Пограничник - Александр Лаврентьев

Под потолком висели серые тела кандаров, плотно укутанные голыми перепончатыми крыльями. Адреналин миллионами игл вонзился под кожу рук, ног, лица, спины. Мгновенно вспотели ладони.

Иван медленно опустил фонарь. Не дыша вытер о штаны мокрую от пота правую руку. Поудобнее перехватил оружие и на цыпочках, насколько позволяли толстые рифленые подошвы, двинулся вперед. Перескочив через турникет, он нечаянно задел дешевенький коммуникатор, оставленный на лотке охранника. Коммуникатор соскользнул с гладкой металлической поверхности. Иван моментально представил, как твари, висящие под потолком, просыпаются от грохота упавшего гаджета, и в ужасе застыл. Коммуникатор скатился к краю и скользнул было на пол… Иван оказался проворнее сил притяжения и успел поймать никчемную штуковину возле самого пола. Снова замер, прислушался и, убедившись, что вокруг по-прежнему тихо, вернул коммуникатор на место. Пройдя несколько шагов, остановился и, поразмыслив, вернулся обратно. Стараясь не шуметь, достал несколько увесистых объектных мин, прикрепил их на лоток, на турникет и на рамку металлоискателя. Так-то будет поспокойнее.

Вздохнул с облегчением Иван только тогда, когда выбрался на запасную лестницу. Услышал ли он или ему только показалось, что позади него в темноте раздается шипение?

Проверять Иван не стал. Подумав, он подпер брошенной шваброй двери и подошел к грузовому лифту. Машинально нажал на кнопку и с удивлением услышал шум работающего механизма. В небоскребе было электричество! Лифт спустился, створки бесшумно разъехались. Ярко освещенная кабина показалась Ивану капканом, ловушкой, которая немедленно захлопнется, едва жертва переступит через порог, но выбора не было. Его в любом случае ждали, а значит, у врага было время подготовиться.

Иван пожал плечами. Если Хурмаге нужна только его жизнь, он убил бы Ивана еще тогда, на крыше. Нет, Хурмаге нужна была его душа. Его страх, его унижение, его поклонение. Без этого Хурмага не мог существовать, это было смыслом и целью его существования.

Иван не спеша прикрепил очередную мину рядом с шахтой, потом вошел в кабину. Вдруг вдалеке тоскливо завыла собака. Иван вздрогнул. Двери лифта закрылись, и он поехал вверх. Страх сменился уверенностью.

Очередная мина нашла приют на стене кабины.

…Пока кабина ползла вверх, Иван так и этак прикидывал, как выглядит логово Хурмаги, но, когда двери лифта открылись, вместо новых ужасов и кошмаров он увидел простой длинный белый коридор, который заканчивался массивной черной дверью. Было холодно, изо рта шел пар, и дверь была покрыта инеем. Иван пожал плечами, рукавом стер со стены иней, приладил мину, прошел по коридору и толкнул дверь. Он ожидал, что дверь не поддастся, что придется толкать или дергать, может, даже вышибать ее, но дверь легко распахнулась. Иван оказался на пороге комнаты, в середине которой за внушительным письменным столом из красного дерева в глубоком кожаном кресле восседал майор Хенкер собственной персоной, или, вернее, то, что от него осталось после всех тех манипуляций, которые проделали с телом несчастного майора в «Авалоне».

Один глаз у него был черным, а второй — голубым. И оба глаза бесстрастно смотрели на Ивана.

— Ну, что ж, сержант, — произнес он тихим шипящим голосом, — вот мы и встретились. Жаль, что ты не остался там, в шахтах «КучугуйЛага». Видно, хорошо заботится о тебе Кто-то, раз выбрался ты тогда на свет. Меня постоянно занимает эта странная перемена в людях. Жили-жили, и — раз! — все, что делали раньше, — не в счет! Гениально…

Иван пожал плечами.

— А ты вроде бы как не веришь, что человек может измениться? Хотя кто-кто, а ты-то знаешь, что это правда.

В ответ майор пожал плечами.

— Мне все равно, — резко ответил он, — но меня удивляет то, что в это веришь ты. Жил да был солдат. Убивал каждый день людей без счета. Меня вот даже как-то раз убил. И не только меня, — вспомнив о ком-то, майор скрипнул зубами. — И ладно бы защищал детей и женщин, но — нет! Он защищал финансовую империю под названием Евразийские Штаты — эту искусственную опухоль, возникшую на теле планеты после падения Европейского халифата… Защищал так называемую демократию. И вот он оказывается совсем в другом стане… Перекрасился… О! Сколько я видел таких перекрашенных. В каждом веке — свои Савлы…

Но Иван оставался спокойным.

