Продажные твари - Полина Дашкова

— Конечно. На заднее сиденье.

— А кто находился за рулем?

— Телохранитель.

— Очень интересно… Продолжайте, пожалуйста, Тамара Ефимовна. Простите, что я вас перебил.

— Это хорошо, что вы меня перебили, — улыбнулась она, — а то я, кажется, в мистику впадаю.

— То есть?

— Нет, даже не стоит об этом говорить. Этого не может быть.

— Может, Тамара Ефимовна, все может быть. Вы уж договаривайте до конца, а потом разберемся.

— Ох, Глеб Евгеньевич, запутаю я вас. Всегда боюсь впасть в мистику и превратиться в какую-нибудь гадалку-прорицательницу, о каких объявления в газетах печатают. Представляете, «Провидица Тамара. Угадываю прошлое и будущее на расстоянии…» — Она усмехнулась, отхлебнула еще чаю. — В общем, я вам скажу, но вы мне не верьте на слово. Мне показалось, я видела эту девушку раньше, в ее натуральном, так сказать, образе. Несколько дней назад я обратила внимание на девушку лет девятнадцати, отдыхающую. Она жила здесь, на Студенческой улице. Маленькая, хрупкая, темненькая. Я сначала обратила внимание на ее походку, знаете, типично балетная походка, не с пятки, а с носка, и носки слегка врозь. Как у вашей Елизаветы Максимовны. Еще я удивилась, что она приехала сюда отдыхать одна. Это не вязалось со всем ее обликом. Вы понимаете, о чем я говорю? Приличные девушки сюда в одиночестве не приезжают. Так уж повелось. Вероятно, поэтому у нее были всегда испуганные глаза. Знаете, такие большущие, карие, испуганные глаза…

— Простите, Тамара Ефимовна, вы сказали — карие? А у той, в рыжем парике?

— У той — синие. Темно-синие. Странный цвет, даже чуть лиловатый, как бы под платье. Или платье так оттеняло?

— Может, цветные контактные линзы? — предположил Константинов. — Они ведь сейчас продаются…

— Глеб Евгеньевич, — покачала головой старушка, — мы с вами подтасовкой фактов занимаемся. Я плету невесть что, а вы, вместо того чтобы остановить меня, поддакиваете.

— Хорошо, давайте пока глаза оставим в покое. Вы мне все-таки про девушку дорасскажите.

— А больше нечего рассказывать. Интеллигентная, милая девочка, я ее очень жалела, потому что она снимала комнату у самой вредной хозяйки на нашей улице, у Гальки Вихровой. Я даже подумала, не взять ли ее к себе. Но у нас так не принято. Да и вообще, пустой это разговор. Она ведь уехала дня три-четыре назад. Я вспомнила, Галька ругалась, жаловалась, мол, жиличка такая попалась, деньги назад взяла — и поминай как звали.

— А как ее звали, не говорила эта Галька?

— Нет.

— А не могли бы вы к ней зайти и расспросить узнать об этой девушке все, что можно?

— Зайти-то я могу, Галина — женщина болтливая все расскажет с удовольствием. Но зачем? Я уже почти не сомневаюсь — это два совершенно разных человека.

— Почти… — задумчиво повторил Константинов, — все-таки почти не сомневаетесь.

— Ладно, Глеб Евгеньевич, чувствую, вы не успокоитесь, пока это «почти» не прояснится. Я уж вас много лет знаю. Галина давно у меня просила несколько саженцев персидской розы. Вот возьмите там у сарая лопатку и помогите мне выкопать пару штук.

Галина поливала огород из огромной жестяной лейки, охала и свободной левой рукой потирала поясницу.

— Тома! Да неужто саженцы принесла! — обрадовалась она. — Вот спасибо! Чайку попьешь со мной? Или винца домашнего?

— У тебя прошлогоднее или новое?

— Прошлогоднее. Сладкое получилось. Женщины сели за стол в саду. Галина разлила густое красное вино по граненым стаканчикам. Чокнулись, выпили. Хозяйка — залпом, как водку, а гостья только пригубила, отпила маленький глоточек.

— Ну что, Галина, отдыхающих не нашла себе еще?

— Нет пока. Все некогда на вокзал поехать. Да и опасаюсь я теперь, вдруг нарвусь на такую же авантюристку.

— Ну почему же — авантюристку? Я же видела ее, жиличку твою. Хорошая девочка, тихая. Мало ли что могло случиться.

— Да уж, хорошая девочка! С виду только скромница. Ты бы видела ее любовника. Тоже мне, артистка.

— Так у нее любовник здесь был? — удивленно подняла брови Тамара Ефимовна.

— А как же! Один раз ее прямо к калитке черная иномарка подвезла, потом стояла здесь еще полчаса. Я сама-то не видела, Васька рассказывал.

— Так почему же она у тебя жила, если у нее любовник на иномарке?

— Ой, да в ней ничего не разберешь, в Маше этой, — махнула рукой хозяйка, налила еще вина гостье и себе, опять выпила залпом.

