5-ый пункт, или Коктейль «Россия» - Юрий Безелянский

Владимир Печерин. Поэт, переводчик, мыслитель. Предки Печерина были выходцами из Польши.

Сам он родился в Киеве, а умер в Дублине. Отказался от блестяще начинавшейся карьеры и в 1836 году навсегда покинул Россию.

Позднее об этом шаге писал так: «Мне не в чем раскаиваться, нечего жалеть… я исполнил священный долг самосохранения, оставаться в России было бы равносильно самоубийству».

В своих «Замогильных записках» Печерин отмечал, что к решению остаться в Европе его подтолкнуло отвращение, которое внушала ему «грубо-животная жизнь» русских людей, «живущих лишь для того, чтобы копить деньги и откармливаться…»

Эх, как всё изменилось в России нынче! Не откормиться, а лишь бы прокормиться кое-как! Вот в чем нынешний ужас!..

Еще раз вернемся к тому, почему уехал Печерин.

«Я родился в стране отчаяния…» — приводит строки Печерина его биограф В. Мильдон (Биографический альманах «Лица», т. 4, 1994). И еще: «В России сделать себя человеком — не только не одно с жизнью, но едва ли не противоположное: чем больше ты человек, тем «меньше» живешь, ибо тем невыносимее твое существование. От этого и бегут не к жизни, а от не-жизни».

Владимир Печерин бежал из России, проклиная ее. Перешел в католичество и окончил свои дни патером больничной церкви в Ирландии.

«Сфинкс XIX века» — Елена Блаватская. Отец — Петр Ган из рода мекленбургских князей, мать — русская, Елена Фалеева. Подробно о Блаватской я писал в книге «Вера, Надежда, Любовь» и не хочу повторяться.

Петр Лавров. Публицист, философ, социолог, один из идеологов революционного народничества. Отец из старинного русского дворянского рода, мать (урожденная Гандвиг) — из обрусевшего шведского рода. Сам Петр Лаврович Лавров женился на вдове с двумя детьми, титулярной советнице Ловейко, урожденной Капгер, немке по происхождению. И все почему? Красавица она была, а ежели женщина красива, то национальности у нее не спрашивают. Красота вненациональна.

В своих «Исторических письмах» (опубликованы в 1868–1869 годах) Лавров теоретически обосновал особую роль интеллигенции в истории. Как вспоминал один из современников Лаврова, Н. Русанов, книга Лаврова лежала под изголовьем, и на нее «падали при чтении ночью наши горячие слезы идейного энтузиазма, охватившего нас безмерною жаждою жить для благородных идей и умереть за них».

«Исторические письма» Лаврова способствовали движению «хождения в народ», повлияли на формирование мировоззрения революционной интеллигенции. Издавал Лавров журнал «Вперед!». Ох, это — «вперед», а может быть, иногда лучше и назад?..

Еще один «смутьян» русской души — Николай Михайловский. Публицист, социолог, критик, общественный деятель. Отец из дворян Калужской губернии, мать — Юлия Васильевна, урожденная Фишер, по происхождению немка. Михайловский нападал на Гегеля. Защищал Маркса. Ряд его статей посвящен проблемам массовой психологии: «Герои и толпа» (1882), «Еще о героях» (1891). Анализируя склонность толпы к бессознательному подражанию героям, Михайловский считал, что коллективному автоматизму поддаются ущербные индивидуальности, готовые подчиняться внешней власти. Мы с вами не раз видели телевизионную картинку, на которой беснуется толпа, подогретая нынешними вождями, несущая портреты Сталина. Он их герой, тиран и злодей. Как не вспомнить «Жизнь Галилея» Бертольта Брехта:

«Андреа: Несчастна страна, в которой нет героев.

Галилей: Нет! Несчастна та страна, которая нуждается в героях».

От Брехта — снова к Михайловскому. В одном из писем он писал: «Я не знаю, доживет ли человечество до счастия, знаю только, что это неведение или сомнение не упраздняет обязанности и счастия борьбы».

Весь вопрос — как бороться? Михайловский был противником цареубийства, фабричных и аграрных бунтов, экспроприации и т. д. «Став на, этот скользкий путь, легко докатиться до грабежа и разбоев». Увы, так оно и случилось!

Михайловский выступал против «бесов» национализма, толкующих о вредоносности европейского просвещения и политических форм, усматривающих «новое слово» всемирного братства в великодержавных амбициях России, о чем он полемизировал с «Дневником писателя» Достоевского.

