На луче света - Джин Брюэр

от служащих зоопарка, что многие из их подопечных существенно изменили свою модель поведения после визита прота. Например, медведи и тигры прекратили свои бесконечные расхаживания, а частота причудливого поведения и членовредительства среди приматов значительно снизилась. Когда Жизель спросила, что животные ему «говорили», он ответил:

— Они говорили: «Помоги! Выпусти нас!»

— И как они отреагировал на это?

— Я призвал их не унывать — все идет к тому, что люди не задержатся здесь надолго.

Конечно, все это не доказывает, что прот и обитатели зоопарка действительно общались. Для того, чтобы проверить эту возможность, Жизель попросила его записать информацию, которую он от них получил (например, их личные истории, которые ни она, ни прот не могли бы узнать заранее). Когда она получит его отчет, то планирует встретиться с работниками зоопарка, чтобы проверить, есть ли во всем этом какой-то смысл.

Единственной негативной стороной поездки было то, что некоторые пациенты пришли к такому же выводу, как и прот, и требовали узнать, почему обитатели зоопарка были заперты и какие преступления они совершили. Возможно, это беспокойство было связано не столько с самими животными, сколько с их собственным заключением, которое во многих случаях они считали необоснованным. Прот, в свою очередь, часто напоминал мне, что здесь должны быть люди, которые находятся за пределами психиатрических учреждений, а не наоборот.

Я до сих пор не знаю, может ли прот разговаривать с животными, но все это меркнет по сравнению с тем, что произошло позднее в то утро. Как обычно, я все пропустил, но те, кто видел это, постарались, чтобы я все узнал.

Я разыскивал Лу, чтобы посмотреть, по-прежнему ли он набирает вес, когда ко мне, неистовствуя и крича, подбежала группа маниакальных, помешанных и зависимых пациентов. Я почувствовал некоторое беспокойство — они были расстроены, что время от времени прот исчезает и оставляет вместо себя Роберта? — когда один из них выкрикнул, что пора отправить Мануэля домой.

— Почему? — спросил я.

— Потому что он просто перелетел через лужайку!

— Где он?

— Он все еще там!

Толпа пациентов потянулась за мной, когда я направился вниз по лестнице и вышел через парадную дверь, где нашел сидящего на ступеньках и обхватившего голову руками Мануэля. Он, не стесняясь, плакал.

— Я так давно хотел это сделать… — всхлипнул он. — Теперь я могу умереть.

— Ты хочешь умереть, Мэнни?

— Нет, нет, нет, совсем нет. Просто я так боялся умереть прежде, чем научусь летать, и прожить свою жизнь впустую. Теперь, когда я могу умереть, то понимаю, как хорошо жить. Мне больше не страшно.

Полагаю, это имело какой-то смысл, по крайней мере, для Мануэля.

— Как ты это сделал, Мэнни? Как ты оторвался от земли?

— Не знаю, — признался он с легким латиноамериканским акцентом. — Прот сказал, что мне нужно представить себе полет до самых мельчайших деталей. Я так старался. Так сильно концентрировался… — он закрыл свои темные, сияющие глаза, его голова наклонилась влево, потом вправо, словно он снова переживал свой воображаемый полет. — И внезапно я понял, как это сделать!

— Я попрошу доктора Торстейна встретиться с тобой как можно скорее, хорошо? Думаю, в ближайшее время ты сможешь перейти в первое отделение.

Тихо всхлипывая, он, как ни в чем не бывало, сказал:

— Теперь все хорошо.

К этому времени его окружили несколько сотрудников. Я спросил одну из медсестер, видел ли кто-то из них, как Мануэль взмыл в воздух. Никто ничего не видел. Только пациенты были свидетелями этого невероятного подвига.

Видели ли они его? Вряд ли. Летал ли Мануэль? Тоже маловероятно, хотя они и утверждают, что он парил, словно орел. Главное, что он в это верит. С этого дня он никогда больше не махал руками. Его заветная мечта свершилась, он был счастлив, уверен в себе, в полном согласии с миром.

Я совершенно забыл о Лу.

Как только Роб зашел ко мне в кабинет, я спросил его, читал ли он материалы и слушал ли записи, которые я ему дал.

— О, да, — ответил он. — В это трудно поверить, но думаю, все, что ты рассказал мне — правда.

Я всматривался в его глаза, пытаясь заметить там признаки неуверенности или даже двуличия, но ничего не нашел.

— Я тоже. У нас уже есть практически полная картина происходящего. Остался всего лишь один недостающий кусок. Поможешь мне его найти?

— Постараюсь.

— Это связано с твоей женой и дочерью.

Он громко вздохнул.

— А я все думал, когда же ты до этого дойдешь.

— Пришло время, Роб. Ты справишься с этим.

— Я бы не был в этом так уверен, но я попробую.

— Хорошо. Думаю, у нас получится сделать это без гипноза. Я просто хочу, чтобы ты рассказал мне все, что сможешь о том дне, когда ты вернулся со скотобойни и увидел выходящего из парадной двери мужчину.

Роб смотрел в пространство перед собой и молчал.

— Ты погнался за ним в дом, — я ткнул пальцем, — где он перебежал через кухню и выскользнул сквозь заднюю дверь. Оросители все еще работали. Ты помнишь что-нибудь из этого?

К его глазам подступили слезы.

— Ты помнишь, что произошло дальше, Роб? Это очень важно.

— Я догнал его и повалил на землю.

— Что случилось потом?

По его лицу катились слезы. Но я видел, что он напряженно думает, стараясь вспомнить, что сделал с незнакомцем, убившим его жену и дочь. Его глаза метались от стены к моему креслу, от кресла к потолку. Наконец, он сказал:

— Я не знаю, правда. Следующее, что я помню, это как я вхожу в дом и несу Салли и Бекки в их кровати.

— А потом ты отмыл кухню, попрощался и направился к реке.

— Я тоже хотел умереть.

— Ладно, Роб. Достаточно. Я горжусь тобой. Должно быть, это было очень трудно.

Он вытер глаза рукавом рубашки, но ничего не ответил.

— Сейчас я хочу дать тебе минуту отдыха. Закрой глаза и просто успокойся. Пусть твое тело, каждый твой палец на руках и ногах расслабится. Хорошо. Мне нужно немного поговорить с Гарри. Гарри?

Нет ответа.

— Гарри, прятаться бесполезно. Я могу ввести Роберта в транс и найти тебя так.

Я не слишком был в этом уверен, но надеялся, что Гарри мне поверит.

— Выходи. Я просто хочу поговорить с тобой. Я не причиню тебе боль, обещаю.

— Ты не станешь меня наказывать?

— Гарри?

Его лицо выглядело слишком ожесточенным и хмурым, как у пятилетнего.

— Мне все равно, накажешь ты меня или нет. Я бы сделал это еще раз.

— Что бы ты сделал, Гарри?