— Ну во-первых, я никого не предавал, ибо империи пришел конец. Она рухнула, как колосс на глиняных ногах. А во-вторых, разве является предательством обретение истины? Или для тебя истина ничего не значит? Хотя о чем это я?.. Ты менял истину всю свою жизнь! — Иван пододвинул к себе ногой стул для посетителей, сел на него, держа Хурмагу под прицелом.

— Вернее сказать, хотел бы изменить. Не получилось… — поправился Иван.

— Не получилось? И кто это говорит? Тварь, застрявшая между двумя мирами, от которой даже Творец отказался? Всеми забытая, всеми покинутая? На что ты надеешься, человечишко? На свое оружие? Оно не защитит тебя. На свои мускулы? Но это смешно… На Него? — в тихом голосе Хурмаги прозвучала ирония, смешанная с ненавистью. — Но Он опять далеко, а впереди у каждого из вас всегда только неизвестность. И еще болезни, отчаяние и смерть. Как там? «Положено человекам однажды умереть»? И что там, за смертью, ты не знаешь… Может, небытие? О! Иногда о небытии мечтают, уж поверь мне. Но если там нечто такое, о чем лучше вообще не знать, если там в тысячу, в миллион раз хуже, чем здесь, что тогда? Вдруг Он не сильно милостив, не очень всеведущ и не слишком сильно любит свое творение, м-м, продукт, так сказать? Вдруг у Создателя вселенной и без вас есть чем заняться? Ты не думал об этом, когда давал обет? Или твою бдительность усыпили льстивые речи Евлампия, который просидел всю жизнь под землей, как крот? Который и в жизни-то слабо что понимает, потому как не видел ничего, кроме своих блажных конви.

— Ты прав, я, конечно, не знаю, как оно там будет, и Бога не встречал, и не в курсе Его намерений, — ответил Иван. — И может, отец Евлампий, в самом деле, мало где побывал, хотя считаю, что видел он достаточно. В любом случае, он умнее и честнее меня. А я-то мир повидал и с хороших, и с плохих сторон. И еще я видел тебя и видел, что ты делал. И этого мне хватило, чтобы сделать свой выбор. По плодам дел их узнаете их — кажется, так сказано в Писании?

— A-а! Ты успел изучить писание? Когда, интересно?

— Да почитал тут на досуге… — ответил Иван, глядя Хурмаге в разноцветные глаза.

Смотреть было тяжело. Всегда тяжело смотреть в глаза смерти, но по-другому он не умел. Не по своей воле он сюда пришел, и уйдет ли отсюда, неизвестно. Но одно Иван знал совершенно точно. Сегодня не день для страха и малодушия. Для боя — да, для смерти — наверняка. Но не для предательства. Он, может быть, мог бы изменить себе или воинской присяге, но предать людей, ставших в одночасье ему близкими и родными, предать Марию, отца Евлампия и Дикороса он не мог. И пусть их немного осталось на темной и безвидной Земле — неважно. Дело не в количестве. Он должен или победить, или сгинуть. Потому что Иван не собирался ни унижаться перед Хурмагой, ни преклоняться перед ним. И если жить ему оставалось немного, — тем более если жить ему оставалось немного! — нарушать данные обеты он не собирался. Наверное, просто не мог.

— К делу! — внезапно охрипшим голосом произнес Иван. — Ты забрал у меня девушку. Без нее я не уйду.

— Ты вообще отсюда не уйдешь, ни с ней, ни без нее, — заметил Хурмага, и на бледных почти человеческих губах его мелькнула ироничная улыбка. — Если тебя это утешит…

— Может быть, — пожал плечами Иван. — Но смерть — не самое страшное, что может случиться с человеком.

— А что же самое страшное? — внезапно заинтересовался майор, слегка подавшись вперед, к Ивану.

— Хочешь знать, майор, чего я боюсь? — улыбнулся Иван и сам на какое-то время задумался. — Наверное, теперь я боюсь одного — остаться без Бога. Это действительно страшно.

В повисшей тишине отчетливо клацнули зубы майора. Он поднялся с кресла и как-то странно вытянулся, оказавшись раза в два выше Ивана, а его черный плащ вдруг начал светлеть прямо на глазах, сливаясь с телом и превращаясь в чешуйчатую плотную кожу твари.

— Нет, сержант, — слова, с шипением вырывающиеся из глотки твари, все менее походили на человеческую речь. — Страх властвует над всеми нами — и людьми, и… Ты просто не знаеш-ш-шь… Тварь перегнулась через стол и заглянула Ивану в лицо. Тот не отвел взгляда и на какую-то долю секунды едва не потерял себя в змеиных глазах Хурмаги. Иван увидел, прочел, ощутил тот самый древний ужас, который владеет каждой тварью после падения… А тварь шипела, и ее слова проникали Ивану прямо в мозг.

— Страх охватывает каждую клеточку твоего тела, он парализует душу, он лишает разума и сковывает волю, он дает власть…