Адепты. Эзотерическая традиция Востока - Мэнли Холл

Взгляды Нитирэна кратко выражает следующая цитата из его произведений: «В конце концов, пусть все небесные создания откажут мне в своей защите, пусть всяческие опасности обрушатся на меня, даже и тогда я посвящу свою жизнь этому делу… Остановить Лотос Истины — в счастье ли, в беде ли — означает низвергнуться в ад. Я буду тверд в своем великом обете. Пусть я столкнусь со всевозможными угрозами и искушениями. Если мне скажут: «Ты бы мог взойти на японский трон, если бы отказался от Священного писания и дожидался будущего блаженства, веря в «медитацию на Амиту»; или твоих родителей ждет смертная казнь, если ты не произнесешь имя Будды Амиты», и т. д, я встречу подобные искушения не колеблясь и никогда не поддамся им, если мои принципы не будут разбиты вдребезги опровержением мудреца. Все остальные опасности будут сравнимы с пылинкой, а не с ураганом. Я буду Столпом Японии; я буду Глазами Японии; я буду Великим Сосудом Японии. Да будут нерушимы эти клятвы!»[75]

Истоки тибетского буддизма

По утверждению Эмиля Шлагинтвайта[76], буддизм внедряли в восточной части Тибета, возможно, уже в 137 году до н. э., но если это и так, то старания священников-миссионеров оказались напрасными. Венгерский ученый и востоковед Шандор Ксома Кёрёши подобрал в написанной лхасским регентом в 1686 году исторической книге интересный отрывок, подкрепив его примером из «Истории восточных монголов» Саган Сэчэна. В этих рассказах сообщается, что во время правления тибетского царя, имя которого приводится в различных вариантах то какТхотхори Ньян Цан, то как Лха-то Тори, то как Хлатотори, произошел чудесный случай.

В 231 году н. э. в ореоле яркого света с небес спустился драгоценный сундук или ларец и опустился на золотую террасу царского дворца. В сундуке оказались четыре святых предмета: изваяние сложенных в молитве рук, маленький чортен — крошечная башенка-рака, гемма с написанной на ней молитвой: «Ом мани падме хум»[77] и религиозная книга, называвшаяся «Шамадок» (Szamadok) — руководство к нравственному поведению. Царь не имел ни малейшего понятия о смысле этих священных предметов и поэтому приказал хранить их в его сокровищнице. И с этого времени несчастья следовали за царем по пятам. В семье правителя рождались слепые и уродливые дети; урожай был скудным; болезни истребляли скот, и голод, чума и страдания поразили все уголки царства[78].

Сорок лет продолжались эти беды, и тут перед правителем предстали пятеро таинственных незнакомцев. Чужеземцы обратились к нему с такими словами: «Великий Государь, как мог ты допустить, чтобы эти предметы, такие мистические и могущественные, были брошены в сокровищницу?» Рассуждая таким образом, они научили Лха-то Тори надлежащему поклонению, приличествующему ниспосланным небом сокровищам. Затем пятеро чужестранцев исчезли как дым в присутствии царя. Лха-то Тори в точности выполнил рекомендации сверхъестественных пришельцев, и с того времени всем его планам сопутствовала удача, а к его народу пришло процветание. Благодаря благословению и сильному влиянию святых реликвий царь дожил до ста девятнадцати лет и совершил множество достойных деяний. К вышеизложенному Ксома добавляет, что голос, раздавшийся с небес, сообщил, что через определенное число поколений (в 7-м веке) содержание книги «Шамадок» станет известным.

В заметках, касающихся чужестранцев, Шлагин-твайт высказывает предположение, что ими были китайские жрецы-буддисты, но их число и сопутствовавшие обстоятельства подсказывают иное объяснение. Как известно, к матери Конфуция явились пятеро таинственных старцев, чтобы возвестить пришествие Совершенного Мудреца. Так как это число согласуется также и с пятью небесными бодхисаттвами, то представляется вероятным, что в тибетском рассказе подразумевается посещение царя сверхъестественными существами.

Хотя чудо с четырьмя драгоценными предметами и интерпретируется в том смысле, что буддизм достиг Тибета в 3-м столетии христианской эры, данная история относится к легендарному периоду, и это вызывает споры. Наиболее консервативные тибетские историки склонны относить распространение индийского буддизма среди их народа к началу правления царя Цонгцзенгамбо, 740–786 гг. н. э. У этого влиятельного правителя обнаружили при рождении определенные отметки и признаки предначертанного величия, и теперь ему поклоняются как победителю и духовному реформатору[79].

