Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Флинн

И так продолжалось до полудня. Генриха Альтенбаха присудили к выплате четырех пфеннигов шеважа[111] за то, что жил вне манора без позволения господина. Петронелла Люрм подбирала колоски на господских полях «вопреки осеннему запрету». Сын Фалька Альбрехта украл зерно. Кое-кто позволил себе другие труды во время сбора урожая. Присяжные подробно опросили свидетелей и, получив представление о сторонах процесса, рекомендовали уплату штрафа.

Оливер Беккер поднял крик по поводу поведения Бертрама Унтербаума в прошедший Майский праздник, обвинив того в проявлении злобы при домогании Анны Кольман. Рейнхардт Бент присвоил три борозды от всех примыкавших к его земле наделов. По предъявлении данного обвинения поднялся крик со всех сторон, ибо для крестьянина манса не было большего преступления, чем присвоить борозду соседа.

Сам Манфред предъявил иск двенадцати батракам, которые во время июльского сенокоса отказались грузить стоги сена на телеги. Никел Лангерман утверждал, что в прежние годы это выполнялось «из любви к господину», но никогда в действительности не предписывалось вайстюмером. Он попросил, чтобы фригольдеры разобрали это дело, и Эверард назначил жюри из числа присяжных.

На этом суд сделал перерыв, чтобы перекусить хлебом и элем за счет сеньора.

— Лангерман воображает себя старостой, — сказал Лоренц, когда люди гурьбой собрались у столов. — Он постоянно находит постановления, гласящие о том, что он не должен работать.

— Еще пара таких находок, — ответил Дитрих, — и никто больше не наймет его, после чего он лишится работы вовсе.

Появился Макс Швайцер и отозвал Дитриха в сторонку.

— Герр поручил мне разузнать о черном порохе, — приглушенным голосом сказал он.

— Их алхимик опознал уголь по образцу, — сказал ему Дитрих, — равно как и серу по ее свойствам и внешнему виду; но «домовой» не знает, какое слово у крэнков обозначает селитру, а потому мы в тупике. Я сказал ему, что обычно ее находят под кучами навоза, но их испражнения отличаются от наших.

— Возможно, они приятнее пахнут, — предположил Макс. — А что, если мы дадим им образец? Я имею в виду селитры. Алхимики могут определить и неизвестные вещества, разве нет?

— Да, но кажется, что крэнки не склонны тратить на это усилия.

Макс вздернул голову:

— Я не думаю, что их склонности имеют значение.

— Их волнует прежде всего то, как починить свой корабль и вернуться на родину.

Дитрих посмотрел туда, где стоял Манфред со своей свитой. Мужчины над чем-то смеялись, а Кунигунда, чью мантию охватывал белый пояс, расшитый orfrois[112] сценами охоты на оленя и зайца, решала трудную задачу — как бы сохранить подобающее даме достоинство в присутствии Ойгена и в то же время догнать свою младшую сестру, которая только что дернула ее за чепец. Манфред думал удержать крэнков помимо их воли, чтобы выведать их сокровенные секреты.

— Герр достаточно мудр, чтобы не торопить это дело, — сказал священник.

— На своей земле? Почему нет?

— Потому что следует проявлять крайнюю осторожность в принуждении тех, кто может обладать черным порохом.

После перерыва жители деревни избрали дегустаторов пива, присяжных, старост и других ответственных лиц для предстоящего сельскохозяйственного года. Седовласый Юрген отклонил честь — и потенциальные расходы — быть избранным еще на один срок фогтом, и его преемником стал Фолькмар Бауэр. Клаус вновь был избран майером.

Сеппль Бауэр, стесняясь, впервые проголосовал, подняв руку за Клауса наряду со всеми прочими домовладельцами. Или, вернее, почти со всеми, ибо Труда Мецгер громогласно выразила свое несогласие и, как хозяйка своей мансы, подала единственный голос за Грегора.

— Каменотес, быть может, и дурак, — объявила она, — но он не вор, намачивающий муку.

Грегор, оборотившись к Дитриху, сказал:

— Она имеет на меня виды, вот и умасливает меня.

Лоренц с противоположной стороны помахал пальцем:

— Помни, Грегор, ежели надумаешь жениться вновь, то она уже выплатила меркет за себя, так что это будет выгодным дельцем.

— И будет стоить каждого пфеннига.

— Тело всего лишь оболочка, — промолвила Терезия Греш, нарушив молчание, которое она хранила на протяжении всего дня. — Она сверкает, только если внутри таится подлинная красота. Оттого и кажется невзрачнее, чем есть на самом деле.

— Возможно, ты единственный, кто может зажечь в ней свет, — подхватил Лоренц.

Грегор нахмурился, встревоженный, теперь не на шутку тем, что его друзья задумали женить его повторно.

— Для этого потребуется целый костер, — буркнул он.

Дитрих назвал своего ночного гостя Иоганном фон Штерном — Иоанном-со-звезд. Пастор возобновил свои визиты в лазаретто, и постепенно к нему вернулась уверенность. Когда он приходил, странники бросали взгляды в его сторону, замирали, а затем спокойно возвращались к своим делам. Ничто ему не угрожало.

Некоторые прилежно колдовали над кораблем. Дитрих видел, как они опаляли огнем отдельные швы, распрыскивали жидкости и размазывали разноцветную массу по поверхности. Воздух, без сомнения, также использовался в ремонте; ибо иногда глубоко в недрах сооружения он слышал шипение газов.

Остальные посвящали себя натурфилософии, предаваясь хаотичным и причудливым прыжкам, уединенным прогулкам и безделью. Некоторые взгромождались на деревья, подобно птицам! Когда осенний лес засверкал яркими красками, они стали использовать замечательный инструмент — fotografia, — чтобы снимать миниатюрные «световые рисунки» листьев. Однажды Дитрих заприметил алхимика по его особому одеянию — тот присел на землю, характерно задрав колени выше головы, и наблюдал за бегущим по склону ручьем. Пастор поприветствовал его, но существо, погруженное в какие-то размышления, не ответствовало ему, и, подумав, что оно молится, Дитрих тихонько удалился.

Дитриха все больше расстраивала медлительность крэнков.

— Я видел, как ваших плотников отрывали от работы, — сказал священник Скребуну в один из визитов, — чтобы набрать жуков или цветов для ваших философов. Других я видел играющими в мяч или скачущими туда-сюда без видимой иной цели, кроме как нагишом заниматься физическими упражнениями. Ваша самая неотложная задача — починить корабль, а не выяснять, почему наши деревья меняют цвет.

— Каждый, кто занимается делом, занят делом, — возвестил Скребун.

Дитрих подумал, тот имеет в виду, будто философы несведущи в кораблестроении, что само по себе не было поразительным открытием.