Тайны тринадцатой жизни - Сергей Каратов

К Смычкину сквозь гудящую толпу с трудом пробился Мирча Заозёрный. Дёрнув Владлена за рукав, издатель сказал ему:

– Расхвалили себя на всю Вселенную.

На это ехидство Смычкин ответил просто и достойно:

– Сам себя не похвалишь, стоишь, как оплёванный.

Бизнесмен Охапкин язвительно заметил:

– Ни фига себе, протянут руку дружбы из чёрной дыры. Жуть!

А Мануэль Клише – директор завода «Карбон» успокоил Охапкина:

– Мои заводчане через трубу на завод ходят, так что их рука дружбы, просунутая из Чёрной дыры, нисколько не удивит.

Тем временем, Уклейкин сдержал слово и создал новейший космический радиотелескоп, через который с помощью радиосигналов передал всю информацию о старокачельцах. Рассчитав время прохождения своих сигналов и тех, которые будут переданы в ответ, Уклейкин назначил время, когда появится сообщение о столь важном вселенском событии. И вот они те благословенные дни, на которые выпал расчёт о получении внятного сигнала из другого мироздания. Люди, которые хотя бы мало-мальски разбирались в радиотехнике, решили не ждать у моря погоды, а сами попробовали поймать столь желанный сигнал из другой цивилизации. У всех старокачельцев появилась надежда, что о них узнают в другой высокоорганизованной Вселенной и пригласят к себе или обеспечат им свободный доступ к ним. Но в кустарных условиях создать мощную радиостанцию не представлялось возможным. Поэтому все старокачельцы настроились на волну Уклейкина. И сигнал пришёл! Все ликовали, а Уклейкина буквально стали носить на руках. Сигнал был таким же непродолжительным, как и в предыдущие годы, но 28 Гц в секунду внушали уверенность, что его вполне можно будет расшифровать.

Теперь ту же группу под руководством Смычкина посадили за расшифровку сигнала. Люди работали усердно три дня и три ночи. Спали прямо в студии при Главной обсерватории на диванах и раскладушках. Чтобы телефонные звонки не отвлекали людей Смычкина, решено было отнять у них мобильные телефоны и отключить телефоны стационарные. То и дело у кого-то из наших героев возникала надежда на первенство в расшифровке, но в последний момент ускользала смысловая составляющая. Смычкин совсем уж было нашёл нужный ключ, а вот, поди ж ты, слово обретало неуловимо-негативный оттенок. Получилось, что дошедший сигнал Смычкин разгадал, но никак не решался озвучить полученный результат. А Пихенько, тоже разгадавший слово, ничтоже сумняшися, взял и выдал первым. И вот это слово было озвучено для всех старокачельцев. Оказалось, что высокая цивилизация обозначила старокачельцев одним словом – СВОЛОЧИ!

Общительный мальчик

Всякий раз, оказываясь в центре Осьмушки, наши фольклористы подходили к двум старушкам, торгующим семечками или квашеной капустой, и просили их что-нибудь рассказать занимательное про Пихенько.

– Подожди, Руфима, ты уже много чего им нарассказывала, – прервала подругу бабуля в белой косынке, которую звали тётя Граня, – дай я им про малыша Пихенько расскажу.

Ося с Гариком присели на деревянное крыльцо магазина и стали слушать тётю Граню.

В раннем детстве Пихенько умел поражать окружающих своими необыкновенными высказываниями, совершенно не свойственными его возрасту и уровню мышления. Мы уже знаем, что маленький Жорж рос у бабушки с дедушкой, поскольку его родители жили порознь, то отца он не видел вовсе, а мать с младшим братом тоже появлялись редко. Мать снимала жильё ближе к своей работе, а держать при себе сразу двоих мальчишек ей было трудно. Поэтому Жора рос у бабушки с дедушкой и никуда уезжать не хотел. Любознательный Жора общался со всеми и поражал взрослых своей рассудительностью.

Так однажды, придя к соседям, что жили на другой стороне улицы, четырёхлетний малыш стал спрашивать у всех членов семьи, кто из них где спит? Он выяснил, что тётя спит на кровати, дядя тоже на кровати, а их сын спит на печке. Вот тут мы живём и спим тоже тут.

– Вот скажи, мальчик, где же ты живёшь?

Жорж показал на дом на той стороне и сказал:

– А меня вон там добрые люди приютили.

