Сапёр, который ошибся - Игорь Афанасьев

Где — то в середине дня увидели большую группу духов. Мы были в перелеске, а они по целине пересекали заснеженное ущелье и уходили вправо к хребту. Их было человек 50, а нас 25. Командиры решили не принимать бой и дать им уйти. В этот момент выяснилось, что наш медик, когда лежал в засаде, оставил автомат. Провинность на грани преступления…

Мы, пропустив духов, ушли влево, поднялись на хребет. Потом спустились в ущелье и вскоре набрели на небольшой кишлачок. В одном дувале нашли выпущенных кур. Поймали несколько штук, и когда стали выходить из дувала, нам навстречу группа вооруженных афганцев. Не успели мы схватиться за автоматы, как среди надвигающихся узнали знакомого советника. Я помог ему поймать курицу, а он прочёл несколько строк из Корана, который лежал в его сумке. На этом и разошлись.

Большая группа нашего полка поднялась на высокую гору. Там все и расположились на ночлег. Огромная, плоская вершина горы, покрытая снегом, была похожа на стол, застеленный белоснежной скатертью. С медиком, потерявшим автомат, поступили следующим образом: потерянный автомат списали на убитого сегодня в бою солдата. Медика нам заменили и дали в придачу 2-х человек из муз. взвода. Начштаба сильно «обиделся» на музыкантов и комендачей, и стал гонять их на боевые.

На следующий день мы собрались двигаться дальше. Взводный принёс карту, там была обозначена местность и группировки, действующие вокруг нас. Их насчитывалось около 10 со всех сторон, в каждой человек 50–70, и на вооружении крупнокалиберные пулемёты и безоткатные орудия. Наш маршрут пролегал в самую их гущу.

Мы прошли через занесённый снегом хребет, и вышли на перевал, где встретили несколько рот на привале. Здесь я увидел своего бывшего «черпака» Ирика из Туркмении. Помню, когда я пришёл молодым сержантом из Союза, то этот худощавый, невысокий паренек пытался меня «кантовать», но, получив отпор, стал хорошим товарищем и впоследствии помогал обживаться на новом месте. Потом Ирика избили «деды», и он одного из них «вложил» командиру роты, того посадили на «губу», а Ирика перевели в пехоту. Выходит, что Ирик был дембель — осенник и давно должен быть дома, но это были суровые времена, когда дембеля — осенники уходили домой в феврале, а дембеля — весенники в августе.

Он сидел на земле, отвернувшись от других, в старом, потёртом обмундировании, я поздоровался и подсел к нему.

— Ну, как, приготовил парадку на дембель?

— Да нет, всё некогда. Одну нашёл, но она немного мала.

— Ну, ничего, у меня была приготовлена одна, но я нашёл новую, так что, когда вернёмся, — отдам её тебе. Ты её немного ушьешь, и будет в самый раз.

Выступаем.

В это время пехота прикалывалась над Груней в ожидании команды «Приготовиться к движению!». Когда команда прозвучала, пехота лениво встала и отправилась вперёд по хребту, а мы спустились в покрытую глубоким снегом долину, чтобы разведать подступы к другому перевалу для другого батальона.

Через некоторое время на хребте закипел жаркий бой с разрывами и шквальным огнём. Из полковой связи мы узнали, что 7-я рота нарвалась на душманов-фанатиков, так называемых «чёрных аистов» (они одевались в чёрные халаты и белые чалмы). Бой кипел жаркий: с самого начала погибли 7 человек и появились раненые. «Чёрные аисты» теснили и шли в атаку в полный рост, подбадривая друг друга воплями. 7-я рота просила подкрепления, и мы видели, как по хребту в тот район проследовала рота. Позже я узнал, что Ирик погиб в том бою.

Несмотря на трагичность ситуации, мы находились в радужном настроении: раз зажали пехоту, то мы спокойно зайдём на перевал, т. к. духи все силы бросят туда.

Мы вышли на дорогу, ограниченную двумя глиняными дувалами, и остановились передохнуть, чтобы уточнить свою задачу. Когда стали сверять маршрут, то оказалось, что нам надо выходить на перевал по хребту возле странного дома, который находился на склоне справа. Это был двухэтажный дом, богатый по здешним местам, и в совершенно диком, плохо доступном месте, плотно заросшем невысоким кедрачом. Почему-то этот дом сразу врезался в мою память.

В моём отделении был молодой боец по имени Александр, высокого роста и крепкого сложения, на гражданке был зубным техником, и из гильз крупнокалиберного патрона он изготавливал фиксы — накладки, похожие на золотую коронку. Разведчики с удовольствием драили их до блеска и надевали на здоровые зубы, а при встрече улыбались хищно, чтобы ярко во рту блеснула фикса, тогда это было страшно модно, и у меня тоже была такая.

