сны. Поезд уже подходил к станции, я взяла сумку и приняла радостный, беззаботный вид.

— Кэти!

Меня обняла пара мягких рук, и почувствовался запах любимых бабушкиных духов с нотками лимона. Я слегка повернулась, и мою щеку кольнули жесткие дедушкины усы.

— А ты воевала, — пошутил дедушка своим хрипловатым голосом.

— Ничего страшного, просто повредила лодыжку. Еще несколько дней назад я ходила на костылях и вообще не могла наступать на ногу.

— Слишком много танцевала? — улыбнулась бабушка, и на ее щеках появились милые ямочки.

Дедушка заставил меня пристегнуть ремень безопасности, прежде чем мы выехали к дому. Как только мы вышли из машины, бабушка взяла меня под руку.

— А теперь на кухню, я сделаю нам чаю. Есть свежие английские булочки, и шоколадный торт, и твое любимое печенье. Надеюсь, что у тебя все еще нормальный аппетит. Я просто не выношу похожих на скелеты юных девиц, морящих себя голодом. Это вообще никуда не годится.

Кухня совсем не изменилась с моего последнего приезда: старомодный буфет, потрепанный холодильник, большая эмалевая раковина и круглый стол с мраморной столешницей, за которым мы всегда сидели вместе. Из-за того, что я сильно нервничала, очень захотелось есть. Я проглотила самую страшненькую булочку, и уже успела переключиться на торт, прежде чем бабушка осмелилась спросить.

— Твоя мама… Ребекка… У ее все в порядке?

— Все хорошо, — ответила я с набитым ртом, и во все стороны полетели крошки. — Она больше стала выходить из дома и проходит какую-то новую терапию. Даже подумывает о том, чтобы снова выйти на работу.

Лицо бабушки посветлело.

— Это просто чудесно. Я позвоню ей, и мы как-нибудь вас навестим. Мы давно хотели, но иногда… не все так просто.

Она смущенно откашлялась и стала озабоченно намазывать маслом булочку, чтобы не показать своего стесненного состояния. Можно было ничего не объяснять. Я знаю, почему они не очень часто приезжали к нам — мама все время придумывала какие-то отговорки.

В комнату вошел дедушка.

— А Ребекка знает, что ты здесь?

Я покачала головой, и он пробормотал: «Ага!», как будто это имело какое-то особое значение.

Мне пришлось сглотнуть несколько раз, потому что мне показалось, будто язык прилипает к нёбу.

— Я хотела спросить у вас кое-что.

— Что именно? — хором спросили они.

— О своем детстве.

Последовала неловкая тишина, и затем бабушка проговорила:

— Ты быстро растешь. Мы думали о том, что ты начнешь задавать вопросы.

— Это насчет отца? — мягко спросил дедушка.

— Ммм… Не совсем. Просто я нашла свое свидетельство о рождении и хотела узнать побольше о том месте, где родилась.

Они обменялись взволнованными взглядами.

— Я не уверена, что мы можем обсуждать это без ведома Ребекки, — пробормотала бабушка. — Тебе лучше спросить у нее самой.

— Но она не хочет говорить об этом! — воскликнула я в отчаянии. — Я знаю, что она не хочет. Она даже никогда не говорила мне, что я родилась в другом городе, а если я начну приставать с расспросами, она может снова заболеть…

Дедушка поднялся со своего места и пробормотал что-то по поводу срочной проверки рассады, хотя за окном пошел дождь.

— Я расскажу тебе, что знаю, — наконец сказала бабушка. — Но это совсем немного.

Она налила себе полную чашку крепкого чая и откинулась в кресле.

— Ребекке был всего двадцать один год, когда родилась ты. Она училась на музыкальном факультете в Йорке, и мы даже не знали, что она была беременна. Мы узнали об этом только по телефону, когда она позвонила сообщить о твоем рождении.

— Мама ничего не рассказала? — изумленно спросила я. — Она что, боялась, что вы разозлитесь?

Бабушка тихонько вздохнула.

— Мы были немного старомодны, но, конечно, не бросили бы собственную дочь и помогли бы, любые родители поступят так же. Она была очень своевольной и независимой, и я подозреваю, осознанно хотела сделать все сама.

Мама целыми днями лежала в постели, что никак не вязалось со своеволием и независимостью, и я снова подумала, что же могло ее так сломить.

— А что произошло, когда вы приехали в роддом?

— В том-то и дело, Кэти. Ребекка уже выписалась из роддома сама, и мы приехали к ней домой.

Сердце ушло в пятки.

— И вы не видели меня в роддоме?

Бабушка сморщила лоб, пытаясь вспомнить:

— Нет. Первый раз мы увидели тебя, когда тебе было уже пять дней от роду.

— А что было с мамой? Ей не было тяжело в одиночку заботиться о крошечном ребенке?

— Нет, она была будто создана для материнства и заботы о детях, — с явным удовольствием ответила бабушка.

— А с ней был кто-нибудь еще? Вы не встретили никого из маминых друзей?

— Нет. Когда мы приехали, она выглядела расстроенной и все повторяла, что хочет уехать и вернуться домой. Она сдала выпускные экзамены и собрала сумки. Мы, конечно, ей помогли.

— И не заметили ничего странного?

Бабушка качнулась взад-вперед в кресле и засмеялась.

— Только то, что моя единственная дочь уже обзавелась собственной дочкой, и я совсем не была к этому готова.

— Как она умудрилась скрыть это от вас?

Бабушка задумчиво поцокала языком:

— Она носила мешковатую одежду, а мы списывали все на нездоровый студенческий образ жизни и нерегулярное питание. И подумай, какой маленькой ты была, когда родилась.

«Почему тогда на фотографии здорового, пухленького малыша написано мое имя?» — едва не закричала я, но это было бы уже слишком резким шагом, к тому же несправедливо было вешать на бабушку мои переживания.

Каким-то шестым чувством я ощущала, что у нее не было бы ответа на этот вопрос. Мои дедушка с бабушкой даже не были в роддоме, и первый и единственный ребенок, которого они видели, это был пятидневный младенец, которого им показала мама.

— Что ты ищешь, Кэти? — ласково спросила бабушка.

— Сама не знаю, — честно ответила я. — Просто причину, по которой мама не рассказывает о том, как я появилась на свет. Я подумала, что там может быть какая-то тайна.

Бабушка хотела налить себе чаю из заварного чайника и обожгла ладонь. Она подставила руку под струю холодной воды, а я, озабоченно причитая, скакала вокруг.

— Все в порядке, я не сильно обожглась, — успокаивала бабушка, но мне показалось, что она нервничает и выглядит бледнее обычного. Мне стало совестно, что я приехала и начала беспокоить ее своими расспросами. К глазам подступили слезы, и я с раздражением смаргивала их. Это произошло совсем не из-за Женевьевы, просто я снова увиделась со своими дедушкой и бабушкой и поняла, как на самом деле по ним скучала. Бабушка заметила, что я в расстроенных чувствах, и усадила меня на место, успокаивающе положив свою сморщенную руку на мою.