Прыжок над пропастью - Питер Джеймс

Но ни ее лечащий врач, ни подонок муж не сказали ей правды – хотя бы частично!

Шестьдесят пять процентов людей с такой болезнью умирают в течение года. Еще не доказано, что оставшиеся тридцать пять процентов, те участники испытаний «Молу-Орелан», которые остались живы через год, излечились. Все, что известно на данный момент, – препарат дает больным некоторую надежду.

Но Оливер подозревал, хотя и не мог ничем доказать справедливости своих предположений, что фирма-производитель подтасовывает результаты исследований. Их необходимо тщательно проверять, прибегать к независимым экспертам. Деятели из «Молу-Орелана» очень осторожны, и их трудно подловить, однако их моральные принципы довольно сомнительны. Оливер не слишком доверял результатам, опубликованным в отчетах компании; еще меньше он склонен был верить результатам, касавшимся смертельно опасной болезни – болезни, угрожающей жизни единственной женщины, встреченной им за последние десять лет, в которую он мог бы влюбиться.

А еще Оливер знал: на самом деле процентов двадцать людей, страдающих любым заболеванием, живут намного дольше остальных просто благодаря здоровой генетике и крепкому иммунитету – а может, благодаря силе воли. И лекарства тут ни при чем. Дело в везении и решимости выздороветь; Вере понадобится и то и другое.

Он наблюдал за ней: вот она молча стоит у окна, смотрит на улицу; лицо серое. Она пытается осмыслить, что бывает, когда тебе огласили смертный приговор. В свое время они с женой так и не открыли правды Джейку – он был слишком мал для такой новости, и потом, ни сам Оливер, ни Марси не хотели признаваться самим себе в том, что Джейк умирает. Как будто отрезать все пути к спасению, отказаться от мысли, что они каким-то чудом сумеют спасти его.

Может, муж Веры чувствует то же самое?

Ему пришло в голову и другое: он вмешивается не в свое дело. То, что он сейчас сообщил Вере, муж нарочно утаил от нее – может, из лучших побуждений.

Но потом он вспомнил о полоске пластыря у нее над левым глазом. Он не знает, каковы намерения Росса Рансома; ему известно одно: мужчина, который бьет женщину, не из тех, кому можно доверять.

Я помогу тебе, Вера. Чего бы то ни стоило, мы с тобой, ты и я, победим проклятую болезнь. Однажды я проиграл битву, но больше поражений не будет.

Она отвернулась от окна и приблизилась к нему; взгляд у нее был совершенно потерянный. Он протянул ей навстречу руки, и она упала в его объятия, крепко обняла его за шею, как будто он был бревном в штормящем океане.

– Я боюсь, – сказала она. – Хочу быть храброй, но не получается. Извини.

– Ты храбрая – и потом, тебе не за что извиняться. Поняла?

Она спросила шепотом:

– Есть ли какая-то, пусть самая маленькая, вероятность того, что ты ошибся?

– Когда я получил первые результаты, я направил твои анализы еще в две лаборатории. Результаты идентичны. И то, что тебя включили в программу «Молу-Орелан», доказывает, что твой лечащий врач пришел к тем же выводам.

– Почему же он ничего мне не сказал? И почему Росс лгал мне?

– Не знаю. Может, он просто пытался быть помягче – не хотел, чтобы ты узнала правду.

Он почувствовал, как Вера вздрогнула, и услышал едва слышный смешок. Она подняла голову, и Оливер не смог оторвать взгляда от ее ясных голубых, широко раскрытых, испуганных и в то же время доверчивых глаз.

– Люби меня, – сказала она.

50

Борта белого полугрузовичка «рено» украшала надпись: «Белли и сыновья. Осн. в 1951 г.». На крыше были закреплены две разборные лестницы. Грузовичок был припаркован в пятнадцати метрах от дома Оливера Кэбота, подальше от парадного входа. Благодаря такой удачной дислокации обитателям грузовичка сквозь задние стекла было видно, кто входит в дом или выходит оттуда.

Хью Кейвен сидел в кресле, купленном в магазине подержанной мебели, слушал концерт Шуберта по каналу «Классика FM» и читал избранные стихотворения своего знаменитого соотечественника, Уильяма Батлера Иейтса.

Над его головой висели телемониторы. Чайник, включенный в адаптер для прикуривателя, не спешил закипать; в спину впивалась вылезшая пружина.

В грузовичке воняло мокрой псиной. Барри Гатт, сдавший ему смену, весил слишком много и не отличался особой чистоплотностью. Впрочем, трудно ожидать, что от человека, безвылазно просидевшего двенадцать часов в кузове пикапа, будет пахнуть розами, как после бала в «Савое».

Зазвонил сотовый.

– Да?

