Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

— Так и будь! — кричит он, не понимая уже ничего.

Два абсолютно посторонних человека сидят за одним столом, по которому криво вдоль прошла трещина.

Когда она убежала наверх со словами «я слишком устала от вас всех, мне нужно побыть одной!», он еще посидел, пялясь на свое размытое отражение в пузатом, никелированном боку чайника, — «как вижу себя я, как видит меня чайник», затем поднялся и, слегка пошатываясь, вышел на улицу, словно на волю.

Но и здесь не обрел желанного покоя. В двух шагах от крыльца под отцветшим кустом сирени курит и топчется Саныч, добряк по жизни, страшно скрывающий ото всех свою природную лень и, непонятно за что, любящий старшую сестру Михаила Светку.

— Ты чего? — Миша за руку здоровается со свояком. Последний курит, хитро щурит сквозь дым свой левый глаз и не торопится отвечать. Он старше Мишки лет на восемь, и это, видимо, дает ему незыблемое право обращаться к последнему, как к пацану несмышленому, несмотря даже на то, что Золотарев, во-первых, далеко не пацан, а во-вторых, значительно выше Саныча на социальной лестнице.

— Мать сказала к вам сходить, к ним позвать, — добродушно басит первый. — А тут у вас бородинское сражение, — он хмыкает облачком дыма. — Бой в Крыму, все в дыму...

Мишка невольно оглядывается на дом.

«Что она имела в виду, когда говорила, что не хочет быть моей женой?»

— Отец детей в парк сейчас повезет, — продолжает Саныч. — Мороженое, все дела.

Золотарев бросает взгляд на запястье.

— Шестой, — подсказывает Саныч. Часов на Мишкиной руке не наблюдается. Последний согласно кивает.

— Поехали, — кивает первый, а потом кивает на окна Мишкиной спальни. — Остынет пока, успокоится.

Потоптавшись в сомнениях, Миша смотрит на свое единственное одеяние в виде полотенца, соглашается. — Я сейчас, только штаны надену, — Спешит обратно в дом.

Саныч хмыкает дымом ему вслед:

— Угу, и голову не забудь.

Когда Семеновы, наконец, уехали, и наступила долгожданная тишина, Ольга села по-турецки на берегу зеркального озера.

— Твоя секретарша, Джамиля, рассказала, где вы, и как проехать, — пояснил Семенов, едва пыль грунтовки ровным слоем припорошила его остановившегося железного коня. — А здесь и правда хо-ро-шо!

— Джамала, — автоматически негромко поправила Ольга. Джамка в детстве всегда обижалась, когда ее имя путали или произносили неверно.

— В Городок возвращаться не будем, — обронил Семенов Вере, кивнув при этом Ольге, мол, слышу. — Мой Пашка уже погнал твою лошадку домой, а я повезу любимую женщину.

Ольга вынула из волос увядшую кувшинку, опустила ее в воду.

На прощание Вера крепко пожала ей руку. Ольга отметила про себя, что это глупо, а потом передумала. Как ни крути, а Вера лучше знает своего мужа (исподволь зорко следящего за их общением). Все-таки двадцать лет или уже больше семейного стажа.

Дрейфуя у берега, кувшинка отбрасывает причудливую тень на подводную его часть.

Ольга не охотилась за Верой, как некоторые другие коллеги обоих полов. К ее удивлению, а затем удовлетворению, начальница с Олимпа оказалась интересной, знающей женщиной, опытнейшим специалистом, а не просто «женой генерального», с которым (к слову) на тот момент они находились в состоянии судебного развода. Она курировала именно архитектурное направление Компании, вникала во все, без исключения, проекты, участвовала в разработке новых и поддерживала уже запущенные. Иногда Ольге казалось, что вообще вся Компания держится если не на плечах, то сознанием этой милой женщины. И Ольга преклонялась перед ней как перед специалистом, женщиной, лидером. В то время она едва только пришла в Компанию и горела двумя страстями — любовной и карьерной. Место в ее душе было плотно занято Алькой, мысли и стремления — исключительно гениальными идеями, требующими немедленной реализации. А потом…

Из-под ресниц Ольга смотрит на стайку маленьких рыбок, словно в невесомости суетящихся в прозрачной воде под дрейфующей кувшинкой.

