Шпион в доме любви. Дельта Венеры - Анаис Нин

Это открытие потрясло Марианну. Она оттолкнула руку юноши, снова поймала ртом член и стала одновременно ласкать его руками, пока он не кончил.

Он склонился над ней и говорил с нежной благодарностью в голосе:

— Ты первая женщина, первая женщина, первая женщина…

Фрэд переехал жить к ней. Однако, как пояснила Марианна, отношения их ограничивались тем, что он позволял ласкать себя. Они лежали нагие в постели, и Фрэд вел себя так, как будто Марианна была бесполым существом. Ласки ее он принимал страстно, в то время как ее желание оставалось неудовлетворенным. Разве что он клал свои руки ей между ног. Пока она облизывала член, он приоткрывал ее срамные губки, как если бы это был цветок, до сердцевины которого ему хотелось добраться. Чувствуя, что оргазм Марианны близок, он усиливал ласки. Марианна кончала, однако почему-то это нисколько не утоляло в ней жажду его тела и плоти. Она мечтала только о том, чтобы он вторгся в нее и овладел ею.

У нее возникла идея показать ему манускрипты, перепиской которых она занималась, поскольку ей подумалось, что такого рода чтение может его возбудить. Они лежали в постели и читали. Он читал вслух и наслаждался. Он перечитывал одни и те же абзацы, раздевался и демонстрировал себя, однако каким бы возбужденным он ни становился, границы дозволенного оставались прежними.

Марианна хотела сводить его к психиатру. Она рассказала, насколько в свое время это освободило ее саму. Он внимал ей с интересом, но был против. Попыталась она и заставить его записать свои собственные переживания.

Поначалу он очень этого стеснялся. Тем не менее вскоре он начал украдкой пописывать. Он прятал бумаги, когда она входила в комнату, и пользовался старым карандашом, как будто то, что он рассказывал, было признанием в совершенном преступлении. Написанное им она прочла совершенно случайно. Он очень нуждался в деньгах и отнес в ломбард свою пишущую машинку, зимнюю куртку и часы, а потом уже и закладывать то было нечего.

Позволить Марианне содержать себя он не мог. От бессонных сидений за машинкой ночи напролет у нее уставали глаза, однако денег все равно едва хватало на то, чтобы платить за жилье и необходимую еду. Поэтому он предложил коллекционеру свой манускрипт, извинившись за то, что был вынужден писать от руки. Коллекционер же не смог разобрать его почерк и попросил Марианну перепечатать рукопись.

Так манускрипт любовника попал к ней в руки. Она прочла его с глубоким интересом, не будучи в состоянии совладать со своим любопытством узнать тайну пассивности Фрэда, прежде чем взяться за работу. Вот что она прочла:

«Эротическая жизнь большей части человечества сопряжена с тайной. Этому способствуют все. Даже самый лучший друг не расскажет вам подробностей. Поэтому с Марианной я живу в довольно странной атмосфере, так как о чем бы мы ни говорили, ни читали или ни писали, всюду речь идет об эротике.

Мне вспоминается событие, о котором я уже успел порядком позабыть. Произошло это, когда мне было лет пятнадцать. Я был девственником. Семья моя снимала в Париже квартиру со множеством балконов и балконных дверей. Летом я очень любил прохаживаться по своей комнате нагишом. Однажды я ходил в таком виде перед открытыми дверьми балкона и заметил, что с противоположной стороны улицы за мной наблюдает какая-то женщина.

Она сидела на своем балконе и рассматривала меня, без тени смущения. Я почему-то сделал вид, как будто не обратил на нее внимания. Я опасался, как бы она не поняла, что я тоже ее вижу, и не ушла.

Сознание того, что за мной наблюдают, ужасно меня возбудило. Я то бродил по комнате, то ложился на кровать. Женщина ни на мгновение не поменяла позы. В течение следующей недели мы повторяли эту сцену каждый день, но на третий день у меня уже была эрекция.

Видела ли она это с другой стороны улицы? Я начал трогать себя и все время чувствовал, с каким вниманием она следит за моими движениями. Возбуждение захлестывало меня. Оттуда, где я лежал, я мог различить ее пышную внешность. Глядя на нее, я играл с членом и под конец распалился настолько, что спустил.

Женщина ни на мгновение не отрывала от меня своего взора. Может, она хотела сделать какой-нибудь знак? Возбуждалась ли она оттого, что созерцает меня? Наверняка. На следующий день я ждал ее с нетерпением. Она появилась в обычное время, села на балконе и посмотрела на меня. С такого расстояния я не видел, была ли на ее лице улыбка. Я снова лег на кровать.

