Отважный юноша на летящей трапеции (сборник) - Уильям Сароян

Я возвышаюсь над машинкой и смотрю на пачку чистой желтой бумаги. Я думаю про себя: вот моя комната, и я создал в ней миниатюрную цивилизацию, и она стала моей вселенной, и у меня нет никакого желания уходить отсюда. И тут я как врезал мистеру Ковингтону, и он на полу. Изо всех сил бью второго комитетчика, но они хватают меня за руки – четверо комитетчиков и двое из военной полиции, и лишь одна мысль проносится у меня в голове: а катитесь вы все со своей войной, ублюдки, ретрограды, угробившие миллионы жизней в прошлую войну. Идите и воюйте себе, но я не могу ничего вымолвить. А один из комитетчиков говорит: если мистер Ковингтон умрет, мы вас расстреляем, мистер Стурица, нам придется, как ни прискорбно, исполнить наш долг и расстрелять вас, мистер Стурица. Если мистер Ковингтон не умрет, вы можете отделаться двадцатью годами тюрьмы, мистер Стурица. Но если умрет, нам придется, как ни прискорбно, исполнить наш долг и расстрелять вас. И, спускаясь по лестнице, престарелый коротышка все талдычит мне одно и то же без умолку.

Молитва

Равнина, Бог и безмолвие разума, запутанные коридоры, колонны, места, где мы ходили, лица, которые видели, и пение маленьких детей. Но превыше всего – иероглифы, письмена, святость, фигура в камне, простая линия, наш язык, четкие очертания… листьев, мечты, улыбки, падение руки, касание тел, любовь к мирам, вселенным; нет страха смерти, только немного тоски. Да, Боже, и свет – наше солнце, и отблески его, утренние зори, отгоревшие во времена великанов и пигмеев, некто по имени Бах, некто по имени Сезанн и прочие, чьи имена забылись; массы людей предстают в одном безымянном обличье, в нашем облике; скорбь безвестных толп; наша форма, стать; люди, шагающие по свету, – Азия, Европа, Африка – за морем сознания и волн, по ту сторону Атлантики, на западе – Америка – марширует морская пехота, усмехается бледный Вильсон; свободу Литве, слава Польше и графствам Техаса; душистые дыни и бедность.

Благодарим Тебя, Господи. И за числа, чтоб горестям своим вести учет: «один» – значит, печаль, «два» – боль, «три» – безумие, и тысяча, и десять тысяч, и постижение вечности, световых лет; борода Дарвина… глаза Эйнштейна… пальцы великого польского пианиста; а давайте посмотрим на вещи в численном выражении – богатство Меллона и Форда, бедность, позвольте вспомнить имя подостойней – Паунда или, скажем, неизвестного парня из графства Клей, штат Айова, что сидит в уединении, сочиняет рассказы для Бога и «Сатурдей ивнинг пост»; замысел, идея, безликий ужас, одиночество, ожидание славы и короткая записка; ты – имя, мальчик мой, ты знаменит; рассказ в газете; благодарю Тебя, Господи.

Дочь пастуха

Как считает моя бабушка, дай Бог ей долгих лет жизни, все мужчины должны трудиться. Вот только что за столом она сказала мне:

– Ты должен выучиться какому-нибудь доброму ремеслу, чтобы уметь мастерить всякую полезную утварь из глины или дерева, из металла или сукна. Не пристало молодому человеку пренебрегать благородным ремеслом. Что ты можешь делать сам, своими руками? Сможешь ли ты сколотить простой стол, стул, слепить простую тарелку, кофейник, соткать коврик? Что ты умеешь делать своими руками?

И бабушка метнула в меня гневный взгляд.

– Я знаю, – сказала она, – ты собираешься стать писателем, и, пожалуй, ты и есть таков. Куришь ты точно как заправский трудяга. В доме нечем дышать от дыма. Но ты должен научиться делать добротные, пригодные в хозяйстве вещи, которые можно видеть и осязать.

– Жил да был персидский царь, – продолжала бабушка. – И был у него сын. Так вот, этот мальчик влюбился в дочь пастуха. Пришел он к своему отцу и говорит:

– Мой повелитель, я люблю дочь пастуха и хочу взять ее в жены.

А царь отвечает:

– Я – царь, а ты – мой сын, и, когда меня не станет, царем будешь ты. Разве можно жениться на дочери пастуха?

И отвечает ему сын:

– Мой повелитель, сие мне неведомо, но я знаю одно – что люблю эту девушку и хочу, чтобы она стала моей царицей.

Царь убедился в том, что влюбленность сына угодна Богу, и сказал:

– Я отправлю ей послание.

Он вызвал гонца и молвил:

– Ступай к дочери пастуха и скажи ей, что царевич любит ее и хочет взять в жены.

Отправился гонец к девушке и говорит:

– Царский сын любит тебя и хочет на тебе жениться.

А девушка спрашивает:

– Каким ремеслом он владеет?

