Интриганы - Дональд Гамильтон

Если ночью был отлив, то сейчас должен быть прилив и вода должна двигаться от моря. Все, что мне надо было делать, это в сомнительных случаях идти против течения. А если добавить капельку везения, в конце концов, мы достигнем открытой воды. Я видел, что успеваю к развилке раньше плавучего дома, а желтая моторка уже отстала на пару сотен ярдов. Дело сделано. Скоро у меня будет порядочный отрыв и достаточно времени, чтобы начать пускать белые ракеты для вызова “бостонского китобоя” с командой вооруженных ребят.

Было только одно “но”. Адмирала угораздило сказать несколько слов, а именно: “Конечно, мы полагаем, что дело будет сделано прежде, чем ты подашь сигнал о помощи”.

На полной скорости моя лодка приближалась к развилке. На крыше; верхней палубе, или как это там называется, атакующего плавучего дома стоял человек. В руке он держал пистолет, но даже не пытался стрелять: расстояние между нами было слишком большим. Я заметил, как по правому рукаву бродят какие-то розовые птицы — значит, глубина была не больше одного фута. С опущенным винтом осадка моего судна была в два раза больше. Даже на скорости она превышала десять дюймов. Я глубоко вздохнул и резко повернул штурвал направо.

— Нет! Лево на борт! Ты поворачиваешь не туда! Лево руля, Мэтт!

Это кричала Марта. Розовые птицы в панике взлетели, когда лодка с ревом понеслась на них. Их ноги были еще короче, чем я рассчитывал. Мощный мотор, ударившись, резко задрался вверх, и в районе кормы раздался треск. Потом мы с силой врезались в...

Глава 28

Ноги и руки у меня были связаны. Но я был жив и пришел в сознание — вот что важно. Вдох отозвался больно в груди. Я вспомнил, как меня швырнуло на штурвал, когда лодка налетела на мель, и как девушку выбросило за борт. Вися на стойке штурвала, я услышал шаги пробиравшихся вдоль лодки людей и голос Леонарда:

— Нет, нет, не стреляйте. Сначала я хочу задать ему несколько вопросов...

Славный старый Герберт Леонард, как всегда, предсказуемый. У него был небольшой приступ профессионализма там, в Катлас Ки, но он на глазах от него излечивался. Сотни самоуверенных чудаков не смогли выполнить свои задания и погибли из-за того, что оставили опасных пленников для допроса. Но, кажется, уроки не пошли впрок. Люди типа нашего седовласого Герби не удовлетворяются просто победой. Им нужна еще и информация.

Всегда можно на это рассчитывать, подумал я. В этот момент кто-то ударил меня по голове, возможно, стволом автомата. И теперь я где-то лежал. Они, конечно, забрали у меня оружие и нож, а также ремень. Леонард, видимо, знал о наших хитрых ремнях. Но моя одежда и ботинки по-прежнему были на мне.

— Мэтт! Мэтт, с тобой все в порядке? Я открыл глаза и посмотрел на низкий, выкрашенный белой краской, потолок каюты. В конце ее пара ступенек вела к решетчатой двери, которая открывалась предположительно в основные апартаменты плавучего дома.

— Мэтт, ты меня слышишь?

Поворот головы причинил боль, а вознаградивший меня вид вряд ли стоил этого, хотя и было интересно узнать, как может выглядеть аккуратно одетая дама после того, как она пробиралась через болота, продиралась сквозь джунгли и вылетела из лодки на илистую отмель. Я заметил, что Марта, испачканная и чумазая, была практически сухой. Это говорило о том, что я находился без сознания довольно долго.

Она лежала на койке через проход, со связанными руками и ногами. Встретившись с ней глазами, в ответ на вопросительный взгляд я быстро отрицательно покачал головой.

Беззвучно, одними губами я прошептал:

— Иди сюда.

Она поняла, что я хочу, и неловко переместилась со своей койки на мою.

— Думаю, что они подслушивают, — выдохнул я, указывая на дверь. — Они ждут, когда я приду в себя, и мы начнем беседовать о чем-нибудь интересном. После этого начнется развлечение. Поэтому продолжай делать вид, что ты все еще пытаешься привести меня в чувство.

Марта кивнула.

— Мэтт, — сказала она громко. — О, Мэтт, пожалуйста, проснись. Я так боюсь.

— Это мысль, — прошептал я. — Сейчас вот что. Внутри моего левого ботинка ты найдешь одну штуку, похожую на короткий механический карандаш, который чертовски мешает при ходьбе. Думаю, ты поймешь, как он действует. Открути каблук правого ботинка — там вторая часть приспособления. Принадлежности настоящего секретного агента, как тебе это нравится? — Я человек не суеверный и не очень верю в духов, но в таких сложных обстоятельствах я предпочитаю не называть важные вещи своими именами даже шепотом. Я не хочу, чтобы именно эти колебания воздуха распространялись вокруг и доходили до кого не надо. Зачем рисковать? Очень мягко я продолжал: — Вставь одно в другое и спрячь все где-нибудь на себе. Но помни — я даю тебе это для того, чтобы использовать, когда подам знак, а не размахивать и угрожать, как в кино. Когда будет возможность (если она будет), наши жизни будут зависеть от мгновенных действий. Если ты потеряешь время на разговоры, мы оба погибнем. О`кей?

