Французские дети не капризничают. Уникальный опыт парижского воспитания - Кэтрин Кроуфорд

Во время Великой французской революции немало сборщиков налогов лишилось головы, но они оставили свой след во французской душе. Эта история лишний раз показывает, как французы относятся к деньгам: они по-прежнему не стремятся демонстрировать, у кого деньги есть, а у кого их нет. И это в какой-то степени объясняет, почему французы более замкнуты и сдержанны, чем мы.

Об этом культурном различии я узнала самым неприятным образом во время восхитительного обеда в Париже. Моя подруга пригласила на обед нескольких своих коллег, чтобы я смогла с ними побеседовать. Еда, разумеется, была превосходной, а разговор настолько интересным, что я потеряла счет времени. В знак благодарности я хотела оплатить счет, но обед настолько затянулся, что мне пришлось убежать на другую встречу еще до того, как принесли счет.

Я поступила так, как поступил бы на моем месте любой американец: я оставила на столе деньги, попросив подругу расплатиться за меня. Плохой поступок! Мои гости явно были шокированы. Воцарилось мертвое молчание. К счастью, большая часть присутствовавших не говорила по-английски, поэтому подруга смогла мне сказать так тихо, как ей только удалось: «Убери деньги. Деньги – это табу. Этого делать нельзя».

Если хотите узнать, как почувствовать себя полным идиотом, поступите, как я. Когда я ушла, эти дамы нашли более культурный и стильный способ оплатить счет, но как они это сделали, осталось для меня загадкой.

А что вы скажете о том, как решительно французы защищают собственный язык – отчасти из-за этого их и считают снобами? Французские официанты заставляли меня снова и снова повторять l’eau и l’eauver, прежде чем я получала от них стакан воды.

Многие туристы считают, что это всего лишь попытка le garcon выставить нас в глупом виде – и заставить мучиться от жажды.

Но в требовании правильного произношения (даже если официант прекрасно понимает, что вы хотите) есть глубокий смысл.

Французы очень серьезно относятся к своему языку. В 1635 году они создали Французскую академию – организацию, главной задачей которой является сохранение французского языка и строгий надзор за любыми изменениями словаря. Это может показаться незначительным, пока вы не узнаете, какова власть академии. Например, французское подразделение американской компании однажды выплатило 650 тысяч долларов штрафа за то, что программное обеспечение, которым пользовались сотрудники, было только на английском (а не на французском) языке. Эти люди не шутят.

Я узнала, что даже любовь французов к по-настоящему красивой детской одежде имеет удивительное историческое объяснение. Просматривая сайт, посвященный исторической одежде мальчиков (да, да, такой существует – histclo.tripod.com), я наткнулась на термин garcons modeles – так называли безупречно себя ведущих и безупречно одетых маленьких мальчиков. У французов есть такое выражение, хотя нет никакого слова для «воспитания». И это о многом говорит.

Считается, что последствия Второй мировой войны оказали самое серьезное влияние на то, как стали одеваться французские дети. Хотя и до войны во Франции существовали очень высокие стандарты внешнего вина, детская одежда чаще всего напоминала уменьшенный вариант обычной одежды для взрослых.

Но, поскольку во время войны погибло много мужчин, женщинам пришлось принимать гораздо больше решений – и они начали своеобразный детский крестовый поход. Было принято множество прекрасных законов – например, запретили детский труд. К детям стали относиться, как к детям, причем во всех сферах, в том числе и в одежде.

У меня случается настоящий праздник, когда моя французская подруга, имеющая девятилетнюю дочь, присылает мне одежду, из которой ее дочка выросла. Французская детская одежда так красива и необычна! Я – не единственная американка, которая так думает. И свидетельством тому служит успех линии детской одежды Petit Bateau в нашей стране.

Посмотрев фильм «Город заблудившихся детей», мой муж начал судорожно разыскивать серый свитер грубой вязки с маленькими медными пуговками. Мы с ним прошерстили все винтажные и комиссионные магазины в округе.

Конечно, во французском характере есть и такие стороны, которые мне не хотелось бы повторять в моей семье. Одна из моих французских подруг в Нью-Йорке говорит, что визиты ее родителей для нее просто мучительны. Родители все критикуют. Во Франции они обычно дожидаются, когда этих слов не услышат другие люди (за исключением членов семьи). В Соединенных Штатах они считают, что по-французски никто не говорит, поэтому свободно высказывают свое нелицеприятное мнение о прохожих (которые, кстати, часто владеют французским языком). Это неудобно. И некрасиво.

