Аферистка - Кристина Грэн

— Я продам палаццо и на вырученные деньги куплю пиццерию в Мюнхене.

— Нет, ты не сделаешь этого, — возразил Ханси.

Я внимательно прочитала меню. Когда хочется есть, трудно сделать выбор, и я, как всегда, заказала слишком много. Официанты с презрением поглядывали на пиджак моего спутника до тех пор, пока один из них не узнал в нем известного футболиста. После этого нас стали обслуживать в «Хэррис-баре» как настоящих королей. Ханси купался в лучах славы. Ему это требовалось как воздух, он чувствовал себя глубоко несчастным, когда его никто не узнавал. Чтобы выделиться на фоне своих товарищей, ему необходимо обладать чем-нибудь особенным, например, галереей в Венеции. Ханси также мечтал похвастаться перед приятелями знакомством с настоящей княжной. Поэтому, пока я с наслаждением ела заказанные блюда, Ханси уговаривал меня принять от него сто тысяч марок как от партнера по бизнесу. Естественно, я должна была дать ему расписку.

Я согласилась не сразу, мне доставляло удовольствие наблюдать за тем, как крупная рыба трепыхается в моем садке. Еда в баре была вкусной, публика соответствовала качеству блюд и ценам. В конце обеда нас угостили граппой из дубовой бочки за счет заведения. Ханси поморщился от отвращения, он пил только пиво и шампанское.

— Ты принимаешь мое предложение? — спросил он.

Ханси вел себя за столом как свинья. Ни вкуса, ни хороших манер. Однако он обладал тем, чего не было у меня, — состоянием.

— Ну хорошо, — наконец ответила я. — Но я привыкла отделять личную жизнь от бизнеса. Никакого секса, ясно?

Ханси рассмеялся. Он смеялся очень громко. Впрочем, знаменитостям позволено нарушать правила приличия и привлекать к себе внимание.

— Никакой цветной обуви, никакого секса! Ну ты даешь, княжна! Не бойся, ты не в моем вкусе, я не трону тебя. Если честно, я бы и не посмотрел в твою сторону.

Я почти обиделась на него.

— Чем же я тебе не нравлюсь?

Ханси подмигнул светловолосой американке, сидевшей за соседним столиком вместе со своим спутником в надвинутой на лоб ковбойской шляпе. Это была довольно полная, уже увядающая красотка, похожая на ту, что увела у меня из-под носа Леонарда Коэна. Мужчины, как видно, отдают предпочтение крупным блондинкам с пышными формами. Ханси так и не ответил на вопрос. Он сказал только, что завтра передаст мне нужную сумму наличными. Ханси знал, что такое взятки и как их давать. Теперь он стал относиться ко мне слегка покровительственно и, не таясь, заигрывал с блондинкой. Мы обсудили финансовую сторону дела, вопрос о том, как будем делить прибыль, какую сумму вложим в ремонт, у какого нотариуса будем оформлять документы и когда откроем галерею. Договорились, что я возьму на себя художественное руководство проектом, а Ханси будет финансировать его. Футболист оказался романтиком с деловой жилкой. Однако я была совершенно уверена, что он в конце концов предпочтет потерять сто тысяч и замять дело, чтобы не выглядеть в глазах окружающих простофилей.

Ханси раздал автографы, и мы отправились в гостиницу. Дождь к тому времени уже прекратился. В холле «Киприани» портье передал футболисту свежий номер «Гералд трибюн». Ханси едва говорил по-английски и, конечно же, не мог прочитать газету. Однако он не выносил одиночества и отсутствия футбольных фанатов, а потому, оставшись один, сидел в холле с газетой в руках. Вечером мы поужинали вместе и за столом обсудили детали нашего делового сотрудничества. Официанты ходили вокруг нас на цыпочках, боясь помешать важному разговору.

Ханси думал, что «Смерть в Венеции» — это детектив. На сборах он иногда читал детективы, но чтение не должно было отвлекать его от главного. А главным для Ханси являлись мяч, гол и победа. На его взгляд, мир устроен просто. Он состоит из заслуженных побед и незаслуженных поражений, нечестных соперников и тренеров-садистов. Ханси увлеченно рассказывал мне о товарищах по команде, об играх и травмах, а я в это время смотрела в окно на освещенный храм Святого Марка и молила Бога о том, чтобы он заставил моего спутника замолчать.

На шее дамы в жемчугах сегодня поблескивала золотая цепочка, и мне хотелось сорвать ее. Ханси рассказывал что-то о торжественной церемонии открытия чемпионата мира, но я уже не слушала его. Мои мысли были далеко отсюда. Вскоре я попрощалась с ним и поднялась в свой номер. В последнее время я совсем забыла о Кларе и вот теперь, вспомнив о ней, решила позвонить в Гамбург. Через несколько минут в трубке раздался голос Клары, который окончательно вернул меня к действительности. Я словно очнулась от глубокого сна, который навеяла на меня Венеция.

— Вондрашек.

— Это Фея, я звоню из Венеции.

— В Венеции сейчас идет дождь? Надеюсь, у тебя все нормально?

Я утвердительно ответила на оба вопроса. Клара сказала, что несколько раз звонила мне во Франкфурт.

— Я хотела сообщить тебе, что Вондрашек умер.

Ее голос звучал совершенно бесстрастно. Прямота Клары казалась мне порой неуместной.

— Он как будто просто заснул, Фея. Послезавтра состоится погребение. Если тебе хорошо в Венеции, можешь не приезжать.

Я считаю, что скорбь невозможно разделить с другими. Кроме того, Клара была плохой утешительницей и сама никогда не жаловалась. И все же я сказала ей, что непременно приеду на похороны отца.

— Как жаль, Клара, что я узнала о его смерти только сейчас. Надо было мне раньше связаться с тобой.

— Он смеялся, когда умирал. Его голос звучал слегка хрипло, но все же это был именно смех. Священник сказал, что это было не совсем прилично.

— Я люблю тебя, Клара.

— Я любила твоего отца. Впрочем, что толку теперь говорить об этом.

Клара повесила трубку. Она считала, что по телефону нельзя общаться, и была по-своему права. Мой номер в венецианской гостинице прекрасно подходил для одинокой скорби и траура. На следующий день, получив от футболиста деньги и написав расписку, я отправилась в аэропорт, оставив Ханси письмо, в котором объясняла поспешный отъезд внезапной смертью одного из родственников. Я обещала связаться с ним сразу же, как только вернусь в Венецию. Письмо я оставила у портье после того, как оплатила счет. Страсть к комфорту и роскоши обошлась мне в кругленькую сумму. Узнав, что я еду на похороны, портье изобразил на своем лице скорбь и выразил надежду, что я вернусь в Венецию.

— Это произойдет не скоро, — сказала я.

Глава 9

В погребении участвовало четыре человека. Не много, если измерять значение человеческой жизни количеством венков и людей, пришедших на похороны. Однако сам характер и ход жизни отца не предполагали множества людей, пришедших проводить его в последний путь. Двое кладбищенских рабочих на веревках опустили гроб в могилу, вырытую для Вондрашека.