Дариар. Дорога к дому (СИ) - Екатерина Аникина

Если я выберу подходящий момент, чтобы подлить содержимое этого флакона в напиток Карниэля, если он это пойло выпьет, если мне удастся вызвать его первым и начать поединок на моих условиях, если я умудрюсь продержаться до того момента, как подействует снадобье, если… от всех этих если у меня голова шла кругом. Но ничего другого кроме надежды у меня больше не оставалось. Надо было бы помолиться Веруну перед выходом, хотя сомневаюсь, что в честном и священном поединке он станет мне помогать. На такие вещи Верховные смотрят исподлобья и даже делают ставки на своего протеже, но никак не помогают.

— Милорд, вам сюда, — Сатрин подвел меня к столу и указал на свободное место по правую руку от торца стола, где, как я понимаю, должен сидеть Лавинаэль.

Правителя пока не было, но, согласно этикета, он должен войти последним. И тут я задумался, а точно ли это я должен вызвать своего шурина? Ведь, если мне память не изменяет выбор места, времени и оружия остается за вызываемой стороной. Что, если мы ошиблись, и это мне нужно вывести из себя Карниэля, чтобы тот меня вызвал на поединок? Это значит, что я должен проглатывать все оскорбления и молча жевать то, что мне предложат. Ну, это ничего, это я могу. Отключаться от реальности и молча кивать было неотъемлемой частью бордельского воспитания. А затем я должен подлить ему слабительного и страшно оскорбить. А как? Какое оскорбление повлечет за собой немедленный вызов? И тут я ощутил на себе взгляды уже сидевших за торжественным столом эльфов. Взгляды это были, мягко говоря, неодобрительные, а если говорить на чистоту, то ничего, кроме презрения, изрядной доли брезгливости и откровенной ненависти во взглядах, обращенных на меня, я не заметил. Я настолько ушел в себя, что даже не ощутил сразу всех этих взглядов. Оглянувшись, я понял, что мой провожатый слинял в неизвестном направлении, оставив меня фактически одного с этими далеко недружелюбно настроенными товарищами. Ну вот, и что я себя накручиваю? Да любое мое слово может быть воспринято Карниэлем как страшное оскорбление, которое можно смыть только моей кровью.

В этот момент дверь, ведущая в зал, распахнулась, и вошли Карниэль и Сиэана. Как и предсказывал Сатрин, Сиэана села по левую руку от отца, напротив меня, а шурин пристроился рядом со мной. Пустовало еще два места — во главе стола для Лавинаэля и рядом с Сиэаной, неизвестно для кого.

На шурина я не смотрел, насмотрюсь еще, до тошноты, все мое внимание было приковано к жене. Она была бледна и сидела тихо, не поднимая глаз.

— Ну и зачем? — нарушил я молчание, которое уже становилось просто невыносимым. — Ты же прекрасно знаешь, что мне не дадут сдохнуть раньше времени. На что ты рассчитывала? Просто душу отвести?

— Я не хотела тебя убивать, — ответила она, все еще не поднимая глаз.

— Считай, что я тебе поверил, — серьезно кивнул я, не веря ни единому ее слову. — Тогда чего ты добивалась?

— Тебе не понять, — она сжала в кулаке вилку, и вскинула на меня сверкающие глаза. Все-таки она очень красивая. Но почему тогда мне, чтобы воспользоваться этой красотой нужно тонну местной виагры употребить? И что такое виагра? Да не все ли равно.

— Конечно, где уж мне, — я криво усмехнулся и перевел взгляд на распахнувшиеся двери, в которые в этот момент входил Правитель.

Лавинаэль стремительно прошел к своему месту и сел за стол.

— Друзья мои, сегодня мы собрались здесь, чтобы в торжественной обстановке чествовать замужество моей дочери Сиэаны с герцогом Сомерсетом. Такова участь отца — терять свое дитя, когда приходит время птице расправить крылья и выпорхнуть из родительского гнезда.

— Красиво, если не знать, что птенцов родители обычно из гнезда выкидывают, чтобы не мешались, — пробормотал я вроде бы тихо, но и отец семейства и его отпрыски явно расслышали, потому что бросили на меня злобные взгляды. Почему место рядом с Сиэаной пустует? Кто может себе позволить сесть за стол позже Правителя?

— Но сегодня не только радостный день для моей дочери, которая нашла свою вторую половинку, вместе с которой ее сердце будет биться в унисон долгие годы, — если бы я ел, то сейчас подавился бы. Нет, я все понимаю, традиции и все такое, но все присутствующие здесь знают цену этому браку, так какого хрена распинаться тогда? — Сегодня еще и день скорби, потому что именно сегодня я потерял любимого брата, который по праву считался лучшим воином из всех, кого когда-либо принимала под своей сенью Дальмира. Он был убит. Убит подлым ударом в спину. Его убийцу оправдывает только то, что он не знал о том, что сегодня соединилось сердце его господина и моей дочери. Он думал, что защищает своего сюзерена, и это станет его помилованием до того момента, пока Дальмира принимает его господина и он является здесь не только почетным гостем, но и членом моей большой семьи. — Вот гадство-то какое, оказывается один из тех четверых которых положили Тени и Лорен является братаном Лавинаэля и лучшим из лучших. Не такие уж они и совершенные, если так глупо потеряли своего эльфа. Больше, чем уверен, что кинжал в спину этому мистеру совершенство всадил Лорен — его почерк. Их учили не размениваться красноречием с ушастыми, да и годы, проведенные в качестве Магистра Ложи убийц, дают о себе знать. Но отдуваться теперь за него придется именно мне. Почему он Лавинаэля не приговорил на той полянке? Все было бы гораздо проще, наверное. — Давайте праздновать друзья, а место Кенара будет пустовать весь этот вечер, как немой укор всем нам, чтобы мы не забывали.

На этой патетичной ноте Лавинаэль закруглился, схватил кубок, который ему тут же наполнил слуга, и это послужило сигналом для остальных гостей, что можно начинать уже жрать.

Я ковырялся вилкой в тарелке и практически ничего не ел. Во-первых, у меня все еще болело горло, а, во-вторых, наедаться перед поединком — такое себе удовольствие. Молодой Сатрин не выходил у меня из головы, как и весь абсурд происходившего, начиная от моей скоропостижной свадьбы, заканчивая такой же скоропостижной смертью во благо какого-то договора, который априори не имеет ни юридической, ни магической силы. Но открывать свой рот, обвиняя Лавинаэля во лжи, по крайней мере, сейчас, было верхом идиотизма. Хотя другого шанса уже может