Для моих маленьких «франкенштейнов» я выбираю только самое позитивное. Я хочу сделать их внимательными, послушными и с уважением относящимися к окружающим людьми.

Примерно в возрасте трех лет у Дафны начался «спортивный» период. Каждую неделю она раза четыре требует, чтобы мы надели на нее ирландскую футболку и шорты, которые наша подруга привезла ей из-за границы. Уна тоже не отстает. Прошлым летом она тратила массу времени на то, чтобы выбрать себе купальник. Она хотела обойтись чем-то вроде плавательных шортов, но я решила (и считаю так по сей день), что ходить в одних шортах девочке неприлично, несмотря на то что она еще очень и очень маленькая.

В обоих случаях я сумела создать атмосферу, в которой мои дети могут спокойно следовать своей природе и экспериментировать с собственной индивидуальностью (поздравляю, мы снова в Америке!).

Я по-прежнему придерживаюсь той же точки зрения, но, боюсь, порой мы, американцы, перегибаем палку. В результате в присутствии детей мы попросту теряем собственную сексуальную идентичность.

Мне нравится, как открыто французские родители проявляют любовь друг к другу, не задумываясь о том, что дети находятся рядом. Я слышала, как один французский отец с удовольствием заметил: «Cette femme a un corps absolument magnifique» («У этой дамы потрясающая фигура!»). И присутствие шестилетней дочери его ничуть не смутило.

Абсолютно уверена, что в Америке подобное замечание сочли бы наносящим непоправимый ущерб личности юной, впечатлительной девочки – «Только не перед детьми!».

Но мне нравятся такие проявления сексуальности. К сожалению, широко известно, что многие французские отцы проявляют такие же чувства по отношению к женщинам, в браке с которыми не состоят. И вот этого я одобрить никак не могу!

Феминизм во Франции имеет давнюю и славную историю, но никакой феминизм в этой стране не исключает женственности. И такой подход я хотела бы привить моим девочкам, какой бы купальный костюм ни казался им наиболее комфортным.

Надеюсь, они на меня не злятся. Уверена, что действую во имя их блага. Мне хочется, чтобы они понимали – французский поцелуй делает их родителей счастливыми. А когда счастливы родители – счастливы и дети.

Глава 8

LA CONCLUSION, или Заключение

Когда я была чуть старше Уны, меня отправили продавать шоколадные батончики на улицах нашего квартала в пользу моей католической школы. (Батончики назывались «Лучший в мире шоколад», но были отнюдь не лучшими в мире.) Я продавала шоколадки, чтобы получить приз. Я твердо вознамерилась заполучить хотя бы плюшевого кокер-спаниеля за третье место.

К двери соседнего дома подошла женщина средних лет. Я тут же рванула к ней. Она мило со мной побеседовала, но в конце концов призналась, что не сможет купить у меня шоколадку: дети ее близких друзей учатся в той же школе, и они наверняка придут к ней с теми же шоколадками, поэтому ей не хочется их огорчать и признаваться, что она уже купила шоколадку у другого ребенка.

Помню, что в тот момент подумала: «Ха! Я знаю этих лодырей! Они наверняка сейчас играют и поедают кукурузные хлопья! А я должна продать свою шоколадку! Я хочу получить эту собачку!» Думаю, мне удалось не выдать своих чувств. Я даже улыбнулась. Я знаю это, потому что на следующий день, когда я была в школе, наша соседка пришла к моей матери, чтобы сказать, какую вежливую и милую девочку она воспитала. И она оставила мне доллар. Недостаточно для плюшевого спаниеля, которого я так и не получила, но все же что-то. Когда мама рассказала об этом отцу, они оба преисполнились чувства глубокого удовлетворения – как два павлина!

Я всегда злилась, когда родители раздувались от удовольствия, слыша от посторонних людей комплименты нашему хорошему поведению. Они же ничего для этого не сделали, думала я. Как же я ошибалась! Я поняла, что они очень многое сделали для того, чтобы вырастить из нас воспитанных людей – людей, для которых подобное поведение совершенно естественно. Но в период между тем, когда я была ребенком и когда у меня самой появились дети, я забыла о том, как они это делали.