На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Но было уже поздно — Митя вспомнил, где уже видел точно такой же отрез, только тогда по нему и впрямь растекались пятна крови. В доме с загрызенной троицей!

Митя неслышно выдохнул и покосился на Даринку — та лишь едва заметно прикрыла в ответ глаза. Тем временем, девка, все также настороженно зыркая по сторонам, оправила юбку, застегнула кофту, и буркнув:

— Идешь, панычу, чи як? — побрела к выходу.

Глава 18. Недоеденный свидетель

Острые лопатки девчонки двигались под ветхой кофтенкой, пару раз она даже передернулась, будто чувствовала буравящий Митин взгляд. Ничего-ничего, вот сейчас они завернут за барак, подальше от провожающих их любопытными взглядами стряпух, и вот тут-то он ее спросит! А что, кстати, спросит? «Видела убийцу?». Девка наверняка сделает вид, что не понимает, необразованные сословия боятся полицию. А образованные — презирают. Надо издалека зайти… Ладно, сообразит, лишь бы у того колодца никого не было.

Они обогнули барак… Митя увидел колодец… и встал, как вкопанный. Преследуют его нужники, что ли? Этот был многоместный. Когда-то на нем, должно быть, были двери, но потом, видать, отправились в очаг на растопку, и теперь проемы зияли бесстыдной пустотой. В них с жужжанием роились мухи… и орлами… орлицами… восседали над дырками две молодухи — отмахиваясь лопухами и лениво переговариваясь друг с другом. Появление Леськи и Мити их ничуть не встревожило, они только уставились на него с любопытством, не переставая тужиться.

Даже не оглянувшись, Леська промаршировала к колодцу, завертела ручку…

— Ну чего, паныч, встал? Ходь сюды, на руки полью! — она с натугой приподняла полное ведро…

Оскальзываясь на размокшей грязной земле, Митя шагнул к ней…

— Не тушуйся, паныч, мы не глядим! — насмешливо крикнули из нужника.

Митя почувствовал, как щекам становится горячо, и торопливо наклонился к ведру, чтоб скрыть вспыхнувшее лицо. На руки плеснуло ледяной водой, но холод не остудил разгорающейся внутри ярости. Как он дошел до такого: что какие-то грязные бабы из нужника орут ему гнусные советы? Сам виноват, нечего шляться там, где ни один порядочный человек в жизни не появится! А если он еще и ничего не узнает… придется убить девку, чтоб хоть не зря сходил. Митя почувствовал, как его губы кривятся — и торопливо плеснул себе в лицо из ведра, будто торопясь смыть пугающую усмешку. Его отражение в заколыхавшейся воде раскололось, став вдруг невероятно жутким: будто оскаленный череп пялится из ведра черными провалами глаз!

— Давай швидше, паныч, ведерко тяжеленькое! — пробурчала над головой девка.

Жар прокатился по всему телу, а от опущенных в ведро рук вдруг потянулись длинные черные, будто дымные, ленты:

— Сама-то кровь легко отмыла? — пророкотал Митя — собственный голос звучал странно, утробно.

— Яку… кровь? — ведро в руках у Леськи дрогнула.

— А которая на шерстяном отрезе! — рявкнул Митя, поднимая голову от враз почерневшей воды.

Мгновение он смотрел снизу вверх, видя как Леськину физиономию заливает мертвенная бледность — на ее фоне ярко проступили бесчисленные веснушки. Глаза девчонки распахнулись широко-широко… а потом она пронзительно завизжала:

— То не тот отрез, паныч, не виноватая я ни в чем! — швырнула ведро ему под ноги и рванулась бежать.

Мгновенным броском Митя метнулся вперед — успев ухватить девку за подол. Леська судорожно взмахнула руками и рухнула наземь.

— Эй, паныч! Ты шо с Леськой робышь? А ну пусти! — заорали сзади… и на него налетели выскочившие из нужного сарая молодухи. Бегущая впереди простоволосая баба вытянула скрюченные пальцы, кажется, намереваясь вцепиться Мите ногтями в глаза. Нож привычно скользнул ему в руку. Фигура мчащейся к нему бабы вдруг выцвела, превратившись в закрашенный серым карандашом силуэт… и только в глубине этого серого пятна, оглушая Митю своим стуком, быстро и яростно билось живое, ярко-алое сердце. Ударишь — не промахнешься… не промахнешься… ударишь… Митя почувствовал, как рука с ножом поднимается сама собой… Перед глазами потемнело, а на губах стало солоно-солоно, точно на них уже брызнула алая кровь…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Бегущая впереди девка пронзительно, совсем как Леська, завизжала и кинулась в сторону.