Жоржу иногда доставалось от бабушки Фени, которая заводиться начинала с деда Марка. Тому перепадало за его желание лишний раз незаметно приложиться к логушку с бражкой, из которого он наливал себе кружку-другую через медный кран. Пилила деда Марка она и за то, что он часто курит, и за то, что свинью просмотрел, а та прорвалась в огород и все грядки изнахратила. Перепало деду Марку и за то, что кота проглядел, который забрался в чулан и вылакал сливки. Доставалось деду за то, что с рыбалки долго не возвращался, и что она волноваться начала. Словом, баба Феня заводилась от проделок деда, а попутно цеплялась и к юному паршивцу – так она называла Жору, когда он особенно сильно напроказничает. Однажды паршивец не выдержал и сказал бабе Фене:

– Бабушка, вот я не пью, не курю, а ты меня пилишь и пилишь.

Товарищеский суд

В Осьмушке при местном клубе закончилось заседание Правления Сельской кооперации. Все разошлись, один только бухгалтер собирал со стола свои папки и продолжал говорить про местного вора по фамилии Люпин. Пришедший на танцы Смычкин со своей компанией друзей услыхал про вора и сказал убедительно:

– Куда не пойду, всюду Люпин, да Люпин. Всё судят его, судят и никак не посадят!

Вошедший следом за ними Пихенько услышал упоминание про люпин и тоже включился в разговор:

– Люпин на наших полях снова сажать надо. Самая богатая белками кормовая культура.

Гарик услышал слово «культура» и тоже не остался безучастным:

– Вот все говорят, что культура на селе возрождается, а где это видно? Ни музыки тебе, чтобы дискотеку открыть, ни кино путного не привезут. Даже завклуб запаздывает, хотя, что толку с него, если мероприятий не предвидится?

Ося поддержал друга:

– Ты прав, Гарик. У нас воплощают в жизнь принцип, выраженный в американской пословице: «Чем глупее фермер, тем крупнее картофель».

– Это верно, – согласился с Осей бухгалтер, который сложил свои папки и пошёл на выход.

Смычкин с друзьями заняли стулья за столом президиума. Разговор о роли культуры в жизни общества затронул и Жоржа Пихенько, который сел в зале на первом ряду. Он много лет прожил в Осьмушке, и философствовать на эту наболевшую тему любил:

– Вот мой друг покойный, храни его душу, Господи, говорил мне, что душа у человека находится прямо под мочевым пузырём. А в качестве доказательства приводил такой довод: как сходишь в туалет, так сразу на душе легче становится.

Мой другой друг, тоже ныне покойный, да примите его, Архангелы, на небесах, говаривал, что искусство тогда действенно, когда оно открывает в человеке бездны подсознания.

Скорбно молчавший Смычкин не выдержал и молвил:

– Пихенько всё больше удивляет меня, но, заметьте, не неординарностью своего мышления, а своими скрытыми садомазохистскими наклонностями.

Обращаясь к Гарику и Осе, Смычкин продолжил свою тираду:

– Не может не настораживать тот факт, что каждый упомянутый в разговоре друг Жоржа ныне является покойным. Не знаю, как вас, но меня лично пугает дружба с Пихенько, который уже извёл стольких своих друзей.

– Действительно, ты, Пихенько, страшный человек, – не выдержал Гарик.

– Вполне поддерживаю коллегу Гарика, – включается в разговор Ося.

– Должны же существовать какие-то рамки приличия.

– Да идите вы все куда подальше, – вспылил Пихенько. – Неужели в смерти моих товарищей повинен именно я?

– А кто же ещё? – сказал Гарик, восседающий посередине.

– Да, в самом деле, – поддакнул сидящий от него слева Ося.

– Вот ты сейчас красиво формулировал свои размышления об искусстве, – обратился к Пихенько Смычкин, разместившийся справа от Гарика. – Наверняка ты их мог бы так же изящно изложить на бумаге и даже выпустить эти раздумья отдельной книгой. Ты, можно сказать, находишься на пороге своего становления в сфере искусства. А репутация твоя замарана тем, что на тебе есть вина за уход твоих друзей в мир иной.

– Какая моя вина в их уходе? – продолжал кипятиться Пихенько. – Вы же ничего не знаете, а уже дело мне шьёте?

– Вот теперь он заговорил, как типичный криминальный авторитет, – указывает пальцем на Пихенько Ося. Сразу весь налёт литературной красивости слетел с его языка. Он тут же «заботал по фене». Вероятно, он этим языком изъяснялся, когда участвовал в покушении на своих друзей. И неважно, делал он это прямо или косвенно.

– Что значит, участвовал в покушении? Они сами умерли. Натан убился в автокатастрофе. Я ему говорил: гляди, Наташа, не гоняй, как сумасшедший на своей «Хонде». Я его так любовно Наташей называл. Свернёшь где-нибудь свою умную башку. Так оно и вышло. Поехал в Утруску, а там с кем-то из приятелей на спор решил с разгона въехать на гору Колотун. Горища, я вам скажу, будь здоров какая! Вот там и сверзился в пропасть.