Останкино 2067 - Виталий Сертаков

– Полонский, ты идиот!

Это Клементина, кто еще может быть.

– Полонский, мне позвонил человек, сам знаешь, о ком я…

Да, я знаю. Я киваю пустому экрану. Клео нарочно остается в сторонке, позволяя мне разглядывать темноту.

– Мне позвонили и сказали, что благодаря тебе угроблена машина стоимостью в двести тысяч! Какого черта, Януш?

– Я полагал, что машина застрахована…

– Естественно, иначе бы я уже читала некролог на твоей могилке. Но когда ты меня просил о содействии, кажется, речь не шла о колумбийском трафике? Ты не предупреждал, что схватился один на один с картелем!

– Клео, у меня неплохая идея! Я сейчас подскочу и все-все расскажу как на духу, а ты за это…

– И тебе хватает наглости? Я за твои бредни еще что-то обязана?! А кстати, откуда ты знаешь, где я нахожусь?

– Новости смотрю.

– Вот сукины дети!

– Клео, хочу облегчить суровую долю твоих ребят. Этот парень с пробитой головой – еще один наш клиент. Эта штучка, которую вы нашли, скраббер, она нужна для того, чтобы расплавить чип прямо на радужке…

Госпожа подполковник молчит секунд десять, невероятно долго для нее. Я успеваю завести машину на рельс и взлетаю над озябшим городом.

– Черт подери, Януш… Так это правда, что под вас копают? До меня дошли слухи…

– Например?

– Например, что Сибиренко и компания очень хотели бы представить гибель Милены Харвик как обычную бытовуху, а на самом деле это следствие безумия, в которое впал один из клиентов.

– Но это бред. Ее заказчика и рядом не было.

– Тем не менее он сбежал.

– Черт… Об этом тоже шепчутся?

– Мало того, Януш. Шепчутся и о том, что сбежавший заказчик нашел подпольную студию, снял там запись собственного стрима и передал ее кому-то из открытых перформеров. А их в городе не так много… – Клементина глядит не моргая.

– Интересная версия… – Я кидаю козырь: – Ну, я тоже что-то слышал. Говорят, на той матрице не было ничего интересного. Любовные переживания.

– Как я могу судить, если не видела?

– Зато ты получишь снимки сегодняшних убийц, если мы поспешим… – Кажется, я беру на себя слишком много, но выхода нет. – Клео, федералы уже едут. Они очень спешат, наверняка хотят сделать как лучше и поскорее раскрыть преступление, но в запарке можно ведь и напутать. Они заберут труп для детального освидетельствования, потом, возможно, вернут… Но одно неверное движение, и вместо аккуратной матрицы с записью образуется оплавленный комок.

Госпожа подполковник шевелит квадратной челюстью:

– Ты уверен, что… напутать так легко?

– Это не мое мнение. Пропусти наших ребят к трупу, они ничего не тронут, запустят ему лазер в глаз, это на полминуты…

– А если не пропущу? – Хмурая физиономия Багровой вплывает в скрин. – Януш, под меня тоже копают…

Внезапно мне становится наплевать на этикет:

– Ты сама знаешь, чем все закончится. Они приедут и заберут все, а вас отстранят. Они выжгут ему глазной принт и вернут никому не нужное туловище. Клео, если они захотят, то вернут вам покойника в стерильном виде, обработав его за пять минут. Потому что у них есть техника, которая вам не положена.

– А вам положена?

– Клео, не будь формалисткой…

– Полонский, ваше Останкино, согласно лицензии, получило права на эксплуатацию стационарного комплекта декодировки, или как он там правильно называется. Стационарного! Полевое оборудование – это жесткая прерогатива Серого дома, никто не имеет права вынуть из человека информацию «на ходу», и неважно, зачем человеку встроена камера. А ты мне на что намекаешь? Что якобы у ваших техников в руках аппаратура, за которую могут упечь лет на десять?

– Клео, они даже не будут искать убийц, потому что им нужно совсем другое. Я пока не знаю, что им нужно, Клео. А потом они дадут очередную пресс-конференцию, на которой о скраббере ни слова не скажут. Я это на себе ощутил, они подмяли все. Вода камень точит, Клео! Если ты сейчас пропустишь ребят с аппаратурой, то федералы не тронут труп, вот увидишь…

– Ты хуже банного листа, – ворчит Клементина. – Тут вокруг топчется масса всяких придурков, где мне искать ваших садистов?

Через три минуты я на месте, а еще спустя минуту получаю запаянную капсулу с чужой памятью. Дождь льет как из ведра, потом купол закрывают и становится потише. Офис Юханова находился на двенадцатом этаже, там горят все окна, и все четыре лифта беспрерывно носятся вверх и вниз. На проезжей части собралась толпа зевак, движение перекрыто, потому что за линией флажков, одно за другим, садятся аэротакси. Я старательно запоминаю номера, но потом вижу лица пилотов и понимаю, что занимаюсь мартышкиным трудом. У этих владельцев достаточный выбор номеров.

Потом я созваниваюсь с Гириным. Карлович говорит, что я соня и с таким соней, как я, работать невозможно. На самом деле это означает, что ребята выполнили свою задачу – очистили принт – и без помпы отбыли восвояси. За ними уже установлена слежка, и Гирину это совсем не нравится. Минуту назад Гирину позвонил сам Сибиренко и спросил, какого черта мы занимаемся самодеятельностью. Он не сказал ничего конкретного, но, по отзыву Георгия Карловича, кипел невероятно.

– Будь осторожен, дружочек, – сказал мне Карлович.

Мне совсем не понравилось такое напутствие – впервые Гирин побеспокоился о моем здоровье. С Клео я договорился заранее, как мне войти в здание незаметно, у одного из черных входов меня ждет старый знакомый Бекетов. Мы пожимаем руки, лейтенант сегодня в кепке и просторном плаще. Я пытаюсь проскользнуть внутрь, но подручный Клементины перегораживает проход.

– Такой порядок ввели, – цедит Бекетов, не выпуская мою правую руку. – Я-то тебя, может, и узнал, но никому нельзя верить…

Он так и не отпускает меня, прислушивается, пока его скрин считывает данные с моей ладони; только затем лейтенант кивает и пропускает внутрь.

– Что случилось? Да бог с ней, с проверкой, я имею в виду, что у тебя случилось?

Бекетов отводит взгляд, затем шумно всхлипывает. Маячки санитарной машины перелистывают краски на его мокром лице. Мы никогда не были с Бекетовым особенно близки, но мне почему-то кажется важным задержаться еще на минутку возле него.

– Брата посадят…

– Как – брата? Твоего брата?

Бекетов кивает и лезет в карман за платком.

– Подожди-ка. – Я лихорадочно вспоминаю, кто есть кто. – Так он же у тебя журналист, вроде честный парень.

– Честнее некуда… Этот идиот выступил в каком-то ток-шоу, где возразил против «Акта от девятого января». Он ничего не делал, Януш, ни к чему не призывал, понятно? Он всего лишь выразил мнение… – Бекетов шумно сморкается.