…а потом Алька ушла. На ее место пришли колоссальные рабочие объемы (правда, не индивидуальные) и холодное равнодушие в отношениях. Ольга будто мстила всем за нее, за свои чувства и нежность, а Вера неожиданно запала на странную грубость, на эту обжигающе ледяную властность, на филигранную игру слов, где рафинированной вежливостью звучит откровенная наглость. На то, как стремительно и откровенно Ольга ломает границы ее, Вериного, личного пространства.

Почему она тогда меня не остановила?

Остапа несло не по-детски. Вера же, вместо того, чтобы прекратить этот кошмар, напротив, с адской жадностью велась на все Ольгины провокации.

Первый секс у них случился прямо в машине под Ольгиным домом, когда Вера вызвалась подвезти Кампински и сама была на грани нервного срыва. Они допоздна засиделись в офисе над одним из особенно сложных проектов, никакой положительной тенденции в работе, новая повестка в суд в связи с разводом (Семенов был против). Алька… На грани насилия, с садистским удовольствием Ольга брала Веру, ломая ее и свои представления о чувственности. Наверное, есть какая-то тайная страсть/жажда к насилию в душе русской! Следующий в Верином офисе, спустя неделю напряженнейшей работы на износ. Дальше на крыше высотного офисного здания, практически над никогда не спящей Москвой, в дУше Вериного центра йоги, на подземной парковке круглосуточного супермаркета. За первый год странной тяги друг к другу Ольга и Вера, наверное, ни разу не занимались любовью в простой и понятной плоскости — в кровати. Это был какой-то странный марафон интимно-творческих свершений, приправленный экстримом, сдерживаемыми истериками и полным отсутствием нежности.

Ольге приносило несказанное удовольствие рушить все без исключения Верины принципы или правила. Возводить свои собственные условия: не смей звонить мне или не смей ревновать, не смей думать, что мы в каких-либо отношениях, и даже не думай о ком-либо другом. Ольга изводила Веру оргазмами, а затем недельными воздержаниями. Изменяла ей исключительно явно, смакуя подробности, а затем вгрызалась в новые, наиболее сложные проекты и доводила их до реализации в самых оптимальных условиях, в кратчайшие сроки. Ей нужно было профессиональное Верино восхищение.

— Вся эта история со старым несостоявшимся разводом, это всего лишь была ее попытка досадить мне, — Семенов встретился с Ольгой в Верином офисе. Смотрел на нее с ироничным, неприкрытым интересом, как ученый естественник рассматривал бы внеземную зверушку. — Но теперь вы перешли некоторые границы, девушка.

В какой-то момент Ольга устала быть демоном и стала мягче к Вере, уступчивее. В этом была ее глобальная ошибка. Получив свободу выбора, Вера самовольно решила определить их с Ольгой будущее и больше того, прямо и безапелляционно сообщить об этих планах мужу, развестись с которым за последний год у нее пропало и время и желание.

— Мне все равно, что там у нас с тобой официально, — заявила она благоверному. — Ты можешь давать мне развод или не давать — это ничего не изменит. Я ухожу к той, которую люблю.

— Я давно знаю о вас, — откровенно признался Семенов. — Хотя вы молодцы, скрываетесь как два штирлица, не подкопаешься.

— Я никогда не был идеальным и знал, что рано или поздно Вера отплатит мне той же монетой. Она не из тех женщин, которые всю жизнь прощают мужьям измены. Она копит и отдает с процентами, но ты? — он отсалютовал чашечкой остывшего за время беседы кофе. — Я, в общем-то, доволен, что ее местью оказалась именно ты.

Сначала Ольга даже подумала, что у него просто крыша съехала или что это такая изощренная издевка, но потом поняла — Семенов говорит искренне и серьезно! Он действительно любит свою жену, раскаивается в собственной патологической неверности, готов понести наказание и рад, что Вериным наказанием оказалась «вполне ничего» сотрудница, а не какой-нибудь волоокий мачо со стероидными бицепсами. Он по-своему высоко оценил Верин выбор в Верину, именно, пользу.