Михайловский принципиально отрицал «грядущие блага» человечества, если для них нужно принести в жертву «здоровье, жизнь, честь современников», которые «до радостного утра» не доживут. Разумеется, подобная позиция не устраивала ультрарадикалиста Ленина, готового ради будущего пожертвовать половиной жителей России. Ленин называл Михайловского «эпигоном умиравшей эпохи». Когда Николай Константинович скоропостижно скончался, то, как писал Короленко жене, «толпа была такая, что, говорят, не было с похорон Тургенева…» Вот вам и эпигон…

А теперь перейдем к следующей личности. Николай Федоров, московский «Сократ». Отец — князь Гагарин, мать — плененная черкешенка. Экзотическая генетическая икебана!.. Может быть, поэтому сам Николай Федоров был экзотическим человеком. В своем неприятии Запада он даже превзошел славянофилов. Решительно осуждал цивилизацию с ее милитаризмом, избыточным производством «мануфактурных игрушек». Он оставил язвительную критику обезличивания человека, голову которого забивают пошлым популярным знанием и примитивной культурой. Так и хочется дать современную ремарку: забивают! Еще как забивают!

Николай Федоров был предшественником космических идей Циолковского. Верил в идею бессмертия человека. И выдвигал задачу возвращения к жизни отцов и объединения небесных пространств. Мечтатель все же русский человек, большой мечтатель!..

Еще один оригинал-философ — Иван Ильин. Сразу о корнях: отец русский, мать — немка, урожденная Швейкерт фон Штадион, лютеранка, перешедшая в православие. Будучи профессором Московского университета, Иван Ильин осенью 1922 года был арестован, судим и выслан за границу вместе с большой группой философов, ученых и литераторов — большевики изгоняли всякую не угодную им мысль из России! Умер Ильин в Цюрихе, в день рождения Сталина, 21 декабря 1954 года.

Одна только цитата: «Человек есть по существу своему живой, личный дух. Дух есть самое главное в человеке. Каждый из нас должен найти и утвердить в себе свое «самое главное» — и никто другой заменить его в этом нахождении и утверждении не может. Дух есть сила личного самоутверждения в человеке…»

Еще один изгнанник — Федор Степун, религиозный философ, культуролог, теоретик искусства, публицист и т. д. Родился Степун в Москве, но его предки появились далеко от Московии, они владели земельными угодьями между Тильзитом и Мемелем. Кроме литовской и немецкой крови, у Степуна были примеси французской и шведско-финской крови по линии матери, в роду которой (Аргеландер) встречаются уважаемые имена протестантских пасторов. И все же Федор Степун — именно русский философ.

В 1910–1914 годах, будучи членом «Бюро провинциальных лекторов», Степун объездил почти всю Россию, выступая со своими лекциями и участвуя в работе различных кружков и семинаров. В 1922 году Степун составил сборник «Освальд Шпенглер и закат Европы» и в том же году был выдворен из советской России.

Интересную трактовку давал Федор Степун человеческой личности в работе «Жизнь и творчество» (Берлин, 1923):

«Каждый человек, осознающий себя на достаточной глубине, неизбежно осознает себя в раздвоении, каждый дан себе как бы двояко, дан себе как несовершенство, как то, что он есть, и как совершенство, как то, чем он должен стать, дан себе как факт и задан себе как идеал, дан себе как хаос и задан себе как космос… Жизнь, изживаемая нами изо дня в день, — не жизнь вовсе. В ней господствует слепой случай, в ней царит обман…»

Вы ошеломлены? Вы протестуете против обмана? Тогда получайте от Степуна по полной программе. Он утверждает, что подлинная жизнь — «это жизнь как содержание трагедии».

Тщательно поразмыслив, можно прийти к выводу: возможно, философ и прав. Жизнь в России — трагедия для человека.

В своей фундаментальной работе «Идея России и формы ее раскрытия» (1934) Степун, в частности, отмечал, что «русскость есть качество духовности, а не историософский политический и идеологический монтаж», и потому раскрытие русской идеи «требует не формул, а тщательной живописи исторического пути и лица России». Большевизм Степун трактовал как результат «ложного направления религиозной энергии русского народа, псевдоморфозу русской потребности верить», и потому большевизм «не может быть преодолен ничем иным, как возрождением веры в Распятого».

Читая подобное, невольно хочется представить: а как выглядел Федор Августович Степун? Ведь из советской истории философии и литературы он был вычеркнут, никаких портретов и снимков. Современник Степуна рисует такой облик философа: «Степун меня поразил: в нем было что-то львиное, при этом благосклонное, приветливое, открытое; глубокая серьезность соседствовала с милой шутливостью, глаз иногда прищуривался, лукаво подмигивал. Это был с головы до пят русский барин, но вместе с тем несомненно и ученый, одновременно и человек с некоторыми чертами театральности, — светский человек, офицер и хороший наездник».