Гонец отвечает:

– Ведь он царский сын, а не ремесленник.

И девушка ответила:

– Пусть выучится хоть какому-нибудь ремеслу.

Гонец вернулся к царю и передал ему слова дочери пастуха.

Царь сказал сыну:

– Дочь пастуха желает, чтобы ты овладел каким-нибудь ремеслом. Тебе все еще хочется на ней жениться?

И сын ответил:

– Да, я научусь ткать ковры из соломы.

И его обучили ткать из соломы ковры – узорчатые и цветные. И уже через три дня он ткал изысканные ковры из соломы. Гонец вернулся к дочери пастуха и сказал:

– Вот соломенные ковры, сотканные царским сыном.

Тогда девушка отправилась с гонцом в царский дворец и стала женой царского сына.

– Однажды, – продолжала бабушка, – царский сын прогуливался по улицам Багдада, и ему попалась такая чистая и прохладная харчевня, что он завернул туда и сел за стол.

– Это заведение, – продолжала бабушка, – принадлежало ворам и убийцам. Они схватили царского сына и бросили в темницу, в которой томились многие знатные граждане этого города. И эти самые воры-душегубы убивали самых дородных пленников и скармливали самым худым пленникам и этим развлекались. Царевич был самым худощавым из всех, и никто не знал, что он – сын персидского царя, поэтому его не тронули. И вот говорит он ворам и убийцам:

– Я умею ткать ковры из соломы, которые очень высоко ценятся.

И они принесли ему соломы и велели ткать. За три дня соткал он три ковра и говорит:

– Отнесите эти ковры во дворец персидскому царю, и за каждый ковер он заплатит вам по сто золотых.

Отнесли ковры в царский дворец. И как только царь их увидел, сразу догадался, что они сработаны его сыном. Он отнес ковры к дочери пастуха и сказал:

– Эти ковры принесли во дворец, и сотканы они моим без вести пропавшим сыном.

И дочь пастуха взяла каждый из них, внимательно присмотрелась к ним и в узорах каждого разглядела послание на персидском языке и прочла царю.

– И царь, – говорила бабушка, – отправил множество воинов в логово воров и убийц. И воины спасли всех узников, перебили всех воров и убийц, и царский сын, целый и невредимый, вернулся во дворец к отцу и милой жене, дочери пастуха. И когда молодой человек вошел во дворец и увидел, наконец, свою жену, то преклонил перед ней колена, припал к ее ногам и молвил:

– Любовь моя, я выжил только благодаря тебе.

И царь был очень доволен дочерью пастуха.

– Ну, – сказала бабушка, – теперь ты уразумел, почему каждому мужчине следует выучиться благородному ремеслу?

– Вполне уразумел, – сказал я, – и, как только заработаю денег, куплю пилу, молоток и добрый кусок древесины и приложу все свои силы, чтобы выпилить и сколотить простой стул или книжную полку.

Об авторе

Современник Э. Хемингуэя и Р. Брэдбери, всемирно известный писатель Уильям Сароян почти не знаком российскому читателю. На публикации его произведений в Советском Союзе лежал негласный запрет. Цензоров отпугивало отношение Сарояна к жизни.

Дело в том, что его героям чужды колкая насмешка и жестокая ирония. Их средство от невзгод – добрый смех и умение видеть мир глазами ребенка, которому подчас легче понять все несуразности взрослого мира. Живя в эпоху Великой депрессии и мировых войн, герои задают себе те же вопросы, что и мы сегодня.

Примечания

1

Cyclone Coming? TIME. Monday. Oct. 22, 1934.

2

Hatcher H. The Second Lost Generation. The English Journal. Vol. 25, No. 8 (Oct., 1936). Рp. 621—631.

3

Заглавие книги взято из популярной песни «The Daring Young Man on the Flying Trapeze», впервые исполненной в 1867 году. Автор слов – английский поэт и исполнитель Джордж Лейборн (George Leybourne), музыка Гастона Лайла (Gaston Lyle). Песня посвящена выдающемуся воздушному гимнасту Жюлю Леотарду (Jules Léotard). Сароян не раз ставил строки из популярных песен в заглавия своих книг. Например, «Short Drive, Sweet Chariot» («Прогулка в роскошной колеснице») – строка из спиричуэла.

4

Френсис Скотт Фицджеральд придерживался того же мнения; он писал, что Сарояну не хватает «смирения». См.: Френсис Скотт Фицджеральд. Портрет в документах. М.: Прогресс, 1984. С. 246.

5

Beatrice Kaufman, Charles Martin. The White-Haired Boy (1940).

6

A Subtreasury of American Humor. Edited by E. B. White and Katherine S. White. New York, 1941. Р. 279—283.

7

Сароян вблизи. В кн.: Мкртчян Л. Башмачник Ростом, Уильям Сароян и другие. М.: Советский писатель, 1985. С. 160.

8

William Saroyan. I Don’t Get It. Playboy. January. 1965.