— Да, слушай, я тебя спросить хотела. Твоя жиличка в кино случайно не снималась? Лицо у нее знакомое вроде. Как фамилия ее, не знаешь?

— Кузьмина ее фамилия. В кино она не снималась. Она только учится на артистку.

— А где учится, не знаешь?

— Она говорила, да я забыла. Сколько их в Москве-то, институтов этих, где учат на артистов! Ох, дела, Тома, ну и жизнь пошла! Ей-то всего девятнадцать, а любовнику — сорок, не меньше.

— Да ты что! А ты его разве видела?

— Приходил, — кивнула Галина, — только опоздал. Она уже уехала. Он красивый такой, представительный мужчина, сам седой весь, но лицо молодое. Черную свою иномарку на углу оставил, подходит к калитке, спрашивает, мол, не живет ли у вас Маша из Москвы. А я ему — уехала, говорю, ваша Маша, а вы кто ей будете? А он… Ну ты представляешь, он мне заявляет: я ей любовник. Ну прям хоть стой, хоть падай.

— Так и сказал?!

— Прямо так и ляпнул! — Хозяйка выразительно поджала губы. — А потом развернулся и пошел к своей иномарке.

— Так они и не встретились? — сокрушенно покачала головой Тамара Ефимовна. — Так и разминулись?

— Чего не знаю, того не знаю. Она, когда деньги потребовала, сказала, мол, в Москву хочет ехать, домой. Наверное, уехала. А он ее искал.

— А он-то сам местный или тоже отдыхающий?

— Вот этого я не поняла. Я номеров-то не разглядела, машина ведь на углу стояла. Только видела, что машина черная. Случается ведь, люди из Москвы и на машинах сюда приезжают.

— Да, интересная у тебя жизнь, — вздохнула Тамара Ефимовна, — прямо страсти кипят.

— И не говори, Тома, и не говори!

Вернувшись к себе через полчаса, Тамара Ефимовна рассказала Константинову о Маше Кузьминой все, что узнала от соседки. Но никакой ясности эта информация не прибавила.

В большой пляжной сумке Матвея лежали запасные плавки, полотенце, свернутый надувной матрац и велосипедный насос. Когда полковник увидел с балкона своего номера короткую круглую фигуру в белых шортах, шагавшую по аллее к пляжу, он тут же начал собираться.

— Я с тобой! — сказал Арсюша, увидев, как Глеб кладет полотенце в сумку.

— Хорошо, — кивнул полковник и предусмотрительно бросил в пакет вместе с полотенцами том Конан Доила — стоило подсунуть его Арсюше, и он забудет обо всем и не поплывет с Глебом до буйков.

Один раз они искупались вместе, потом Константинов растер мальчика полотенцем, надел кепку на его светло-русую голову и положил перед ним книгу, которую Арсюша тут же раскрыл на заложенной странице.

Посидев несколько минут рядом с сыном, подождав, пока Матвей надует свой матрац велосипедным насосом и спустит его на воду, Глеб не спеша поднялся.

— Пожалуй, я окунусь еще разок.

— Ага, — ответил Арсюша, не отрываясь от книги. Доплыв до буйка, возле которого уже покачивался на матраце Матвей, полковник тихо спросил:

— Ты не слишком разошелся со своим журналистским расследованием?

— Азарт — великое дело, — улыбнулся Матвей, — наведался я вчера к той старушке, которая труп обнаружила. Автобусом поехал, вместо камеры с оператором привез водки с колбасой. Как я и думал, старушка видела не только труп, но и тех, кто его принес и положил. Их оказалось двое, в камуфляжных жилетах. Следователю бабушка ничего не сказала, испугалась, и говорить уже не собирается. Так вот, эти двое бросили труп в вишневой пижаме у пня и быстро ушли к шоссе, где их, вероятно, ждала машина. Машину бабушка, конечно, не видела, но слышала шум мотора.

— Те двое могли ее видеть?

— Если б видели, я бы с ней вряд ли сумел вчера побеседовать. Имели бы два трупа в роще. У меня все, Глеб Евгеньевич.

— Спасибо, Мотя. Ты-то сам что думаешь?

— Я? Я думаю, чеченцы его и прикончили. Что-то там случилось, чем-то он им не угодил, а они ведь люди горячие.

— Может быть, может быть… — задумчиво произнес Константинов. — Ты теперь затихни на недельку, займись чем-нибудь другим. А лучше всего в командировку съезди куда-нибудь.

— Я бы съездил, а вы как же?

— Ничего, Матвей, я теперь уже сам, — он улыбнулся, — все, счастливо! Будь сейчас поосторожней, очень тебя прошу, — и он поплыл к берегу, а Матвей на своем матраце так и остался покачиваться у буйков с закрытыми глазами.

Арсюша читал Конан Доила, не отрываясь.

— Эй, ты здесь не сгорел? — спросил Глеб, притрагиваясь к его горячей спине. — Может, пойдем, мама нас уже ждет?