Марта колебалась, изучая мое лицо. Она примерно поняла, что я прошу сделать. Лицо ее под полосками грязи было бледным. Потом она решительно кивнула.

— О`кей, Мэтт. — Отодвигаясь от меня, она повысила голос: — Мэтт, ты должен проснуться! Они убьют нас обоих — я слышала, как они говорили об этом! Они думают, что я участвовала во всем вместе с тобой. Они не верят, что ты, папа и дядя Хэнк использовали меня как приманку для мистера Леонарда. Они просто смеются надо мной, когда я говорю об искренности своих намерений. Мэтт, ты меня слышишь? Открой глаза. Скажи что-нибудь.

Прошло довольно много времени, прежде чем она добралась со связанными руками до спрятанного снаряжения, при этом до боли выворачивая голову, чтобы видеть, как обстоит дело у нее за спиной.

— Мне кажется, я всех вас должна ненавидеть! — продолжала она, задыхаясь. — Особенно папу и тебя. Подумать только, мой собственный отец и человек, с которым... с которым я спала, воспользовались моими принципами и использовали меня, чтобы заманить человека в ловушку и убить. Но ты не выстрелил, Мэтт. Почему ты не выстрелил? Только потому, что я была перед ним? Почему тебя это остановило? Ты же должен быть безжалостным. Хладнокровным охотником на людей, не так ли? Это произошло... из-за наших любовных упражнений или потому, что ты папин друг и не хотел встретиться с ним, пристрелив его ненормальную дочь? Что это было, Мэтт? Ох, ну не лежи же, как бревно, черт тебя возьми! Ты же пришел в себя, я знаю! Скажи что-нибудь!

Мои ботинки вновь были на ногах. Она спрятала что-то под своим коротким грязным голубым платьем. Потом качнула головой, давая понять, что готова к следующей фазе операции. В ее глазах мелькнул отблеск надежды, что этот монолог хоть чуть-чуть вывел меня из равновесия. Может быть, так оно и было, но сейчас было не время обсуждать, кто кого использовал.

Я облизал губы и громко произнес сиплым голосом:

— Лево руля!

— Что?

— Взрослая девушка, — сказал я, с трудом произнося слова, что только отчасти было наигранным, поскольку в горле у меня пересохло, — такая взрослая девушка, как ты, должна отличать, где право, а где лево. Ты крикнула “лево руля”, и тут разыгралась вся катавасия!

Марта моментально подыграла:

— Но “лево руля” означает, что мы должны были повернуть влево...

— А у руля есть румпель, или рычаг руля, дорогая, и когда двигаешь румпель влево, лодка идет вправо.

— Но на этой лодке нет румпеля!

— А какая разница? Нужно рассчитать, куда пойдет румпель, даже когда пользуешься штурвалом. И вообще, где ты училась искусству мореплавания?

Марта воскликнула с неподдельным негодованием:

— Но ты ненормальный, Мэтт! Когда при помощи штурвала поворачиваешь руль налево, то идешь влево. Я в этом уверена! Иначе было бы глупо!

Я продолжал гнуть свое:

— Что действительно глупо, так это то, если бы одна и та же команда на лодке, управляемой штурвалом, обозначала одно, а на лодке, управляемой посредством румпеля, совершенно противоположное. В какое же неловкое положение можно попасть! Что, если штурвал выйдет из строя и придется управлять при помощи аварийного румпеля — надо сразу же давать противоположные команды, черт возьми?..

Дверь открылась, и они вошли, посчитав, что не узнают ничего важного из технического спора о морском искусстве. Их было двое — милых, с четкими чертами лица, “настоящих американских парней”. Вообще-то на самом деле им было за тридцать, но люди подобного сорта в любом возрасте сохраняют этот облик. Оба были покрыты ровным флоридским загаром. Оба одеты в рубашки с коротким рукавом спортивного покроя, легкие брюки и дорогие туфли на резиновой подошве, чтобы не скользить на влажной наклонной палубе во время управления парусником в бурных водах.

Они действительно были очень симпатичными, полностью, за исключением того, что они очень самоуверенно помахивали оружием. Развязав щиколотки и поставив на ноги, нас, подталкивая автоматами, через низкую решетчатую дверь повели вверх по лестнице на камбуз плавучего дома. Там мы сделали поворот на сто восемьдесят градусов и поднялись по еще одной короткой лесенке (кажется, у моряков она называется трап) в рубку управления со множеством окон по кругу. Рубка находилась точно над нашей тюремной камерой.