— А ну стоять всем!

Яростный вопль разорвал облепивший Митю черно-алый кокон темноты и жара… он вдруг очнулся, чувствуя стиснутую в ладони рукоять ножа. Пошатнулся… и почти повис, цепляясь за колодезный сруб, хрипло дыша, и чувствуя, как по лицу текут то ли ледяные… то ли наоборот, горячие, как кипяток, капли пота.

С небес донесся разочарованный хриплый вопль мары.

— Вас сюда звал кто? — между ним и молодухами вдруг возникла тоненькая фигурка.

Первая баба и без того мчалась в сторону бараков. Зато вторая встала как вкопанная.

— Так это… — нещадно теребя косу, пролепетала она. — Леська орала…

— А ты на защиту кинулась? От злого паныча? — невесть откуда взявшаяся Даринка уперла тощие кулачонки в бока. — А не ты ли ее сама прибить хотела, когда она нынешней ночью во сне орала?

— А вы звидки знаете, панночка-ведьма? — молодуха аж кулак закусила, глядя на Даринку с восторженным ужасом.

— Я всё знаю. — Даринка поглядела на нее с высокомерным презрением.

— Не иначе як сквозь дырку в крыше зазирнула, колы на метле пролетала… — пробормотала молодуха и попятилась под испуганным Даринкиным взглядом. — Ну… я… той… пойду?

— Иди. — величественно разрешила Даринка и уже в спину улепетывающей молодухе бросила. — И помалкивай! А то вовсе речи лишу, как собака лаять будешь!

Баба испуганно пискнула и со всех ног бросилась прочь.

— А ты так можешь? — хрипло спросил Митя — неистовый жар потихоньку отпускал, снова отчаянно захотелось умыться, но для этого надо подобрать ведро, спустить вниз… а тут пошевелиться страшно, ноги не держат.

Он бы этих баб зарезал — легко, быстро и без колебаний. Не появись Даринка — возле колодца лежало бы два трупа.

— Ведьмы всякое могут, о том все знают, один ты, паныч, неграмотный!

Вот как она умудряется смотреть на него сверху вниз при ее-то малом росте?

— Может, еще спросишь, летаю ли я на метле?

Теперь уже Митя одарил девчонку презрительным взглядом и отвернулся к Леське. Та так и лежала на земле, не пытаясь подняться. Только свернулась в комочек и подтянула колени к груди, да зажмурилась крепко-накрепко.

— Эй, вставай! — он наклонился, неуверенно потрепав девку по плечу. В ответ она только пискнула и сильнее вжалась в землю.

— Ну, хоть глаза открой! — растерянно попросил Митя.

Девка зажмурилась так, что казалось, глаза внутрь головы вдавит, и едва заметно помотала головой.

— Не можу, боюсь! И шо за город, чудище на чудище!

— А расскажи мне про чудищ. — присаживаясь рядом на корточки, вкрадчиво попросил Митя.

— Не знаю я ничего: не видала, не слыхала, нигде не була! — не открывая глаз протараторила девка.

— На смене ты была! — насмешливо фыркнула Даринка. — С фабрики ты всегда с Марьянкой ходишь, а вот позавчера вночь… — она многозначительно покосилась на Митю. — Сама прибежала, без Марьянки, и такая… будто за тобой волки гнались!

— Не волки. — не отрывая глаз от Леськи, хмыкнул Митя. — Медведь, верно?

Из-под зажмуренных Леськиных век покатились слезы.

— Рассказывай, что там с тобой и этой твоей… Марьянкой приключилось?

— Боюсь! Ты, паныч, страшный дюже!

— Ничего не страшный! — твердо объявила Даринка, и звучало это как-то… совсем не лестно. И еще добавила шепотом. — Ежели без ремня. Но тот ремень я тебе, паныч, еще попомню. А ты рассказывай, не тяни! Паныч — из полиции, ему знать надобно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Очень хотелось заорать, что он не из полиции, но Митя сдержался.

— А ежели он меня в Сиби-и-ирь? — Леська тут же нашла себе новый страх.

— Так это ты свою подружку загрызла? И двух мужиков заодно. Оголодала на здешних харчах? — рявкнул Митя.