Кольцо странника - Марина Александрова

Снова кинулись через лес. Вот и околица, вот и дом показался. Дед трусил мелко, отдувался. Во дворе горел огонь – видать, Рада с Федором принесли факел. Лада все так же лежала на земле, но глаза ее были открыты. Всеслав кинулся к ней, отстранив Федора.

– Силищи в тебе... – пробормотал тот, потирая ушибленное плечо. – Да жива она, жива! Ушиблась сильно, и оглушило...

И правда, Лада была жива. Замутившимися от боли глазами смотрела она на мужа.

– Не плачь... Мне не больно... – прошептала через силу, и от этого у Всеслава еще сильней защипало глаза.

– Не время теперь страдать да плакать, – подал голос дед Костяш, и Всеслав, как не был убит горем, с удивленьем обернулся на этот голос. Дед стоял над ним – маленький, сухой, он в эту минуту словно вырос. Его голова закрывала звезды, глаза светились, а голос стал властным и твердым.

– Ты, бабонька, – обратился он к Раде. – Ступай в избу, ложе там приготовь, да печку раздуй. А мы, ребятушки, теперь перенести попробуем Ладу...

Федор со Всеславом с великим бережением подняли женщину. По ее враз побледневшему лицу, по широко раскрывшимся глазам, Всеслав видел – ей больно, очень больно. Но она не застонала ни разу, не пожаловалась, только крепче стискивала зубы. Гордость за нее переполнила сердце Всеслава – вот ведь – женщина, а терпит не хуже воина...

– Моей бы Радке такое терпение, – пробормотал Федор. – А то давеча ногу занозила, так залезла на печь и полдня охала да стонала. Помираю, говорит!

И Всеслав увидел – Лада улыбнулась! Приметил это и Федор, радостно дернул бровями.

– Шутку понимает, значит, жить будет! – сказал весело.

Ладу внесли в горницу, положили на кровать. Дед уже хлопотал у печи, размешивал в горшке какое-то остро пахнущее варево.

– Ты, бабонька, останься, помоги мне, – приказал Раде. – А тебе, Федя, спасибо. Теперь посмотреть мне ее надо, не расшиблась ли где?

Федор понял и вышел за порог. Но не ушел, а продолжал стоять под крыльцом, покашливая.

Дед Костяш вместе с Радой раздели Ладу. Увидев ее округлившийся живот, старый жрец оборотился к Всеславу и покачал головой.

– Ну, что ж не говорили про такое дело?

– Плохо, дед? – простонала тихонько Лада.

–Поможем, внученька, поможем, голубушка моя, – забормотал дед, сразу растеряв всю свою властность. – Неужто твой старый дед когда тебе не помогал!

Он бережно стал ощупывать все кости внучки, а Всеслав, не выдержав, выбежал из избы. Знал он, что лучше бы остаться рядом с любушкой, знал, что и ей от того было бы легче, но не мог смотреть на такое любимое, сотни раз обласканное тело, которое было теперь таким слабым и немощным. Комок жалости подступил к горлу. Всеслав обессилено опустился на ступеньку крыльца. Федор стоял неподалеку, но подходить к нему и заводить разговора не стал. Знал своим мужицким умом – не время теперь.

Через малое время Рада позвала Всеслава в избу, но не успел он войти – на пороге столкнулся с дедом Костяшом.

– Выди-ка на разговор, – шепнул ему дед, и они вместе вышли на крыльцо.

– Что? – беспокойно спросил Всеслав.

– Худо, – со вздохом отвечал дед. – Да нет, кости все вроде целы, не этого боюсь. Как бы не потерять ей дитятко...

Всеслава самого будто доской ударило. Опустился на ступеньку, обхватил голову руками, закачался из стороны в сторону...

– Ну, ну, – утешал его дед. – Погоди горевать-то, пока еще ничего не подеялось. Да только видал я такие случаи... Одно тешит – Лада девка всегда крепкая была, сроду и не хворала ничем. Может, сдюжит?

Но Всеслав не слышал его, все также мерно качался из стороны в сторону.

– Ты что, парень? – всполохнулся дед. – Перун великий, хоть бы он ума от горя не лишился! Рада, дочка, принеси-ка водицы испить нашему богатырю!

Но Всеслав уже очнулся. Поднял голову, оглядел всех мутными глазами и твердо пошел в избу. Сел рядом с Ладой, взял ее руку в свою и замер. Дед Костяш поил внучку с ложки терпким питьем – Всеслав глядел и глядел на нее. Лада забылась сном – Всеслав все также сидел рядом. Только под утро стал клевать носом. Подошел дед, потряс его за плечо.

– Иди, молодец, прикорни до зари... Теперь ей твоя помощь не нужна, она долго будет спать. Такое я ей снадобье дал.

– Нет, дед, я посижу, – со вздохом отвечал Всеслав. – Когда я хворый был, она подле меня сколько ночей бессонных провела, так неужто я ради нее не потружусь!

– Не перечь... Вздремни немного, я сам рядом посижу. Ко мне, старику, сон не приходит, а тебе надобно в силах быть. Ступай!

