Лазурный гигант - Андре Лори

С легкостью серны добежал Джальди до выхода из лагеря без дальнейших приключений, если не считать приключением того, что другие солдаты расхватали остаток его фруктов, не предложив ему даже ана. Но маленький индус не обратил на это внимания. Гордый успехом своей миссии, он спешил успокоить своих друзей.

С какой радостью встретили они его, завидев издали по его славному смуглому личику, что он несет хорошие вести. Родители гордились своим сыном. Они понимали, как тяжело молодым людям сидеть целое утро в бездействии, доверив столь живо интересовавшее их дело в чужие руки.

Но теперь они успокоились. Николь жива. Лишения не сокрушили ни ее мужества, ни здоровья. Она знает, что спасение близко. Какое счастье после стольких горьких испытаний! Анри и Жерар заставляли Джальди несколько раз повторять рассказ о свидании с Николь, а Джальди с удовольствием рассказывал, как хороша Меб-сагиб, которую он принял было за ангела, как добра она к больным и несчастным, как дети целуют ей руки…

По лицу матери Джальди текли слезы при этих рассказах. А когда вечером молодые люди простились с гостеприимным домиком и оставили хозяевам на память о себе значительную сумму денег, последним показалось, что они расстаются с друзьями. Неутешен был главным образом Джальди. Анри и слышать не хотел брать с собою мальчика в предприятие, которое могло окончиться ружейными выстрелами. Мальчик привык не только к обоим братьям, но страстно полюбил и «Эпиорнис», потому решение Анри глубоко опечалило его.

Дождались, когда луна взошла и зашла. Долго братья смотрели на небо, с нетерпением выжидая наступления глухой ночи. Джальди и его отец проводили их к гроту, где был спрятан «Эпиорнис». Уже за полночь месяц скрылся за горизонтом, и только мириады звезд сверкали на темном небе.

Пора. Анри и Жерар потребовали, чтобы проводники оставили их одних. Джальди зарыдал, но они остались непоколебимы и не взяли его с собой.

«Эпиорнис» вывели из засады, вот он свободно взвился в воздух. Анри направил его полет прямо к лагерю, положение, форму которого тщательно описал ему Гула-Дула. Хотя было темно, Жерар, благодаря великолепному зрению и длинной морской подзорной трубе, увидел белый флаг с красным крестом. Он радостно сообщил об этом брату, и «Эпиорнис» начал медленно опускаться.

Вот уже они в ста метрах над походным госпиталем. Развевавшийся дотоле флаг повис, потому что в воздухе стало тихо; ночь стала еще темнее. Перегнувшись через борт, Жерар отсчитал, по указанию Джальди, хижины от госпиталя. Анри правил так, что они опустились как раз над вагоном, где жила Николь.

Но что это? Жерар колеблется с минуту, потом спешит предупредить брата.

— Анри, держи немного левее. Я сосчитал верно, это восьмая хижина, но перед нею нельзя спуститься — перед нею стоит фонарь, свет его ярко падает на вагон. Что это значит? Неужели Николь была так неосторожна, что зажгла фонарь, думая указать нам путь к своему жилищу?

— Ни в каком случае, — отвечал Анри. — За нею, верно, следят, или же это просто неприятная случайность. Нет ли где-нибудь поблизости площадки, на которой мы могли бы выйти?

Жерар наугад выбрал место. Они спустились.

Но вот в тишине ночи послышалось фальшивое, грубое пение патриотической песни. От воинственного сюжета певец перешел к излюбленному солдатами сентиментальному романсу:

The girl I left behind me… 3

Пел он с самым отчаянным акцентом лондонского предместья:

The girl I left behind me.

Солдат продолжал петь, нарушая ночной покой и своей грубой веселостью мешая спать несчастным больным.

— Часовой услаждается пением! — проворчал Жерар.

— Он совсем близко от вагона Николь, не правда ли?

— Он стоит как раз против ее двери, опираясь на винтовку и поставив перед собой фонарь. Черт возьми! Она не может шевельнуться, чтобы он не заметил!

— Придется с ним расправиться! — решил Анри.

— Без этого не обойтись!

Братья вылезли из каюты, бесшумно подкрались к часовому, который все продолжал орать. Жерар быстрым движением набросил ему на лицо большую фетровую шляпу, обмотал голову фланелевым кушаком и, бросив его на землю, скрутил ему руки за спину, раньше чем он успел сообразить, в чем дело, и позвать на помощь.

Затем Жерар опрокинул фонарь, загасил его и, подбежав к вагону, тихонько постучал в дверь. Она тотчас же открылась. На пороге показалась темная фигура.

— Это вы, Николь? Скорее! Нельзя терять время! Взяв девушку за руку, он помог ей выйти из вагона и уже увлек ее к месту, где находился, по его мнению, «Эпиорнис», но второпях ошибся, запутался в темноте и наткнулся на собаку, которая залаяла.

— Где же госпиталь? — спросил он, останавливаясь.

— На север от моего вагона! — отвечала спокойно девушка. Ни словом, ни движением она не выдала волнения, страха или отчаяния.

— Против входа?

— Да!

— Значит, Анри остался сзади нас. Сумеете ли вы найти дорогу к госпиталю?

— Попытаюсь, хотя не отдаю себе отчета, где мы находимся!

В это время послышались проклятия, крики.

— Help!.. The camp is attacked!.. Help, boys!.. Mercy! The devil is on us!4

Испуганная криком собака залаяла еще громче. Послышались шаги. Прибежали патрульные с фонарями. Заслонив собою Николь, Жерар встал в тени перед хижиной. Ах, если бы он мог выстрелить из винтовки, выхваченной им у часового!..

Между тем солдаты засуетились около своего товарища, которому удалось распутаться. Они поставили его на ноги, окончательно высвободили его.

— Где твое ружье? — спросил старый унтер-офицер, командовавший патрулем.

— The devil has token it (Черт отнял у меня его!) — отвечал тот испуганно.

— Non of your sauce! (He лги!) Где ружье?

— Не знаю… Оно было тут… Но черт подкрался ко мне сзади и украл его…

— Берегись, военный суд не похвалит тебя за то, что тебя застали на посту без оружия… Кто тебя отделал так?

— Не знаю… Должно быть, черт…

— Ты ничего не слышал?

— Нет!

— Ты, верно, спал?

— Никак нет, не спал!

— Что же ты, дурак, делал?

— Пел!

— Пел… Полюбуйтесь, братцы, на соловья! Но нечего болтать… Надо разыскать ружье и того, кто его украл… Скорее, ребята, обыщите все!..

Солдаты— бросились по всем переулкам, проникали без всяких предупреждений во все хижины, обыскивая и разрушая все, что попадало под руку… Жерар и Николь не растерялись. Они шаг за шагом отступали перед патрульными, прячась за хижины. Девушка двигалась неслышно, как тень. Жерар, одевший, по совету Гула-Дулы, туфли, тоже ступал бесшумно. Не найдя никого, солдаты отступили; но унтер-офицер поставил на месте прежнего часового двух солдат, а провинившегося приказал отвести в карцер. В лагере снова водворилась тишина.