Извлечение троих - Стивен Кинг

Балазар открыл было рот, чтобы сказать Чими, дабы тот не приставал к нему с такой ерундой, когда есть проблемы гораздо важнее — как, например, это свербящее чувство, что малыш собирается его кинуть, пусть даже с ним там Андолини, — как вдруг услышал голос парнишки так же явственно, как сам он, вне всяких сомнений, слышал разговор Балазара и Чими:

— Они убили моего брата.

Внезапно Балазар перестал волноваться о своем товаре, о вопросах, оставшихся без ответа, о чем бы то ни было, кроме того, что надо бы остановить все это, пока ситуация не вышла из-под контроля.

— Убей его, Джек! — выкрикнул он.

Ответа не было. Потом он услышал, как малыш повторил:

— Они убили моего брата. Они убили Генри.

И внезапно Балазар понял — вот именно, понял, — что малыш обращается не к Джеку.

— Давай сюда всех джентльменов, — велел он Чими. — Всех до единого. Сейчас мы поджарим задницу этому говнюку, а потом оттащим его на кухню и я лично ему откручу башку.

— Они убили моего брата, — сказал Узник.

Стрелок не сказал ничего. Он только смотрел и думал: «Эти бутылочки. В раковине. Это — то, что мне нужно, или он так считает, что мне это нужно. Пакетики. Не забыть. Не забыть».

Из другой комнаты:

— Убей его, Джек!

Ни Эдди, ни сам стрелок не обратили на это внимания.

— Они убили моего брата. Они убили Генри.

В соседней комнате Балазар рассуждал о том, как он отвинтит голову Эдди в качестве трофея. Стрелок находил в этом какое-то странное утешение: оказывается, они не такие и разные, эти два мира.

Тот, кого звали Чими, принялся громко орать, зовя остальных. Послышался вовсе не джентльменский топот бегущих ног.

— Ты собираешься что-то по этому поводу делать, или ты так и будешь стоять здесь? — спросил Роланд.

— Да, кое-что я собираюсь сделать, — ответил Эдди и поднял револьвер стрелка. И хотя еще пару минут назад он был уверен в том, что ему придется держать этот револьвер двумя руками, сейчас обнаружилось, что он это делает с легкостью.

— И что же это? — самому Роланду голос его показался каким-то далеким. Он еле держался, его сжигал лихорадочный жар, но сейчас его охватил другой жар, слишком знакомый. Тот, который его обуял в Талле. Огонь схватки, который сжигает все мысли, оставляя одно желание: прекратить думать и начать стрелять.

— Объявить им войну.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — сказал Роланд. — Но ты узнаешь. Сейчас мы выйдем в ту комнату. Ты иди вправо, я — влево. Из-за руки.

Эдди кивнул. Они вышли — на свою войну.

Балазар думал, что выйдет Эдди, или Андолини, или и тот, и другой. Он совершенно не ожидал, что вместе с Эдди появится какой-то мужик, абсолютно ему незнакомый — с грязными черными волосами, в которых проглядывала седина, и лицом, как будто высеченным из камня десницей некоего жестокого божества. На мгновение он растерялся, не зная, в кого стрелять.

У Чими, однако, такой проблемы не стояло. Папа Босс расстроился из-за Эдди. Значит, сначала займемся Эдди, а об этом catzarro позаботимся позже. Чими тяжеловесно развернулся в сторону Эдди и трижды нажал на курок своего автоматического пистолета. Гильзы сверкнули в воздухе. Эдди увидел, как здоровый детина поворачивается к нему, и, пригнувшись рывком, проскользил по полу, как какой-нибудь разбушевавшийся малый на конкурсе диско-танцев, который в пылу борьбы сбросил с себя свой костюмчик a la Джон Траволта и нижнее белье в придачу; его мужское достоинство болталось туда-сюда, а голые колени сначала нагрелись, а потом обожглись о пол по мере нарастания силы трения. Прямо над ним в пластиковой панели под сучковатую сосну образовалось три дырки. Осколки посыпались ему на плечи и голову.

Боже, не дай мне умереть таким голым и вожделеющим дозы, взмолился Эдди, понимая прекрасно, что такая молитва не просто вопиющее богохульство, но еще и вопиющая нелепость. Но остановиться он так и не смог. Пусть я умру, но пожалуйста, дай мне еще разок уколо…

Револьвер в левой руке стрелка грохнул. Если на открытом морском берегу грохот выстрела был просто громким, то здесь, в помещении, он был оглушительным.

— Боженька! — сдавленно выкрикнул Чими Дретто. Удивительно, как он вообще сумел крикнуть. Грудь его внезапно проломилась, как будто кто-то швырнул в бочку кувалду. На белой его рубашке уже проступали алые пятна, словно на ней расцветали маки. — Боже Иисусе! Боже Иисусе! Боже…

Клаудио Андолини отшвырнул его в сторону. Чими с грохотом повалился на пол. Со стены свалились две фотографии в рамках. Одна из них, на которой Папа Босс вручал какому-то улыбающемуся пареньку кубок Спортсмену Года на банкете Полицейской атлетической Лиги, приземлилась Чими на голову. Осколки стекла рассыпались по его плечам.

— Боже Иисусе, — прошептал он в последний раз, а потом голос его сорвался, и кровавая пена выступила на губах.

Следом за Клаудио двинулся Трикс и еще один парень, из тех, кто сидели в кладовой. В обеих руках Клаудио держал по автоматическому пистолету; у парня из кладовой была винтовка «Ремингтон» со стволом обрезанным так низко, что она походила больше на крупнокалиберный пистолет с тяжелым случаем свинки; у Трикса Постино — скорострельный М-16, который он называл «Чудесная машина Рэмбо».

— Где мой брат, ты, урод наколотый? — заорал Клаудио. — Что ты сделал с Джеком?

Его, похоже, не слишком интересовал ответ, потому что он начал палить с обеих рук, еще не закончив орать. Я — труп, сказал себе Эдди, а потом Роланд выстрелил снова. Клаудио Андолини отлетел назад, окутанный облаком собственной крови. Пистолеты выпали из его рук и, проскользив по столу Балазара, грохнулись на ковер посреди разбросанных карт. Кишки Клаудио вывалились на стену за секунду до того, как он сам о нее ударился.

— Прикончить его! — вопил Балазар. — Прикончить призрака! Мальчишка один не опасен! Он всего лишь наркоман с голой задницей! Призрака надо кончать! Застрелить его к черту!

Он дважды нажал на курок своего 357-го. Магнум стрелял почти так же громко, как револьвер Роланда. Пули его не прошили панели стены, у которой стоял Роланд, аккуратными дырочками — они разнесли их в щепки по обеим сторонам от головы стрелка. Зазубренными лучами в дырки пролился белый свет из уборной.

Роланд нажал на курок.

Только сухой щелчок.

Осечка.

— Эдди! — выкрикнул он, и Эдди поднял свой револьвер и нажал на спусковой крючок.

Громыхнуло так, что на мгновение Эдди подумалось, что револьвер взорвался у него в руке, как тогда — у Джека. Отдача не вмазала его в стену, как он опасался, но все-таки ощутимо дернула руку, рванув сухожилия.