Вернуть престол - Денис Старый

шведского короля за равного, что далеко не сразу сделал Иван Грозный, сам по себе достаточный [не так, чтобы и давно Швеция отделилась от Дании пока не было блистательных шведских побед Тридцатилетней войны, чтобы с ними считаться].

Спать ложился Василий Иванович Шуйский, государь и царь Московский в приподнятом настроении. Будучи во хмели, царь не побрезговал своей постельной девкой Авдотьей и немного, но еще улучшил настроение, приняв ласку уже опытной челядинки. Свадьба с Марией Петровной Буйносовой-Ростовской вновь откладывалась, несмотря на все сговоренности, а Василий Иванович еще не был столь стар, чтобы отказываться от плотских утех. Так что была и Автодья и Агропина, но в порядке очереди.

А почему бы и не быть довольным? Венчание на царство состоялось. Бояре, воодушевленные новыми вольницами, покамест не станут чинить неудобства и трижды подумают вставать против Шуйского. Тут и шведскую силу можно будет ожидать в ближайшее время. Наверняка по весне шведы и придут, вряд ли раньше. Но до весны не так, чтобы и много должно измениться. Не верил Василий Иванович в то, что беглецу быстро удастся собрать столь большое войско, чтобы идти на Москву, к которой уже стягивалось немало воинов с русского севера.

*………*………*

Путивль

8 июня 1606 года.

— Вы мыслите, что Васька Шуйский пощадит? Вы, кто принял природного царя Димитрия, кто любит правду, но кривду не терпит, снесете ли лжу, что проливают на вас? — распылялся перед толпой Григорий Петрович Шаховской.

— Верно, воевода! Москаля не пустим, побьем [первоначально термин «москаль» употреблялся в отношении служивого, солдата-пройдохи. В письменных источниках появляется ближе к сер. XVII века, но в устном употреблении мог появиться и ранее].

Шаховской поморщился от того, сколь уничижительно высказываются о москвичах и воинах Московской Руси. Но возражать не стал. Тут, в Путивле, на Окраинах, на границах с Диким Полем, всегда стоит быть осмотрительным в проявлении своих эмоций. Фронтир нетерпим к истерикам и всякого рода спеси. Тем более, что у Григория Петровича появилась цель…

Московский дворянин по рождению, Шаховской не мог на что-то большее претендовать, как быть на третьих ролях и за счастье считать, если к глубоким сединам стать стрелецким головой. Но, как известно, аппетит приходит во время еды, а человеку, вкусившему сладость возвышения, хочется вновь и вновь вкушать блюдо, сдобренное властью над людьми.

При Димитрии Иоанновиче дворянин Шаховской уже вот-вот мог стать боярином, скорее всего, вошел бы в Боярскую Думу и давал советы царю. Он шел двадцатым в поезде Димитрия Иоанновича на свадьбе, имел ряд обещаний от него. И вот… приезжает Григорий Петрович в Кремль, а там уже бесчинствуют Шуйские, Голицыны и иные знатные, но, как считал Шаховской, бесполезные люди.

Он ненавидел всю эту братию. Его ненависть усугубилась после того, как Григорий Петрович проиграл Ивану Петровичу Ромодановскому местнический спор. Тогда Шаховской был унижен, он рухнул с небес на землю, ему указали место.

И тут появляется Димитрий Иоаннович и новый виток взлетов. Но очередное падение и уже куда как болезненное. Шуйский уже в тот же день, как уместил свое седалище на царский стул, отправляет Шаховского прочь из Москвы, воеводой в Путивль. Василий Иванович Шуйский громил всех, кто мог быть предан Димитрию или кто возвышался при нем. Всех… может только кроме своего родственника Михаила Скопина-Шуйского, что так же был обласкан государем.

Но еще не знают они, Шуйские, и еже с ними, с кем связались, кого унизили и лишили сытой жизни и власти. Григорий Петрович был уверен, что он о себе еще заявит и так, что Шуйские умоются кровью.

— Веди нас , б атько! — выкрикнул кто-то из толпившихся отдельно и вместе запорожских казаков.

Путивль имел чуть более семисот домов и считался городом уже без всякого рода допущений, ибо все городские атрибуты тут были: и церкви и оборонительные укрепления. Но уже за последние две недели количество горожан из менее пяти тысяч человек выросло почти до десяти тысяч. Но важнее иное, — кем являлись новые горожане. Это были всякого рода авантюристы, откровенные разбойники, не менее двух сотен поляков, запорожские и донские казаки. Стоит ли уточнять, что вооруженных людей в Путивле стало в десять раз более от того, сколь было до назначения Шаховского воеводой в этом городе?

И ведь еще не все пришли, кто мог бы сорваться, когда услышат призыв Григория Петровича. Он был воеводой в Туле, Белгороде, Рыльске. Это все города юга, и в той или иной степени, но Окраина Московской Руси. Шаховской не только умел общаться с людьми, которые здесь жили, но и становиться своим, тем, к кому прислушивались. Не подумал Шуйский, поспешил назначить Григория Петровича Шаховского воеводой в Путивль, совершил ошибку.

— Жив он! Царь Димитрий Иоаннович. Истину говорю вам, люди. Я был когда Шуйские пытались убить государя, я спешил его защитить, но только увидел, как он бежит от скверны, что растекалась от поступей псов Шуйских, — Шаховского было уже не остановить.

Да и не нужно было ему останавливаться, когда, напротив, нужны люди, сила. И тот, кто приведет больше силы и будет обласкан государем… государями, ибо были сведения, что объявился государь и в Литве, иные говорили, что царь едет в Тулу.

Шаховской уже начал действовать, как только выехал из Москвы. Он говорил о том, что государь выжил, останавливаясь и в Коломне и в Серпухове [есть свидетельства, что Григорий Петрович рассказывал в Серпухове по дороге в Путивль некой немке о том, что Димитрий жив, и не только ей, готовя почву для ЛжеДмитрия Второго]. Шаховской был уверен, что, если Димитрий и умер, то его следовало бы в разумении людей воскресить, как идею, мечту, о справедливом природном царе.

— А о ком, ты воевода, речешь? А царе тульском, али о том, кого в Литве сыскали? — спросили из толпы и Шаховской растерялся.

Дело в том, что Григорий Петрович еще сам не решил, к какому именно Димитрию прийти на службу. Вроде бы правильный тот, что бежал в Тулу, но есть люди, которые видели Димитрия в Могилеве и сказывали, даже божились, что тот и есть Димитрий Иоаннович. Шаховской видел царя, знает его в лицо, но в данном случае играет еще важную роль то, что именно предложит государь-беглец.

В головах людей не укладывалось то, что кто-то может быть царем, а иной позволил себе грех казаться государем. Многое принимали на веру и потому народ смущался слышать о множестве государей.

— Думаю я так, люди добрые, что тот должен быть истинным царем, кто более всего радеет за благость своего народа. Я послал грамоты и тому и иному государям, жду. Токмо решать нам нужно точно, что делать. И я говорю вам! Идите за