– Я установил усилитель на крыше. Проверь картинку, – проскрипел его собеседник. – Пять каналов.

– А «Скай»?

– По-моему, очень четко.

Кейвен нехотя отложил книгу, прикрутил звук радио и нажал кнопку на панели управления. Все восемь мониторов немедленно ожили, и сразу же замигал ряд красных лампочек.

Три экрана остались темными, но на остальных пяти появилась картинка. Все передавали изображение большой, со вкусом обставленной квартиры: на одном появилось изображение входной двери и сразу за ней – прихожей, на втором стала видна часть жилой зоны, на третьем – кухня, на четвертом – пустая спальня. Однако Кейвен сосредоточил внимание на пятом экране. Он увидел двоих, которых немедленно опознал: Веру Рансом и доктора Оливера Кэбота. Они стояли рядом с диваном внушительных размеров и обнимались. Звук был тихим, и он вовремя увеличил его и услышал голос Веры Рансом:

– Люби меня!

Кейвен так и ахнул. Происходит то, чего он боялся! Он очень осторожно выбирал фотографии, которые передавал своему клиенту, Россу Рансому; и он предоставил ему подробнейший отчет о результатах слежки за его женой и доктором Оливером Кэботом.

Ему захотелось, чтобы доктор Кэбот отстранился от нее.

– Вера… мне кажется, сейчас момент не совсем подходящий.

«Молодец! Крепись! – мысленно похвалил его Кейвен. – Мужайся!»

– Вера, я нахожусь в опасной близости от того, чтобы влюбиться в тебя. Я не могу выкинуть тебя из головы, когда мы не вместе. Сейчас все по-другому… – Кэбот выразительно пожал плечами. – То есть ты такая, что я… – Он замолчал.

– Что ты – что? – спросила Вера.

– Я вожделею тебя. – Он улыбнулся. – Все время, пока мы врозь, мне страстно хочется тебя увидеть.

– Я чувствую то же самое, – призналась она.

Он снова прижал ее к себе.

– Я хочу тебя вылечить. Я хочу стать твоим врачом. Если я стану твоим любовником, то не смогу лечить тебя – мне нужно сохранять дистанцию, чтобы голова была ясной. Сначала я тебя исцелю, а потом… – Он принялся молча пожирать ее взглядом.

– А потом – что?

– Потом посмотрим на твое самочувствие, состояние, на твою жизнь, разберемся с твоим мужем и с твоим браком.

– А если тебе не удастся меня излечить?

– Мы постараемся. Ты и я – мы с тобой будем работать вместе, в команде. Ты уж лучше поверь мне.

Улыбаясь, она проговорила:

– Похоже, особого выбора у меня нет.

– У тебя вообще нет выбора.

Их лица сблизились – нос к носу, губы к губам. Оливер Кэбот взял ее лицо в ладони и прошептал:

– Только что я не сказал тебе всей правды, когда признался, что нахожусь в опасной близости от того, чтобы влюбиться. Вера, я уже влюблен в тебя. Мне бы хотелось, чтобы это было не так, но я влюблен.

Палец Кейвена дернулся по направлению к кнопке «Стоп». Обычно он не испытывал жалости к объектам слежки; по своему опыту он знал, что люди, изменяющие своим супругам, получают по заслугам. Но сейчас все было по-другому: дамочка вроде бы порядочная; она его растрогала. Ему не хотелось, чтобы Росс Рансом, к которому он испытывал сильную неприязнь, увидел эту сцену.

Господи, милая, и как тебя угораздило выйти за такого подонка?

Можно остановить пленку, перемотать назад, стереть запись, заявить Россу Рансому, что цена повышается, – или наболтать ему еще чего-нибудь. Или, как он уже докладывал раньше, сообщить, что между его женой и доктором ничего нет.

Человек порядочный на его месте так бы и поступил.

У Хью Кейвена был сынишка по имени Шон и жена на четвертом месяце беременности – они ждали второго ребенка. Кейвену хотелось, чтобы дети уважали его. Он хотел, чтобы они росли в убеждении, что их отец лучше, чем он есть на самом деле. Восемь лет назад он ввязался в сомнительное предприятие и сразу прогорел – он нелегально ввозил шпионское оборудование из Тайваня. Оптовый покупатель, который задолжал ему крупную сумму, умолял подождать с выплатами и просил продолжать поставки. Кейвену стало жаль мужика, которому грозило бы банкротство в том случае, если бы он потребовал немедленно вернуть долг. Тогда, заявил мужик, придется забрать детей из частной школы, потерять дом и вообще все.

Через год тот мужик все-таки разорился и сбежал, оставив Кейвена с необеспеченным чеком на сумму сто двадцать тысяч фунтов. Компании Кейвена угрожал полный крах.