Александр был связистом и носил большую рацию. Он сидел под забором бледный, с потухшими глазами, я содрогнулся. Впервые видел маску смерти на живом лице. «Наверное, его убьют», — подумалось мне. Подошёл и завёл разговор о том, что не время расслабляться, т. к. враг повсюду, и надо посматривать по сторонам. Если духи подкрадутся, не поздоровится всем. Потом я жалел в душе, что не нашёл нужных слов приободрить бойца.

И вот решение принято — идём на перевал. На самом подходе к перевалу заспорили с Рыжим. Рыжий был капитаном спецназа, и когда наш бывший начальник разведки ушёл на повышение (на место начальника разведки бригады в Шинданде), то на его место пригласили Рыжего из батальона спецназа, который находился на территории нашего полка и был введён совсем недавно.

Рыжий не пользовался авторитетом, потому что был неразговорчивым и долго соображал, особенно после того, как несколько дней назад в 400-стах метрах от нас подскочил «дух» с «лежанки». Он, видимо, лежал в дозоре, и, когда мы подошли ближе, побежал докладывать.

Мы вскинули автоматы, но Рыжий крикнул: «Отставить!!» и вскинул свою снайперскую винтовку. Размеренно разрезали тишину выстрелы, все смотрели на «духа», как он стремительно петлял, уходя в горы, и считали выстрелы: «…5–6–7–8–9–10»!!! Рыжий промазал!? А дух убежал на предельную дальность и скрылся в камнях. Все мрачно посмотрели на Рыжего и молча покивали головами.

— Значит, судьба! — сказал он, и поменял обойму в винтовке.

Дело прошлое, а в тот момент с Рыжим заспорили по поводу того, как заходить на перевал. Рыжий хотел всех вывести по ущелью, но все, а особенно Коля Зинченко (крепкий парень из Воркуты), говорили, что это верная гибель, что если нас зажмут в ущелье, то погибнут почти все.

— Но по ущелью подниматься легче.

— Зато по хребту безопасней!

На том и порешили.

Заходим на хребет.

Идти в цепочке всегда труднее, чем в дозоре, потому что, если кто-то встал, значит, и ты встаёшь, а если хочется встать тебе, то ты терпишь, т. к. идущим за тобой тоже придется встать. Такая рваная ходьба утомляет и раздражает, тем более по глубокому снегу. В дозоре же пройдёшь побыстрее, потом сидишь и ждёшь, пока подтянутся остальные. Как только подтянулись остальные, — встаёшь и снова уходишь в отрыв, поэтому в дозоре частенько собирались халявщики. В этот раз в дозоре были, разведчик Коля Савченко (он был родом, из какого то крымского колхоза), Алик из муз. взвода и Груня.

Мы стали заходить на хребет, который вёл к перевалу. На горах в тех местах росли зонтиковые кедры, и поэтому трудно было видеть, что ждёт тебя впереди. Подъём выдался сложным и тяжёлым. И вдруг крик: «Духи!». Мы тут же заняли оборону. Вокруг тишина. Причём духов заметил не дозор, а кто-то в цепочке увидел 2-х человек справа! Полежали минут 10–15. Переговоры о том, кто что видел и Рыжий даёт команду «Вперёд!».

Мы поднимаемся и идём. Буквально минут через 10 в районе дозора раздался взрыв, и почти сразу же пальба со всех сторон. Через все позиции пробежал окровавленный Алик с криком: «Все назад! Там духи!». Осколками ему расцарапало лицо, и оно было в крови. Он был в панике и бежал, что есть духу. Ему кричали, чтобы остановился, но он стремительно пробежал сквозь расположение роты и скрылся за кедрачами. После этого окружение замкнулось наглухо, и пули свистели со всех сторон.

События разворачивались стремительно и трагически. Я короткой перебежкой бросился к дереву и буквально нырнул под небольшой гладкий валун. Чувствовал, что кто-то по мне ведёт огонь: несколько пуль пробило вещмешок, и из простреленной фляжки вода потекла за шиворот. Хотелось подняться и перебежать, но какая-то сила словно прижимала меня к земле, потом поднялся и перебежал к следующему дереву, стоящему от меня в 15–20 метрах. Посреди корней обнаружил россыпь горячих и дымящихся на снегу гильз. Значит, в меня стреляли в упор, и если бы поднялся, то непременно убили.

Рыжий подозвал меня к себе, т. к. был ближе всех к нему с подствольным гранатомётом, и несмотря на то, что я был командиром отделения, в котором было 4 необстрелянных бойца, перебежками побежал к нему. Вдруг на левой его руке, которой он подзывал к себе, появилось красное, стремительно увеличивающееся пятно, дух прострелил ему руку, как раз посередине предплечья. Он мучительно скривился, но приказал стрелять из подствольника вперёд на упреждение, чтобы духи не утащили Груню и его автомат. Краем глаза справа в вдалеке заметил мрачный дом, что-то было в нём притягивающее внимание, словно он пристально и цепко вглядывался в меня черными глазницами пустых окон.