Всеслав не надеялся сомкнуть глаз, но уснул, как мертвый. Проснулся поздним утром, а за стеной – слабый, прерывающийся голос Лады и довольное бормотание деда.

– Ладушка моя, очнулась! – вскрикнул Всеслав и с порога увидел ее бледную улыбку.

– Очнулась, да. А ты уж перетревожился?

– Наша порода крепкая, – прогудел дед Костяш. – Это я тебе сразу сказал. Цела наша голубушка, ушиблась только.

– А... дитя? – не слыша своего голоса, спросил Всеслав.

– Сберегла, сберегла! – замахал руками дед. – Миловали ее боги, сохранили ребеночка! Ну ладно, молодые, теперь и мне вздремнуть пора. Замаялся я с вами.

Дед ушел спать, а Лада и Всеслав остались вдвоем.

– Как же такое с тобой приключилось-то, милая? – спросил Всеслав, подсаживаясь на край ложа.

– Сама не знаю, – грустно вздохнула Лада. – Кормила кур, и вдруг... Верно, ветром ее снесло, или сама как-нибудь соскользнула...

– Ветром? – переспросил Всеслав. – Да что ты, Ладушка! Как могло тяжесть-то такую снести? Да и ветра почитай что не было. Разве что соскользнула?

И пред взором его предстал тот день, когда он сам, своими руками, пристраивал доску эту на крышу курятника. Теперь-то он позабыл про нее, а тогда мыслил в дело пустить – заменить одну из прогнивших, потолочных. И ведь нарочно старался – уложил так, чтоб она и с места не сдвинулась. Был, конечно, у крыши скос, так ведь не во двор, а в огород! Даже если б соскользнула она – никак не могла бы упасть на Ладу!

– А не помог ли ей кто упасть? – спросил себя громко и увидел в очах любимой не догадку, но тень догадки – словно промелькнула горькая дума и скрылась опять. Но Всеславу этого хватило.

– Ладушка! – позвал ласково, хотя ярилась и бушевала в нем душа. – Открой мне сердечко свое. На кого думаешь, скажи честно.

Лада заморгала глазами, и Всеслав увидел – слезы стоят в глубоких, как колодцы, глазах.

– Скажи! – умолял ее. Лада качала головой и молчала, но наконец не выдержала Всеславовой мольбы, уронила голову в подушку.

– Кузьма, он! – крикнула, и плечи ее дрогнули. – Он уж мне грозился.

– Как грозился?! – всполохнулся Всеслав. – Почто ж ты мне не говорила о том?

– Думала, пустые его слова... Встретил меня как-то и говорит: «Я тебе не прощу своего позора. Выставила меня перед всем народом, как дурня последнего. Прибью вот в укромном месте, и мужик твой ничего не узнает!».

– Дурно ты сделала, Лада, – нахмурился Всеслав. – Нехорошо тебя, хворую, бранить, да все равно скажу. Разве не знаешь – муж да жена одна душа? Надо было мне все сказывать, убереглись бы от напасти!

– Не попрекай меня, миленький! – Лада подняла от подушки свое бледное, заплаканное, но все равно прекрасное лицо. – Виновата я, сама чую!

– Ну да ладно, что было, того не воротишь! Только обещай мне с нынешних пор обо всем сказывать!

Лада быстро закивала головой и протянула к Всеславу руки.

Он бросился к ней, обнял, прижал к себе... В низкой горнице звонко бились их сердца.

ГЛАВА 24

Дом был отстроен целиком, и с первыми осенними холодами, как и задумывали, Всеслав с Ладой переселились туда. Тщетно звали с собой деда Костяша – уперся старик.

– В землянке-то мне теперь сподручней, – сказал грустно. – К земле привыкаю.

– Что ты такое говоришь, дедушка! – вскрикнула Лада, но дед шикнул на нее.

– Знаю, что говорю! – и уже ласково. – А вы живите, детки, живите! Буду к вам приходить, посматривать...

Лада от того погрустнела немного, но быстро забыла – несмотря на тяжесть свою, как птичка порхала по дому, работа горела у нее в руках. Всеслав улыбался ей, но душа у него была нерадостна.

С той поры, как ушибло Ладу доской, он искал Кузьму-злодея, да не нашел. В избе его жил племянник, он и сказал, мол, дядька ушел в леса на добычу, там и будет жить, в землянке. Вроде бы на всю зиму. Тогда уж у Всеслава и сомнений не осталось – не знал бы за собой Кузьма вины, не бежал бы из деревни. И начал разыскивать его, да как разыщешь? Племянник, может, и знал что, да не говорил – крепко ему Кузьма наказал. А больше нигде лиходей не показывался, боялся суда людского.

Только когда лег первый снег, удалось Всеславу выследить своего заклятого врага. Тот и правда жил в лесу, в местах самых глухих и нехоженых, промышлял, видать, охотой. А племянник и верно, знал, где он обретается. Всеслав из окна подметил, как раненько утром направился он в сторону леса, и котомочку на плечах нес.