Мы старались не встречаться на улице, хотя были соседями. Я только помню, что меня это возбуждало больше чего бы то ни было. Вот и сейчас я загораюсь от одной лишь мысли об этом. Марианна доставляет мне в общем-то такое же наслаждение. Мне нравится, с каким голодным видом она смотрит на меня, нравится то, что она мной восхищается и меня боготворит».

Прочитав это, она поняла, что никогда не справится с его пассивностью. Она поплакала и почувствовала, что ее предали как женщину. И все-таки она его любила. Он был чувственный, милый и нежный. Он никогда ее не уязвлял. Он был не покровителем, но скорее братом, улавливавшим ее настроения. Он уважал ее как художника, хотел быть ей полезным и таскал за нее холсты.

Марианна училась в школе живописи. Он очень любил провожать ее туда, делая вид, что просто помогает донести весь ее скарб. Однако скоро она поняла, что это только предлог. Его страстно увлекали натурщики. Интересовали они его не как отдельные личности, а в смысле позирования. Ему самому хотелось стать натурщиком.

Тут она взбунтовалась. Если бы он не возбуждался под взглядами посторонних сексуально, она бы ничего не имела против. Но получалось, как будто он отдается всему классу. Она не могла этого вынести, что приводило к ссорам.

Однако юноша был одержим этой идеей и в конце концов сделался-таки натурщиком. В тот же день Марианна отказалась идти на занятия. Она осталась дома и плакала, как женщина, снедаемая ревностью оттого, что ее любовник ушел к другой.

Она осерчала настолько, что разорвала все свои эскизы, запечатлевшие Фрэда, как будто хотела стереть из памяти его образ и освободиться от воспоминания о его золотистом, прекрасном и совершенном теле. Хотя студенты были к натурщикам равнодушны, сам он реагировал на их взгляды, чего Марианна как раз и не могла вынести.

Все это отдалило их друг от друга. Казалось, чем больше он получает от общения с ней, тем сильнее оказываются его склонности и тем настойчивее он пытается их удовлетворить.

Скоро они сделались совершенно чужими, и Марианна снова стала одиноко перепечатывать эротические рассказы.

Женщина в вуали

Как-то раз Джордж зашел в свой любимый шведский бар и сел за столик, намереваясь провести приятный вечер. Он обратил внимание на то, что за соседним столиком сидит весьма элегантная и привлекательная пара. Мужчина был одет потрясающе стильно, женщина была во всем черном, в вуали, под которой угадывалось сияющее лицо, и в переливающихся всеми цветами радуги драгоценностях. Они оба улыбнулись Джорджу. Разговаривали между собой они мало, как старые друзья, которым вовсе не обязательно постоянно обмениваться впечатлениями.

Они все трое сидели, разглядывали присутствующих — пару, заказавшую на двоих один напиток, одинокую женщину и мужчину, который покинул дом явно в поисках новых приключений, — и думали об одном и том же.

В конце концов хорошо одетый господин завел беседу с Джорджем, который, таким образом, получил возможность получше присмотреться к женщине и нашел ее еще привлекательней, чем она казалась на расстоянии. Однако, как раз в тот момент, когда он ждал, что незнакомка примет участие в их беседе, она сказала своему спутнику что-то, чего Джордж не разобрал, улыбнулась и исчезла. Джордж расстроился и пал духом. Кроме того, у него оставалось всего несколько долларов, так что он не мог предложить собеседнику пропустить еще по рюмочке и за счет этого узнать побольше о женщине. К его удивлению мужчина сам повернулся к нему и спросил:

— Взять вам что-нибудь?

Джордж ответил утвердительно и поблагодарил. Они разговорились о жизни в гостиницах на юге Франции и о том, как Джордж нуждается в деньгах. Мужчина прозрачно намекнул, что, мол, подзаработать ничего не стоит. Правда, он не пояснил, как именно, но развязал Джорджу язык.

У Джорджа была одна слабость, столь свойственная мужчинам. Оказавшись среди благодарных слушателей, он обожал рассказывать о своих подвигах и делал это весьма образно. Он дал понять, что стоит ему выйти на улицу, как происходит что-нибудь сногсшибательное, так что скучать он никогда не скучает, а насчет того, чтобы познакомиться с интересной женщиной — это для него раз плюнуть.

Мужчина слушал его с улыбкой.

Когда Джордж закончил свое повествование, мужчина сказал: