Сущность зла - Джо Фауст

- Ну? – спросил Вонн, когда Мэй опустился рядом на пол.

- Порядок, он у них, – сказал Мэй. – Баррис чуть не умолял, чтобы я обобрал его в суде. Разумеется, он не пошел бы на это, если бы не знал, что коронный свидетель по этому делу у них в руках.

- Вы правы, мистер Мэй, – заметил Винтерс, выстукивая ладонями по рулю.

- Остается один вопрос – как вытащить его оттуда.

- Я знаю ваше отношение к прямым и непосредственным действиям, – но это единственный путь, который видится в данной ситуации.

- Думаю, мистер Вонн прав, – сказал Винтерс. – Нам надо пробраться туда и вышвырнуть их.

Мэй посмотрел на великана.

- Похоже, тебе лучше работать вышибалой в баре.

- У нас все получится, Мэй, – вступился Вонн за напарника. – Я найду нужных людей. Мы соберем десять наемников, дай неделю сроку.

- У нас нет недели, о которой ты просишь, – бесстрастно ответил Мэй.

- Но и в суде ты тоже ничего не добьешься! – закричал Вонн. – Твой законный путь ни к чему не приведет.

- Знаю, – повысил голос Мэй, пытаясь перекричать наемника. – Я сам прошел через такую же ненависть, которой ты сейчас одержим. Но не думаю, что Герцог оценит наш порыв. И если бы он сам был на нашем месте, выручая кого-то из нас, то уж, наверное, отыскал бы путь похитрее.

- Мэй прав, – заметил Винтерс. – Должен быть другой путь. Только мы его еще не нащупали.

- Добиваться чего-то законными методами, – сказал Вонн, – слишком долго. Это займет несколько месяцев. А может, и лет. Пока мы будем выковыривать Герцога оттуда, он станет уже подопытным овощем. У него останется сознания не больше, чем у помидора. Уж поверьте мне, я знаю, что такое медикаментозная атака. На курсах понижения агрессивности показывали.

- Как ты умудрился туда попасть? – насторожился Мэй.

- Очень просто. Как все попадают. За излишнюю жестокость на поле боя тебя могут упрятать в дурку недели на две, согласно контракту. Откуда, ты думаешь, отклонения у нашего малыша?

Оба посмотрели на Винтерса.

- Да-а, – сказал, наконец, Мэй. – Ну, так все же?..

- Надо думать. Мэй покачал головой:

- В любом случае, я не доверяю и закону. Ни один из способов пока не представляется мне выходом из положения. Ни судом, ни штурмом нам его оттуда не вытащить.

- Ну и что же ты собираешься делать? Надеешься на сердечную перемену в натуре доброго мистера Барриса? Что вдруг у него в душе расцветут незабудки, и он просто так отдаст нам Герцога?

- Может быть, и отдаст, – ответил Мэй, загадочно улыбаясь. Вонн открутил ручку окна и досадливо сплюнул на улицу.

- Если есть во всей Вселенной вещь, через которую Баррис не переступит, то это – не Пятая Зона.

- Я знаю, – отозвался Мэй. – И также знаю, что есть кое-что на свете, без чего любых денег будет недостаточно.

- Конечно же, есть, – отозвался Вонн. – Сила.

- Совершенно верно, – подтвердил Мэй. И мечтательно уставился на ветровое стекло. – Интересно, что поделывает завтра вечером Мэгги?

3

Герцог чувствовал себя точно во сне, и в некотором смысле он действительно был там. В сновидении. Он стоял посреди развалюхи-отеля и смотрел сквозь стены, дешевые бумажные обои, забрызганные чем-то темным. Медленно его взор опустился к фигуре на кровати, к двум огромным ранам размером с кулак и какой-то мотыге с тупым металлическим наконечником, зажатым в руке. Санитар осторожно выкручивал из рук оружие, стараясь не задеть лезвия. Наконец еще рывок – и мотыга упала на пол.

Вошел еще один медработник с каталкой для морга, и оба совместными усилиями приступили к перекладыванию тела Томаса Фортунадо. Герцог отвернулся, предоставив им заниматься своей работой. Он думал, что Рей ждет его где-то в стороне, но, оказалось, она уже ушла. Диксон, как он заметил, тоже исчез из виду, и все оставшиеся в комнате занимались своими делами, как будто молодого тетранца здесь не было и в помине.

Странно, подумал он. Сцена не казалась заранее намеченной и поданной со стороны, как встреча с Лей Бранд. Это было чем-то средним между сном и воспоминанием, на перекрестке памяти и бреда. Комната и запах смерти: все это давило подспудно на память. Возможно, это навеял человек из бара, сидевший над пустыми пивными бокалами. Он смеялся, говорил о том, что старине Томасу Фортунадо даже мертвому трудно расстаться со своей мотыгой.

Герцог еще раз оглянулся на сцену. Что-то в ней было не так. Движения санитаров стали медленными, как у водолазов. Цвет понемногу растворялся, картина стала походить на выцветшую старую фотографию. Наконец все замерло и стало растворяться в воздухе, как дым от костра. Пятна крови, санитары, аляповатые обои – все исчезало бесследно. Остались только тело и кровать, окруженные каким-то смутным серым ореолом.

Вот оно, понял Герцог. Конец. Подобно шоссе дороги Великой Пустыни, оставшейся там, далеко на Тетросе, носившей некогда столь гордое название, проехать которую до конца не удавалось никому. Как-то посреди ночи на битком набитой друзьями машине он заехал за знак «КОНЕЦ ДОРОГИ 2 км», туда, где дорога в самом деле исчезала в песке. И перед ними распахнулась пустыня. Желудок сдавило точно так же, как сейчас, и чувство, призывавшее бросить все и бежать опрометью, без оглядки, было таким же, как и пять лет назад.

Он окинул взором серую плоскость, на которой не имелось ничего, кроме его самого и смертного ложа Фортунадо. С огромным облегчением он обнаружил, что дверь рядом, все еще здесь, и как только он ее открыл – вывела в коридор, который таял прямо на глазах. Он поспешил к комнате Диксона, словно опасаясь, что пол под ногами тоже вот-вот растает. Рей ждала его там: она сидела на кровати, не отрывая глаз от пола, сложив руки на коленях.

- Ты еще здесь, птичка, – криво усмехнулся он.

- Да, – откликнулась она. – Я останусь здесь до самого конца.

Герцог выглянул за дверь. Коридор, уводивший к лестнице, был все тем лее, каким его помнил Диксон, но там, где находилась комната Фортунадо, теперь была только серая стена.

- Он больше никогда не выходил в этот коридор, – пояснила Рей. – Даже когда шел в душ или ванную, он все время шел в другом направлении.

Герцог протянул руку в серый туман. Рука прошла сквозь стену и исчезла в ней, но какое-то сопротивление все же чувствовалось, нечто странное упиралось в ладонь. Он оглянулся на Рей.

- Зачем ты мне все это рассказываешь?

- Я не рассказываю, – бесстрастно сообщила она. – Это лишь твои воспоминания. Ты сам рассказываешь себе это.

«Значит, этим все должно было кончиться? Значит, все идет к этому?» думал Герцог. Память возвращалась какими-то порывами, толчками, и затем приходится докапываться понемногу до остального. То, до чего он пока не докопался, – это серая стена. Серое вещество его мозга, хранящее еще одну загадку. И он должен заставить этот серый туман заговорить. Вот в памяти всплыла узкая тесная камера и двое в ней. Они ведут разговор. Говорят с ним, убеждают его в чем-то. Один явно настроен против него, другой вроде пытается помочь, но при этом четкое ощущение, что лучше уже не будет, что гнетущая развязка приближается. Память вышла за пределы камеры-клетки в поисках выхода. «Бежать, бежать! – стучало в голове. – Как можно скорее выбираться отсюда».