В самом начале 7-го века тибетцы предприняли первую упоминаемую в истории попытку прийти к светской власти. Они вторглись в Верхнюю Бирму и захватили Западный Китай, вынудив китайского императора просить об унизительном мире. Царь Тибета, которому в то время было двадцать три года, получил в жены, как часть дани, китайскую принцессу. Ее звали Долкар, и она привезла с собой в высокогорную страну книги и реликвии своей веры. У царя также была вторая жена, непальская принцесса по имени Долджанг. Обе царственные супруги были преданными буддистками, и под их влиянием молодой царь занялся изучением этой веры. К такому решению примешивались и практические соображения. Цонгцзенгамбо стал правителем обширной империи гор и пустынь, населенной как дикими, так и цивилизованными народами. Обладающая властью религия могла бы оказаться полезной для установления национального единства и прочного суверенитета. С этой целью он решил послать своего первого министра Тхуми Самбхоту в Индию изучать священные книги буддистов и индийский язык. Этот министр оказывается тибетским Гермесом, и после смерти его боготворят как воплощение бодхисаттвы Манджушри. Это божественное существо является персонификацией мудрости и проповедником Великого Закона. Тхуми Самбхоту с шестнадцатью спутниками добрался до Индии в 632 году н. э. После многочисленных приключений с демонами, пытавшимися помешать этой депутации покинуть страну, семнадцать ученых достигли своей цели. Тхуми Самбхота изобрел тибетский алфавит, в основу которого он положил древнеиндийское деванагари[80]. Он отбросил несколько согласных и гласных букв, не пригодных для выражения звуков тибетского языка, и добавил шесть новых букв. Царь одобрил новую систему письма и приказал перевести священные индийские книги, рассматривавшие различные аспекты буддизма, чтобы его народ пользовался ими[81].

Самбхота составил учебник грамматики и другие справочники по языку, еще будучи в Индии, и к тому же привез домой труд по тантрической метафизике. Так он прославился своей ученостью и в результате был канонизирован. После смерти Самбхоты распространение буддийской веры по всему Тибету продолжили китайская и непальская жены царя. После десяти лет супружеской жизни китайская жена, Долкар, отреклась от мира и с согласия мужа, облачившись в одеяние монахини, проповедовала буддизм по всей стране[82]. Когда Долджанг и Долкар умерли, их обеих причислили к лику святых под именем Дельма — по-санскритски Тара[83]. Они представлены в ламаистском религиозном искусстве в виде двух фигур в одинаковых позах; каждая из них сидит на троне-лотосе, свесив одну ногу вниз. Обе держат цветы лотоса. Долкар обычно изображается белокожей, а у изображений Долджанг кожа зеленая. Легенды об этих божествах можно найти в древней книге, озаглавленной «Мани-Кабхум». Их умоляют о вмешательстве женщины, ищущие духовного руководства или желающие иметь детей.

В первые годы после смерти Цонгцзенгамбо среди тибетцев наметился отход от буддизма, отчасти обусловленный войной и вторжением. Его возрождением занимался другой влиятельный правитель Тибета Тисрондецан, 730–789 гг. н. э. Именно во время правления этого монарха пригласили поселиться в его стране великого гуру Падмасамбхаву. Этот прославленный архат отличался удивительным знанием языков, и именно ему гималайский регион обязан золотым веком литературы. Под его руководством весь буддийский канон был переведен на тибетский язык.

Другим важным фактором в установлении ламаизма было монгольское влияние в лице Кублай-хана, 1259–1294 гг., деда величайшего из азиатских завоевателей Чингисхана.

Преисполнившись искренней решимости облагородить свой народ, возвысив его над войнами и разбоем, составлявшими до этого образ жизни монголов, и с определенными политическими целями Кублай-хан принял ламаистскую форму буддизма. Вследствие нетерпимости христианских миссионе- [84] ров и их новообращенных, он торжественно провозгласил религиозную терпимость во всех своих владениях. Чтобы навсегда уладить спор, он предложил устроить состязание между буддийскими и христианскими священниками, объявив, что в его империи будет принята та религия, которая совершит в его присутствии самое убедительное чудо. Во время этого соревнования христианские миссионеры оказались неспособными предоставить даже очень скромное сверхъестественное подтверждение своих способностей, а ламы заставили кубок императора с вином чудесным образом подняться к его губам. После этого Кублай-хан официально решил дело в пользу ламаистской веры, а оказавшиеся в затруднительном положении миссионеры прибегли к своему избитому оправданию, что дьявол встал на сторону лам[85].