Выбор оружия - Андрей Левицкий

Впрочем, даже секундного замешательства мне хватило, потому что я уже понял, что драться с ним дальше бессмысленно.

И выпрыгнул в окно.

Глава 7

Нырнув в кусты, растущие вдоль обочины, я споткнулся о корягу, упал и скатился в неглубокий овраг. Замер там, лежа на боку, прикрыв лицо согнутой лодочкой ладонью. Нос болел неимоверно, из глаз даже слезы выступили. И лоб – со мной впервые такое приключилось, чтобы болел лоб, раньше я считал, что там и болеть-то нечему. Еще ломило в ребрах, а в левом плече что-то неприятно пощелкивало всякий раз, когда я двигал рукой.

От площади донесся шум двигателя, превратился в рев и смолк: кто-то пронесся по дороге мимо. Раздался крик, потом звук автоматной очереди. Вновь все ненадолго стихло, после чего на другом конце колхоза часто застучали выстрелы. Но шагов поблизости слышно не было: байкер не преследовал меня, должно быть, выбрался из той комнаты через заднюю дверь и попал во двор позади дома.

Раздался знакомый голос. Я прислушался, встал, покачиваясь, и выбрался из оврага.

Посередине улицы шел Никита с «валом» в правой руке и «браунингом» в левой. Одну ногу он слегка приволакивал, рубашка была разорвана от плеча аж до поясницы, но выглядел напарник вполне бодрым. Шел он медленно, напряженно глядя вперед, прислушиваясь к шорохам, и видно было, что готов выстрелить в любое мгновение.

– Хочешь умереть в одиночку? – спросил я, шагнув на дорогу.

Стволы дернулись в мою сторону, и тут же он выкрикнул:

– Химик!

– Спокойно, спокойно… – Я всмотрелся в полуразрушенную мазанку за спиной Пригоршни: не видно ли где страшного байкера.

– Вот так! – сказал он обрадованно. – Жив! Я так и знал, что жив. И я вот тоже…

– Ствол какой-нибудь найдется? – спросил я, приближаясь.

– Второй «вал» в кабине остался, – виновато ответил Никита, протягивая мне «хай пауэр» и доставая из кобуры другой.

– А где вертолет?

Мы пошли к площади, я то и дело оглядывался на мазанку.

– Топливо закончилось, так я его за колхозом посадил. Там у них трактор рабочий еще, оказывается, есть, вот рядом с ним и посадил, чтоб оттащить можно было куда-нибудь в случае чего. Там же колеса на лыжах, видел? Ты куда пялишься все время?

Я ответил:

– Да в домике том мужик один остался… Чуть не убил меня.

– Нет там никого. Я когда мимо проходил, внутрь посмотрел на всякий случай, чтоб в спину не подстрелили. Пусто.

– Значит, он точно через заднюю дверь выскочил и куда-то по своим делам пошел…

С площади донесся звук продолжительной очереди, непривычно громкий и одновременно глухой, тяжелый. Когда смолк, раздался пронзительный крик.

– Из чего это они стреляют? – удивился Пригоршня. – Какое-то оно чересчур сильное…

Сбоку затарахтел мотор.

Рука напарника дернулась, глушитель «вала» описал короткую дугу и выплюнул несколько пуль в вынырнувший из кустов на обочине мотоцикл. Не такой, на который свалился я, а с открытой коляской и ветровым стеклом обычных размеров. В коляске никого не было, на мотоциклисте – знакомая военная форма и черный шлем. Одной рукой солдат держал руль, второй прижимал к боку «узи», из которого наверняка собирался пристрелить нас, как только машина, придавив кусты, вылетит на дорогу, – но опоздал. Ветровое стекло осыпалось, затем пули пробили шлем. Солдат завалился влево; мчась прямо на нас, мотоцикл накренился, коляска приподнялась. Никита вновь выстрелил, опустив ствол. Переднее колесо взорвалось, и мотоцикл будто наткнулся на бетонный «башмак», которым заканчиваются рельсы в тупиках: он резко перевернулся, руль врезался в землю, задняя часть взлетела. Мертвый солдат упал, машина перекувыркнулась через него, вращаясь, рухнула на землю.

Заднее колесо продолжало крутиться с тихим шипением. Кашляя и разгоняя ладонями поднявшуюся пыль, мы обошли место аварии. На ходу я нагнулся, подхватил «узи». Компактный, удобный – хорошее оружие. Я взял его в правую руку, а «браунинг» в левую.

– Евреи крутой ствол сделали, – одобрительно пробурчал Никита, покосившись на автомат.

– Да уж, – согласился я. – Мудрость Торы этому не мешает, наоборот…

Напарник важно пояснил:

– Это тебе мини-вариант достался, он меньше трех кило должен весить. А темп под тыщу выстрелов в минуту, радуйся. Погляди, патроны-то есть?

Пыль слегка осела, и видно стало лучше. Я вытащил рожок, покрутил в пальцах и сказал:

– На тридцать два вроде. И почти полный.

