Кубанские зори - Пётр Ткаченко

В связи с этими его неожиданными для власти, но людьми ожидаемыми и ошеломляющими появлениями в народе сложилась припевка:

Ой, яблочко, половиночка,Едет пан Рябоконь, как картиночка…

О бандитах, как понятно, таких припевок не сочиняют.

Новая тактика Рябоконя была возможна только при всеобщей поддержке народа и обширной агентурной сети как среди жителей станиц, так и в органах власти. И такая сеть у него была. Иначе как он мог проводить, казалось бы, совершенно невозможные операции, которые, как всегда, совершал с некоторым даже шиком, оставляя записки о себе.

Рассказывали, что однажды он ухитрился даже получить со склада боеприпасы. Потребовал два грузовика и стражу для их охраны и увез их в район станицы Староджерелиевской. Выгрузил боеприпасы на берегу плавней, отпустил охрану, вручив старшему записку для предъявления на складе: «Кто патроны выдал, Рябоконя видел».

Бывал он не только в ближайших хуторах и станицах, но и в Славянской, даже в краевом центре Екатеринодаре. В донесениях и отчетах встречается сообщение, что он, возможно, бывал и в Крыму.

Особенно любил он появляться на базарах, на рынках. Причем один. Ходит по базару, смотрит, общается с людьми, слушает, о чем они говорят. В конце концов, он не выдерживал и кому-то тихо, может, полушепотом говорил: «Я — Рябоконь!» После такого его признания обычно на базаре случался переполох. Не потому, что его боялись. Боялись власти, которая за любое общение с Рябоконем карала беспощадно. На шум и гам на базаре прибегали бойцы отряда самообороны или частей особого назначения. Он же вскакивал на коня, находившегося где-то рядом, и скрывался.

Объезжая же на линейке хутора и станицы, Василий Федорович тут же давал распоряжения по замеченным неполадкам.

Как-то он ехал на Пасху и увидел, что какой-то старик ловит рыбу, хотя на такой праздник ловить рыбу не должен.

— А ну поговорите вон с тем комсомольцем!

А «комсомольцу» этому было под шестьдесят. Для него слово «комсомолец» было воплощением всего самого несуразного и вздорного.

Рассказывали и о том, что в период продразверстки он перехватывал целые обозы с хлебом, идущие в станицу Ольгинскую, где были склады.

Однажды на берегу реки Понуры, километрах в пятнадцати от Гривенской, он перехватил обоз с хлебом, состоящий из двадцати четырех саней. Путь обозу преградили сани, запряженные добрыми лошадьми, у которых стоял Василий Федорович, Савва Саввич Скорик и еще один казак.

Свои сани он послал со Скориком вперед, а сам сел в одни из саней обоза и повел его на хутор Волошкивка. Потом еще долго ехали по льду, пока совсем не стемнело. По пути Василий Федорович убил из винтовки зайца, пробегавшего метрах в двухстах от него. Сделал это демонстративно, дабы никто из подводчиков не вздумал удрать или оказать сопротивление.

Хлеб сгрузили в плавнях на лед. Опросив каждого подводчика, сколько пудов он вез, Рябоконь выдал каждому квитанцию за своей подписью и печатью…

Накормив подводчиков хлебом и салом, он их отпустил, предупредив, чтобы не говорили, где сгрузили хлеб. Впрочем, это было излишне, так как никто из них не представлял, где он находится, и даже при желании не мог сообщить, куда увезли хлеб.

Теперь вместо политических воззваний Василий Федорович обращался к людям со стихотворными балладами. Сохранилось одно из таких его обращений «Казак на свободи», так напоминающее песню народной картины «Казак-Мамай», традиция написания которых была в свое время на Кубани довольно развитой. То есть он теперь больше рассчитывал не на извращенное политическое чутье людей, а на их душу, на их народное чувство. Вот это стихотворное обращение Рябоконя:

