Шерлок Холмс и десять негритят - Сергей Ульев

— И в самом деле, месье Ватсон, — поддержал Марлоу комиссар Мегрэ. — Выкладывайте, отчего вы такой грустный?

Ватсон понурил голову.

— Делла Стрит… — начал он.

— Как же мы о ней забыли! — хлопнул себя ладонью по лбу Марлоу — так, что шляпа слетела на пол. — Где она? Вы ее видели?

— Да. Я видел ее… в ванной комнате. Она лежала в ванне. По крайней мере, из воды торчали ее ноги. Мы с Холмсом установили их принадлежность путем логических умозаключений.

— Вы хотите сказать, что ее утопили? — спросил Мегрэ. Чувствуя, как напряжены нервы, он принялся лихорадочно набивать табаком свою трубку.

— Без сомнения, сэр, ее утопили. Однако когда я с Холмсом пришел в ванную во второй раз, Деллы Стирт там уже не было.

Марлоу поднял шляпу с пола.

— Занятные у вас галлюцинации, док. Скажите, а вы, часом, не эротоман?

— В самом деле забавно, — кисло улыбнулся Мегрэ, словно огорченный гость, которому подкладывают на тарелку вторую порцию кушанья, а он его терпеть не может. Этими исчезающими трупами он был сыт по горло.

Ватсон сидел весь бледный и сосредоточенный.

— Позвольте вам напомнить, мистер Марлоу, — сказал он, бессознательно наматывая себе на палец стетоскоп, — что я в некотором роде врач, и как медик интересуюсь человеческим телом исключительно в качестве объекта научных исследований. И мы с Холмсом…

— Может быть, вы нам все-таки скажете, приятель, где вы позабыли своего любимого друга? — перебил его Марлоу.

— Шерлок Холмс… он принял кокаин… слишком большую дозу… это ужасно, джентльмены… — хрипло выдавил из себя Ватсон. — Он скончался! — и доктор уронил голову на скатерть.

Мегрэ бросило в жар, он отложил трубку в сторону и вытер лицо платком. Кресло под ним застонало, как раненный вепрь.

— Это был поистине великий человек. Примите мои соболезнования, месье Ватсон.

— Я тоже… присоединяюсь, — снял шляпу Марлоу.

— Благодарю вас, джентльмены, — ответил доктор, теребя руками скатерть.

Не переставая тяжко вздыхать, Мегрэ вытащил записную книжку и вывел очередные два крестика.

Дворецкий торжественно вкатил в гостиную тележку с возвышавшимся над ней румяным пудингом и подвел ее к столу.

— Уберите, пожалуйста, вашу г-голову, сэр, — попросил он Ватсона, продолжавшего сидеть, уткнувшись в скатерть лбом. — Я привез вам пудинг.

Доктор выпрямился и стал вытирать платком глаза.

— Пудинг с изюмом! — провозгласил дворецкий.

Он водрузил блюдо на стол, разложив пудинг по тарелкам. Затем разлил по чашкам чай.

Марлоу первым схватился за свой кусок, быстро запихнув его в рот. Судя по выражению его лица, выпечка ему понравилась.

Но только в первый момент.

— Не советую вам пробовать этот пудинг, господа, — вдруг проговорил Марлоу со странной улыбкой, — если, конечно, вы не желаете провести остаток дней в объятиях унитаза! — и, издав короткий смешок, он с грохотом скатился под стол.

— Кажется, это была его последняя шутка, — словно в забытьи пробурчал Мегрэ.

— Вот и Марлоу капутус, — с грустью заметил Ватсон. — С этой минуты, джентльмены, я решительно отказываюсь что-либо понимать.

Мегрэ вдруг будто очнулся от дремы и яростно заколотил кулаками по столу.

— Томас! Томас!! — взревел он. — Томас!!!

— Я здесь, месье, — учтиво склонил голову дворецкий, возникнув у него из-за спины.

— Какая стряпуха готовила этот пудинг?

— Этот пудинг приготовил я, месье. Он с изю-у-умом.

Мегрэ, казалось, не хватило воздуха, чтобы разразиться проклятиями, и он целых две минуты беззвучно тряс над головой крепко сжатыми кулаками.

— Кто научил вас так готовить, болван?! — наконец, выкрикнул он.

— Этот пудинг я приготовил по рецепту хозяина замка.

— Вы идиот, Томас! И в этом ваше счастье. Будь у вас хоть немного мозгов, я засадил бы вас в тюрьму как пособника убийцы.

— Я всего лишь слуга-га-га, месье. Мне было велено выпечь на вторые сутки к ужину пуд-динг, и я его вы-ы-ыпек. Если он вам не нравиться, то это дело вку-уса.

— Нет, он в самом деле идиот! — всплеснул руками Мегрэ.

— Ну что прикажете с ним делать, Ватсон?

Доктор рассеянно вертел в руках свою тарелку с нетронутым куском пудинга.

