Нерушимый 8 (СИ) - Денис Ратманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У кого они есть, накидываем капюшоны, потому что нас будут забрасывать снежками, и, если не будет омоновцев с ростовыми щитами, оледенелым снегом прилетит — мало не покажется. У кого нет — шапки и полотенца при необходимости накидываем вот так. Я растянул края полотенца до плеч, получилась эдакая палатка.
— Готовы? — спросил Димидко и махнул на дверь. — На выход.
Даже в опустевшем манеже было слышно, как орут на улице болелы. У двери Димидко нас остановил, раскинув руки.
— Я посмотрю. — И выскользнул на улицу.
Вернулся он сразу же и отчитался:
— Милиции сказал, что мы идем, ОМОН со щитами стоит. Но головы на всякий случай закройте.
Как только он распахнул дверь, по ушам ударил крик. Сперва орали кто во что горазд, потом стали скандировать: «За чест-ный фут-бол! До-лой блат-ных!» Ну а что им еще думать, когда местные СМИ уверяли, что команда не может с самого дна второй лиги за два года подняться в вышку, и транслируют, что нас туда кто-то волоком протаскивает. А болелы в своем глазу бревна не замечают: справедливо только то, что хорошо для их команды.
Как я и рассчитывал, болелы начали обстрел снежками. Омоновцы подняли щиты, простые менты ринулись разгонять хулиганов. Несколько снежков все-таки долетело — их подбросили по дуге — но не причинили вреда. Донеслись призывы прекратить беспорядки, их сменили крики, глухие удары. Псы режима начали вязать вольный народ, как бы двусмысленно это ни звучало.
Мы быстро залезли в автобус, расселись по местам. Я приблизился к стеклу, глядя, как менты гоняют болел, а те не уходят… Шмяк! — разбился снежок о стекло. Я инстинктивно отшатнулся.
Автобус тронулся, за ним впереди и сзади поехали милицейские машины. Болелы же не угомонились и устроили нам автопробег, дружно сигналя и оповещая горожан, что вот она, ведьма, ату, жги ее! И не отстали, пока не приехали гайцы и не остановили первые автомобили колонны.
Гостиница была оцеплена, и мы попали в номера без проблем, без проблем же собрались и уехали, и я понял лишь одно: здесь нас не любят и не ждут. И приезжать сюда еще раз ну совсем не тянет. Надеюсь, болел накажут. Я бы проследил, чтобы всех, кто был на игре, взяли на карандаш.
Только в самолете я перевел дыхание и перестал ждать тычка в спину. Город будто бы излучал враждебность и все свои силы бросил на то, чтобы вытолкнуть нас. Даже самолет, казалось, взлетел быстрее обычного.
Отсюда, залитый золотом фонарей, заснеженный город казался ослепительно-красивым.
Или принимает, или — нет. Не принял. Пожалуй, впервые в жизни.
Летели мы около часа, и с каждой минутой отпускала злость и становилось легче. Домой! Наконец-то домой. Крым прекрасен, но все равно чувствовалось, что мы в гостях.
А дома и снег не так слепит, и люди добрее. И трава на родном стадионе бутсы подталкивает, чтобы легко бежалось.
В автобус в Москве мы погрузились в восемь. Из-за гололеда в Михайловск прибыли в начале одиннадцатого и повалились спать. День выдался эмоционально тяжелым, а завтра понедельник. Но не тренировка, хуже — встреча с журналистами, будь они неладны! Как мы им еще не надоели? Хотя, может, и надоели, но публика хочет знать, а что там у «титанов»?
Утром по требованию Тирликаса мы вырядились в парадно-выходное, нас забрал красивый пепельно-оранжевый, под цвет гостевой формы, автобус и повез к ДК, где журналисты роились на ступеньках, и было их подозрительно меньше заявленного. А еще я разглядел рядом с Тирликасом Самойлова, директора завода, в черном пальто, перчатках и шапке-ушанке.
Журналисты развернули объективы к автобусу, и я понял, что тут намечается. Ну блин, Витаутыч и партизан! Мог бы предупредить, мы бы настроение с собой прихватили. Теперь нам придется не отвечать на вопросы с умными лицами, а усиленно изображать радость. Впереди сидящий Гусак тоже понял, что к чему, от радости подпрыгнул на сиденье.
— Твою мать, да неужели⁈ Офигеть, у меня будет хата! Своя хата!
— Круто, — только и сказал Клыков, поднял телефон повыше. — А почти везде киевлян ругают. Пишут, что вообще могут наказать болельщиков и не пускать на матчи.
— Мало им, — буркнул Микроб, вытянул шею и улыбнулся. — Мама, я богат! Саня, — обратился он ко мне, — вот ты мог подумать: «Как здорово, что нас выперли из „Динамо“»? Настроение тогда было — хоть в петлю. А теперь мы звезды! В вышке играем.
— Да-а-а, — протянул Колесо, — не надо будет по гостиницам шарахаться.
— Кто о чем, Василий — о бабах, — констатировал Димидко.
Автобус остановился, мы вышли на морозец, пощипывающий щеки. Самойлов громко заговорил:
— Товарищи! Наш прославленный «Титан» вернулся со сборов. К сожалению, нам не удалось завершить стройку до Нового года, но футбольный сезон вы встретите в собственных квартирах! Торжественно вручаю вам ключи в благодарность за те яркие мгновения, что каждый из нас пережил благодаря вам. Вы — наша гордость и пример того, как можно своими руками ковать свое счастье.
Он смолк, и объективы повернулись к нам.
— И зачем было ехать — нам с тобой? — проворчал Круминьш Бороде, которым квартира если и полагалась, то лишь в следующем году.
Самойлову принесли обитую черным бархатом коробку, где лежали ключи с номерками.
— За особые заслуги Александр Александрович Димидко имеет право первым выбрать квартиру.
— Мне — повыше, чтобы эти бегемоты над головой не топали, — отшутился он, вытащил ключи и, улыбаясь, повернулся к нам и журналистам. — Огромное спасибо!
Вторым квартиру выбирал я. Нам выделили левое крыло дома, где мы уже были, первый, второй этажи и частично — третий. Я захотел угловую на третьем. Больше никого Самойлов молодцом не посчитал и раздал ключи невзирая на заслуги. Каждому он говорил слова благодарности, замирал, чтобы его сфотографировали, слушал наши «спасибо». Даже Тирликас удостоился ключей, но эмоций у него это не вызвало. Если нам она перейдет через двадцать лет, то у него был дом, ему квартира не полагалась. Но, видимо, Самойлов что-то знал и не хотел обижать влиятельного человека.
Потом мы и телевизионщики погрузились в автобус и поехали смотреть свои новые берлоги в доме с широкими коридорами, лифтом, как в гостинице, чистенькими белыми стенами и просторными гостиными.
Нас немного пофотографировали, задали пару вопросов о наших планах, а потом стали снимать, как каждый открывает замок. Первым это сделал Гусак, пританцовывая от нетерпения под дверью. Ключ у него в руках ходил ходуном, и он не сразу справился с задачей.
Когда же распахнул дверь, то лицо его светилось от счастья, а глаза пылали. Он не поверил в свою удачу и порог переступил не сразу.
Вторым дверь открыл Левашов. Короче