КАЗАК НА СВОБОДИЖиву нэ в борони,А сижу жопой на борони.Нэ прысяду, нэ прэгнусь,Та уж плачу и смиюсь.Та як здумаю старыну,Тай заплачу, рукой махну.Та нэма царя, нэма воли,Ходым боси вси и голя.Та тэпэр на свити так вруть,Шо цэ нам били шыи труть.Та нэ вирьтэ ций нэбэлыци,Бо вси били за гряныцэй.А нэхай у вас всякый дума,Шо правы вамы коммуна.Та вы ждэтэ другой властиШоб избавыться цэй напасти.Но вы другой власти — ждить,А цю нэ хвалить.Бо вы нэ хвалылыся,Сами вы ийи добылыся.Та булы кони, щей волы,Та уси в налога загулы.Та булы коровы та овэчкы,Та и ти пишлы, дэ бэчкы.Та тэпэр налогыНа грэбли и дорогы.Та дэ ты идэш, дэ нэ идэш,А налога нэ мэнэш.Та дэ дорогы повороты,И там кладуть обороты.Та обороты и пени,Як нэ у двое, так у трое.Та батькив, та матэрив побылы,Круглых сырот наробылы.Та круглых сырот наробылы,Щей хозяйства разорылы.Та уж — за советську власть,А она тэпэр — напасть.Та советьска власть воцарылась, —Вся босота звэсэлылась.Та воны — жыть и пэрувать,А люды уси — горювать.Та воны бьють та оббырають,Щей нас бандитами называютТа дэж вы, диды-запорожци,Та вы ж булы храбри хлопци.Та булы хлибы и скотына,Уси наряжени ходылы.А наши диты та унукыОтдани босякам у рукы.Та погыбла наша слава,Нэма у хати свого права.Та тэпэр босяк у хати,А казак нэ зна шо казаты.Вин його гонэ у Бога,Лае, та налог йому накладае.А казак спыну гнэ,Та на билых вэну кладэ.Та оцэ ж — за тэ, шо колысь робылы.Шо мы на панив свэсталы.Та враждують казакы,Бо цэ труть вам босякы.Та нэ добылыся плодивИз жизни, шо вкусыв Адам и Ева,Та добывся у сяк добрых благ,Шо остався биз штанив и наг.Та й погляда на стороны,Чи будуть обороты.Обороты вы ждить,А налог дружно вэдить.А то будэ вас на торгах,Та на рынках и у тюрьмах.Та оцэ ж нэдавно було Як босякы звоювалы,Збушувалы тры станыци,Щэ й хутор Лэбэди.Воны выбывалы у звони гопака,Изобъявив на митинг козака.Козак писля труда у нэдилю отдыхае,А вонючий комсомолКозака на митинг выганяе.Козак бизотвитно на митинг поспишае.Тут козакы рты и пороззивлялы.Рэчи оратора принималы.И пид угрозой красных палачейПротив пана Рябоконя Воюваты выступалы.Красин плавню окружають.Двое суток стоялы у цэпи,На своих шкурах повидалыКомари, и пид сыльным витромИ дождем на станыци наступалы.И на пути вси баштаныЯк карча уничтожалы.Оцым и кончемо.Привет красным драконам.Вы однорогие красные черти,Предатели нашей истерзанной Родины.Вы як гончи рыщитеПо стэпам, повсюду Делаете засады.Бросаетесь на лай собак.Вы приготовили стрихнин,Чтобы отравить меня.Секретно вооружили своих приспешников,Но, мабудь, этими подлостямиВы не воспользуетесь,Как не воспользовались Кубраками.Ка — за — ки!Кто получил винтовку, так знай,Что воювать надо, забыв жену и детей.А то общество пойдет пожаром.Оцэ та й годи.

Когда уполномоченный Славянского отдела ОГПУ И.П. Малкин, посланный с оперативной группой наконец-то поймать В.Ф. Рябоконя, убедился в том, что поймать его невозможно, то он решил его убить. Одной из таких акций по его убийству и было письмо якобы некоего подъесаула Кубрака (имя которого и упоминается в стихотворном воззвании) от 3 мая 1924 года, которое Василий Федорович распознал. Я привожу этот уникальный документ полностью, со слабой надеждой на то, что современный читатель, с уснувшим сознанием и, кажется, уже с напрочь утраченным естественным чувством самосохранения, прочитав его, попытается разгадать, по каким же именно признакам в тексте В.Ф. Рябоконь узнал, что это фальшивка, что ему устраивается ловушка, что это попытка вывести его на связь для расправы…

«Хорунжему Рябоконю.

Глубокоуважаемый Василий Федорович!

Будучи еще за границей, я слышал о Ваших боевых заслугах. Став на территорию Русской земли, я еще больше узнал о Вас, о Ваших неоценимых боевых подвигах. Будучи в тюрьмах Новороссийска, Екатеринодара, Ростова — везде сами большевики, мне говорили о Вас. Забрав у моего отца и у меня все имущество, зверски замучив многих членов моей семьи, подлая, кровожадная, не смывшая до сих пор еще казачью кровь, советская власть под страхом смертной казни начала предлагать мне заняться вылавливанием бело-зеленых и различных контрреволюционных организаций и проч. На предлагаемую мне роль Иуды я согласился, дабы дать возможность себе уйти из цепких рук поработителей, зверей неслыханных в истории человечества. Под маркой советского работника мне удалось уйти в объятия камышей и лиманов Таманского отдела. Морозы, снег, дожди, а мне приходилось быть под открытым небом. Мало кто из казаков давал мне приют. Большинство из казаков перекрасили себя в подлый, противный всем народам революционный цвет. Срам, позор казачеству, забыли заветы своих отцов и дедов. Я убедился, что былая твердыня и гордость Русской императорской армии — казачество под влиянием различных жидовских лозунгов окончательно разложилось и утеряло свое первобытное значение.