— Вы забыли поставить очередной крестик в вашей записной книжке, сэр, — напомнил он.

— Ох, да! — спохватился Мегрэ и полез в карман.

— С этой минуты, чтобы мы не ели и не пили, — задумчиво произнес Ватсон, — первый укус или глоток должен принадлежать дворецкому.

— Неплохая мысль, доктор! Слыхали, Томас? Ну-ка живо принимайтесь за пудинг!

Дворецкий отрицательно помотал головой.

— Я не буду это есть, месье.

— Ну это мы еще посмотрим, голубчик, — угрожающе расправив плечи, Мегрэ стал выбираться из-за стола.

— Благодарю вас, месье, я сыт, — сказал Томас, отступая к стене. — Я поужинал на кухне.

— Сядьте, сэр, — сказал Ватсон Мегрэ. — И так ясно, что пудинг отравлен. А дворецкий нам еще пригодится. Вы же не собираетесь умирать здесь от голода и жажды? Томас, доставьте мистера Марлоу в его спальню.

— Хорошо, сэр.

— И почистите на нем костюм, — ворчливо добавил Мегрэ. — Он, должно быть, запылился.

Глава 47.

Версия Мегрэ

За окнами стало совсем темно. Усилился ветер. Было слышно, как он завывает снаружи и яростно бьется об окна замка.

Вдруг почерневшее небо прорезала огромная уродливая молния, и после неизменной паузы раздался оглушительный грохот, который, казалось, должен был бы низвергнуть небеса на землю. Начался дождь, превратившийся вскоре в самый настоящий тропический ливень.

Мегрэ разжег трубку, угасшую вслед за кончиною Марлоу, и без нужды, просто чтоб убить время, стал чистить себе ногти.

— Что будем делать, мистер Мегрэ? — спросил Ватсон, глядя, как по окнам сверху вниз быстро скользят водяные струйки.

Мегрэ не ответил, он даже не услышал этих слов. С ним иногда случалось подобное: он словно исчез из гостиной. Он находился в замке Киллерданс и в то же время витал где-то далеко — там, где не было ни страха, ни печали, ни любви, ни ненависти, ни каких бы то ни было мыслей. Одни только грязные ногти на пожелтевших от табака пальцах.

— Почему вы молчите? — громко произнес Ватсон.

Мегрэ вскочил, озираясь с тупым удивлением.

— Что случилось, месье?

— Просто я спросил, что мы будем делать дальше.

— Что делать?… — повторил комиссар, пожав плечами. — Что…

Он подошел к окну и вдруг стал говорить как бы сам с собой, повернувшись спиной к собеседнику.

— По какой причине человек совершает преступление? Из ревности, жадности, ненависти, зависти, значительно реже из-за нужды. Короче говоря, его толкает на это одна из человеческих страстей. А между тем каждому из нас они свойственны в той или иной степени…

Ватсон слушал, не перебивая, и Мегрэ продолжал, рассуждать, с каждой секундой все больше освобождаясь от неповоротливости и сонного вида.

— Но все гости, которые прибыли в Киллерданс, отличались столь высокими моральными качествами, что были просто не в состоянии поднять руку на ближнего. Хотя, безусловно, они и испытывали друг к другу весьма противоречивые чувства. Возможно, это была зависть, или ревность, или еще что-либо в том же роде. И вот, что касается всех этих убийств. Уверен, что это отнюдь не убийства, а ряд несчастных случаев и… с а м о у б и й с т в! Маньяк, заманивший нас в этот дом, надеялся всех нас перессорить и полагал, что мы будем здесь сводить счеты, вроде того: кто из нас самый умный, кто самый знаменитый, кому чаще других везло на хорошеньких женщин, кто обнаружил больше всех трупов… Идея-то какая была великолепная! Но не вышло. Пусть одни покончили жизнь самоубийством, другие — погибли по недоразумению, но мы выдержали героическую борьбу между чувством долга и своими страстями.

— Один вопрос, мистер Мегрэ, — проговорил Ватсон, по-прежнему созерцая мощную спину комиссара. — А что вы скажете…

— Отвечу вам позднее, месье. А сейчас прошу вас сделать еще одно усилие и дослушать меня. — Мегрэ выколотил трубку о каминную решетку. — Итак, жажда убийства обратилась в жажду самоубийства. Одна страсть вытесняет другую, как говорится, клин клином… Скончался Ниро Вульф. Спрашивается: отчего? От обжорства! Потом за ним последовал Огюст Дюпен. Отчего? Перепил! Все это были несчастные случаи. Далее. Арчи Гудвин хочет отомстить за шефа. Но кому мстить? Некому! И, поняв это, он делает себе харакири. — Мегрэ завелся, ему хотелось переставлять с места на место часы, стоявшие на камине, ворошить кочергой угли, ходить взад-вперед по гостиной. Одновременно проделать все это было невозможно, и он взялся за кочергу.

Мешая жар в камине, он продолжал: