Бесконечная война - allig_eri

Всегда ели. И как я мог считать иначе? Я ведь был солдатом. Был жестоким продолжением чьей-то чужой воли».

Фосрен изменился, и сам охотно это признавал. Его душа не выдержала чудовищных ужасов, которые он видел повсюду, невообразимой аморальности, рождённой голодом. Алджер изменился, искорёжился до неузнаваемости, превратился в нечто новое. Потеря веры — веры во что бы то ни было — и в первую очередь во врождённую доброту собственного вида, сделала его холодным, бесчувственным и жестоким.

Но потерявший глаз разведчик не ел человечины.

«Лучше пожирать себя изнутри, переваривать собственные мускулы, слой за слоем, растворять всё, чем я был прежде. Это — моё последнее задание, и вот оно началось».

И всё же, вопреки всему, Алджер уже начал осознавать более глубокую истину: решимость его слабела.

«Нет! Гони прочь эту мысль».

Лишившийся глаза мужчина — которому повезло не подхватить в рану никакой заразы, был вынужден вступить в ряды «перебежчиков», чтобы сохранить жизнь и хотя бы изнутри стана врага попытаться послужить своим товарищам, — понятия не имел, что увидел в нём Каирадор.

Тот бой, где их отряд попал в окружение, принёс не только смерть. Алджер Фосрен, лишившись глаза из-за неприцельного удара штыка, притворился мёртвым. Это получилось без каких-либо сложностей, «перебежчики» не особо проверяли свою добычу, сходу начав волочь тела в свои вечно голодные ряды. И тут Алджеру повезло в первый раз. Их не решились есть сразу, сырыми (как делали зачастую), а надумали сготовить, так что начали закидывать трупы в большую общую кучу.

Разведчик, умудрившись избавиться от характерной формы, выбрался из горы мёртвого кровоточащего мяса, некогда бывшего его соратниками и местными крестьянами, после чего притворился одним из «перебежчиков».

«Главное изображать голодный фанатизм, которым были пропитаны все они, — размышлял Фосрен. — Тогда становится проще. Почти естественно».

В дополнение к отказу от человеческого мяса, он изображал немого. Смысла в этом было немного, ведь почти вся крестьянская армия общалась на мунтосе. Однако мужчина не хотел с ними говорить. Не хотел выдавливать из себя слова, которые могли бы выдать его, или навредить людям, оставшимся в городе.

Теперь он предстал незримым призраком. Почти нематериальным духом, который истончился почти до исчезновения.

«Если бы Каирадор не приблизил меня к себе, то кто-то из других „перебежчиков“ давно отправил „слабака“ в общий котёл, — мысленно хмыкнул Алджер. — Ещё бы и изнасиловал перед этим».

Он отлично знал, что среди «перебежчиков» активно рыскали специально назначенные ищейки, которые выбирали самых больных, старых и слабых, которых пускали в пищу остальным, особенно если не было иных вариантов.

Ныне всё, чем Фосрен проявлял себя в этом мире — собственным присутствием и остротой единственного глаза, отмечавшего любую деталь. Однако этого хватило, дабы Красный Верс каким-то образом заметил его в толпе, призвал и сделал своим подручным, лейтенантом.

«Но я никем не командую. Тактика, стратегия, бесконечные трудности управления армией, даже такой беспорядочной, как эта — я сижу на сборах Каирадора молча. Моего мнения не спрашивают. Я ни о чём не отчитываюсь. Чего же он от меня хочет?»

Подозрения кипели во тьме под спокойной гладью мыслей. Алджер гадал, а вдруг Каирадор как-то понял, кто он на самом деле? Вдруг готовится передать прямо в руки Дэсарандесу? Возможно — в этом мире всё было возможно. Абсолютно всё. Сама реальность будто сдалась, отказалась от собственных законов: и мёртвые оживали, сходя с крестов, а живые становились подобны мёртвым, начиная охотиться на тех, в чьих жилах текла горячая кровь.

«Словно умирающее тело само искало последней возможности избежать окончательного забвения, когда душа уже погружалась во мрак».

Каирадор был юношей, который пробудил в себе магию, уже оказавшись среди рядов «перебежчиков». Первый, но как поговаривали, не последний.

— И могущественный Хорес даровал ему право нести бремя кусочка своей силы, — шептали крестьяне. Ведь даже они осознавали инаковость Каирадора, его уникальность.

«Ультима, — между тем думал Алджер. — Парень вытащил козырь, который будет очень непросто побить».

Это осознал не только он. Поговаривали, сам Дэсарандес, после первой встречи, выделил его на фоне остальных «перебежчиков» и даровал право власти над остальными. А без одобрения императора Красный Верс никогда не сумел бы подняться.

«Власть… по праву силы и ума, ведь Каирадор, как раз-таки, не являлся крестьянином…» — размышлял Фосрен.

Вот только кем были его родители и из какой семьи юнец родом, так и осталось скрыто покровом тайны, хоть слухов ходило множество. И всё же, факт оставался фактом, Красный Верс умел читать, писать и считать. Мог искусно говорить, знал основы тактики и стратегии.

«Точно кто-то из знати, — сам себе кивал Алджер. — Иначе и быть не может».

И теперь бледный, долговязый юноша с желтоватыми глазами и прямыми, чёрными волосами вёл крестьянскую армию вперёд, сидя верхом на тягловой лошади. Лицо его отличалось необычной красотой, которая притягивала взгляд, хоть и казалось маской, за которой не было никакой души.

Мужчины и женщины, молодые и старые, все «перебежчики» приходили к нему, молили прикоснуться, считали святым, посланником бога, но Каирадор отказывал всем. Близко он подпускал лишь Бэль. Та гладила его по волосам и прижималась к его тощей груди, словно ища защиты.

Впрочем, её Фосрен боялся больше всех остальных, больше, чем Каирадора и его непредсказуемой жестокости, больше, чем Дэсарандеса. Что-то демоническое светилось в глазах Бэль. Безумие, не притворное, а истинное. Девушка могла совершить абсолютно всё, а за её спиной собирались другие женщины из «перебежчиков», которых привлекали эти аспекты власти над своими сородичами.

Возможно, её безумие попросту было заразно.

Послышались крики, заставившие бывшего разведчика отвлечься. Группа всадников, отделившись от имперского лагеря, приближалась к скоплению «перебежчиков». Среди них находился и Каирадор. Он лёгким жестом призвал своих подручных к невысокому холму, который выбрал для своеобразного штаба. С остальными подошёл и Алджер Фосрен.

Белки глаз Красного Верса были цвета мёда, а зрачки — серые. Отсветы факелов плясали на его измученном белом лице, делая губы до странности красными. Он сгорбившись сидел — без седла — на своей крупной, усталой лошади, разглядывая собравшихся офицеров.

— Вести, — хрипло прошептал Каирадор.

Алджер никогда не слышал, чтобы он говорил громко. Вероятно, юноша просто не мог повышать голос из-за врождённого дефекта гортани или языка. А может, никогда не считал нужным.

— Я был на собрании Господина Вечности, а после мы беседовали один на один, — странная дрожь охватила его тело, но парень справился с ней. — Теперь я знаю больше, чем