– Что у тебя с носом?

– Сломали, по-моему. Там какой-то страшный чувак был, в той мазанке, Никита. Он в коляске мотоцикла сидел, на который я свалился, а потом как стукнет меня, аж…

Впереди, на площади, вновь глухо застучал пулемет, да так, что земля под ногами задрожала.

– Что ж это за машинка такая у них? – изумился Никита. – Вроде знакомый звук, да только… Ну ё-моё! Не может же быть, чтобы они сюда притащили…

Выстрелы смолкли, раздался гул двигателя. Мы шли, подняв оружие, не слишком близко друг к другу, но и не очень далеко. Впереди дорога поворачивала, так что трактир видно не было, лишь самый край площади.

– Значит, вояки раньше времени подрулили, – сказал Пригоршня. – Прям утром. Одна группа за вертолетом поехала, вторая – сюда. И таки мы капитана этого, Пирсняка, тогда сильно обозлили.

– Ты обозлил, – возразил я.

– Ну ладно, я. Он, видать, и вправду псих больной: решил в ответ весь поселок выкосить.

Я сказал:

– Сюда едут.

Гул превратился в рев, и на дорогу вынеслась машина. Мы увидели кабину, как у джипа, с листом брони на месте лобового стекла. Кузова позади не было, лишь железная рама. Прямо за кабиной торчал штырь с креслом, в котором кто-то сидел, перед ним был пулемет с парой таких длинных стволов, каких я в своей жизни еще не видывал.

– Ой, ё! – заорал Пригоршня. – Это ж КПВТ! Танковый, спаренный!!!

Мы выстрелили одновременно из всех четырех стволов. Пули забарабанили по железу, машина резко ушла в сторону, фигура в кресле мотнулась, и я узнал капитана Пирсняка. Он подался вперед, навалился грудью – стволы, оба метра в полтора длиной, повернулись.

– Тикай, Химик!

Затряслась, с лязгом втягиваясь в лентоприемник, лежащая сбоку на крыше кабины металлическая лента. Улицу накрыл грохот, в сравнении с которым все предыдущие слышанные мною во время перестрелок звуки казались писком обессиленного комара.

Мы прыгнули в разные стороны, а дорога между нами взорвалась, когда предназначенные для противотанковых ружей пули калибром четырнадцать с половиной миллиметров взрыли ее. Почему-то капитан выбрал именно меня, стал поворачивать пулемет в мою сторону. Оглушенный, ошарашенный, я метнулся к кустам, слабо понимая, что происходит, скакнул, ломая ветви, как несущийся в страхе от лесной облавы секач, врезался в покосившийся заборчик, своротил его, увидел прямо перед собой колодец и прыгнул туда, бросив оружие.

Нет, я не нырнул в далекую темную воду, у меня все же хватило ума ухватиться за цепь: перед тем как перескочить через низкий край, я успел заметить, что она размотана и свисает с ворота, верхним звеном прикрепленная к вбитому в него «ушку».

Цепь зазвенела, закачалась. Я уперся ногами в закругленную стенку, ткнулся лопатками в противоположную часть широкой каменной трубы и повис неподвижно. Рядом что-то взорвалось, затрещало, и я вдруг понял, что сам себя загнал в ловушку: если Пирсняк попадет по вороту, тот неминуемо сломается, превратится в щепки и труху, которые упадут вниз вместе с цепью и тем, кто на ней висит.

Но в этот миг выстрелы смолкли. Не помню, какая скорострельность у этих монстров, должно быть, где-то около полутысячи в минуту. А в ленту заряжается патронов сорок, то есть она должна закончиться примерно через пять секунд непрерывного боя… Ну да, где-то столько и прошло. Хотя наверняка у него там есть запасная, и не одна, но ведь надо еще вставить ее в лентоприемник…

Грохот, до сих пор царящий в ушах, постепенно стихал, уступая место звукам из внешнего мира.

Шум двигателя отдалялся: машина с капитаном уезжала. Когда он смолк окончательно, наступила полная тишина – ни отдаленных выстрелов, ни криков, ничего. Я подождал еще немного, покрепче уперся подошвами в колодезную кладку и стал выбираться.

Создавалось впечатление, что по площади промчалось, не разбирая дороги, стадо бешеных бизонов, а на спинах у них сидели сумасшедшие индейцы с крупнокалиберными ружьями и палили во все, что попадалось на глаза, а еще кидали динамитные шашки. Все дома, кроме трактира, были разрушены, заборы выворочены, растущие во дворах яблони и акации либо сломаны, либо потеряли бо́ льшую часть кроны. Среди воронок и груд разрытой мощными колесами земли лежало несколько неподвижных тел, мужских и женских.

Перебравшись через очередную рытвину, мы увидели, как между развалинами к площади спешит Уильям Блейк с крошечным дамским пистолетом в руках. Сделав несколько шагов, он встал, нагнулся и поднял с земли автомат. Радостно махнув им, заспешил дальше, к трактиру.