Сионистское движение в России - Ицхак Маор

Мизрахистам всего чаще приходится сталкиваться с возражениями из ортодоксального же мира, что мы, сионисты, покушаемся «ускорить конец» и хотим предвосхитить дело, которое должно совершиться Мессией.

Беспочвенность этого возражения, именно с точки зрения религии, сто раз доказывалась в литературе и жизни; но его продолжают ставить, ибо противники редко имеют мужество вникать в рассуждения, подрывающие их предрассудки. Далее, наших мизрахистов смущают «религиозные предписания, связанные только с Палестиной», неуверенность, что проведение их не встретит коллизии с жизненными условиями. Уганда снимала и то и другое; она устраняла с пути препятствия, которые им кажутся очень большими и трудными. Они хотели Уганды, не для вида, а для работы в ней, сосредоточения сил на ней. Ну, а как же Палестина? — Она нам обещана и будет наша; пусть ее теперь населяют другие, все равно, придет время, она будет наша. Но ведь это противоречит совершенно нашей программе, которая вся говорит об активной работе для получения Сиона? Не знаю, какой ответ мизрахисты давали себе на этот вопрос; быть может, они полагались на вождей, которые создавали программу и которые уверяли их, что здесь нет противоречия…».

Сторонники Уганды не были все на один покрой. Членов подразделяет их на несколько групп. Таких, кто совсем был чужд Эрец-Исраэль, среди них было ничтожное меньшинство, которое возглавлял Зангвилль (После Седьмого конгресса (1905) он порвал с Сионистской организацией и основал (вместе с профессором Мандельштамом из Киева) организацию территориалистов.).

Значительная часть верила, что угандийская рекомендация приведет к немедленному облегчению страданий еврейских масс, другая часть поддерживала рекомендацию просто из непоколебимой верности Герцлю. Наиболее выразительным случаем такой поддержки был поданный за Уганду голос старого члена Ховевей Цион и основателя Национальной библиотеки в Иерусалиме д-ра Иосефа Хазановича. То, что он проголосовал за Уганду, вызвало изумление не только у делегатов конгресса, но даже у самого Герцля. Семь лет спустя д-р Хазанович рассказал на страницах газеты «Ди Вельт» (30 мая 1910 г.), что после голосования Герцль послал за ним и спросил: «Доктор, ведь вы настоящий палестинофил; как же вышло, что вы проголосовали за угандийское предложение?» Хазанович ответил: «Я считал, что вы, как избранный нами вождь, постоянно беспокоящийся за судьбы нашего народа, желаете принятия конгрессом английского предложения. Ваших политических расчетов я не понимаю. Но я полагаю, что, если даже вы допустили ошибку, вы будете знать, как ее исправить. Я заодно с нашим вождем во всем: в успехе и в неудаче».

Среди делегатов имелись и колеблющиеся, не сумевшие сделать выбора в ту или иную сторону. Эти от голосования воздержались. И вот настал решительный момент. Объявили о поименном голосовании. Об этой драматической минуте рассказывает Членов:

«Мы, русские уполномоченные, остались одни. Мы решили потребовать того, против чего никто, даже д-р Герцль, не мог бы уже ничего иметь: объявить о нашем несогласии после голосования; тут уже не могло быть речи о каком-либо давлении. Я сообщил об этом д-ру Герцлю, уже сидевшему в своем кресле и озиравшему поле будущей победы. Хорошо, ответил он, но знайте, что расходящиеся по такому вопросу не могут потом сидеть за одним столом.

Быстро были вновь созваны товарищи. Семеро из нас подписали письменное заявление, двое были против, один отсутствовал, а один переживал адские муки колебаний и возбуждал к себе глубокое чувство сострадания; он не подписал. Я передал президенту письменное наше заявление и добавил, что мы готовы нести ответственность за любые последствия…».

В четыре часа пополудни Герцль представил рекомендацию конгрессу. Проект резолюции был переведен на несколько языков (также и на иврит), которыми пользовались делегаты, затем приступили к поименному голосованию. Результаты: 295 делегатов — «за», 178 — «против», 100 делегатов воздержались (не считая 32 членов Исполнительного комитета, по решению этого органа не голосовавших лично на пленарном заседании конгресса). Среди воздержавшихся были Соколов и глава Мизрахи раввин Рейнес, в прениях выступавший за рекомендацию. Большинство членов Мизрахи, как уже говорилось, проголосовали «за».

После оглашения итогов голосования Герцль зачитал с трибуны конгресса письменное заявление семи членов Большого исполнительного комитета из России, отвергнувших резолюцию: «Нижеподписавшиеся, члены Большого исполнительного комитета, настоящим сообщают, что на заседании Исполнительного комитета они голосовали против посылки экспедиции в Восточную Африку — И. Членов, З. Темкин, Я. Бернштейн-Коган, Ц. Белковский, В. Якобсон, Ц. Брук, И. Л. Гольдберг».

Членов встал, спустился со сцены и пошел к выходу из зала. За ним последовали остальные члены Исполкома, подписавшие заявление. Их сторонники в зале зааплодировали, и все, кто голосовал против угандийской рекомендации, присоединились к уходящим и вместе с ними покинули зал — мрачные, подавленные, многие со слезами на глазах. Это был стихийный жест, никем заранее не отрепетированный и не подготовленный. То был трагический момент и для уходящих, и для остающихся, и, в первую очередь, для Герцля; он стоял пораженный, бледный, словно прикованный к месту, с совершенно застывшим лицом.

Российские сионисты были очень далеки от желания устроить демонстрацию. Слишком их потрясло существо дела, казавшееся им ударом по самой душе сионизма, чтобы они могли думать о каких-нибудь внешних формах выражения протеста. Герцль сделал заявление, что принятая резолюция не означает окончательного решения по предложению Великобритании, а лишь согласие, что оно будет изучено, результаты же исследования будут представлены конгрессу, который призван сказать окончательное слово; поэтому ему непонятен уход делегатов — противников предложения, он ждет, что они вернутся, и до этого прекращает разговоры на эту тему.

Противники угандийской рекомендации, называвшие себя отныне Ционей Цион (Сионисты Сиона), собрались в малом зале казино, где в свое время состоялся Первый сионистский конгресс и была принята Базельская программа. Было нечто символичное в том, что собрались они именно здесь, как бы тем самым говоря: «Вы большинством голосов сделали выбор в пользу Восточной Африки, ну а мы, Ционей Цион, стоим за Базельскую основополагающую программу».

В зале пленарных заседаний Герцль объявил перерыв на час, считая невозможным продолжать обсуждение остальных пунктов повестки дня (организационный вопрос, пропаганда, Национальный фонд и др.), будто ничего не случилось. Правда, поначалу он полагал, что «русские» предприняли демонстрацию, наподобие демонстрации членов Демократической фракции на предыдущем. Пятом конгрессе. Интуиция ему, однако, подсказывала, что сейчас дело обстоит иначе, об этом свидетельствовало выражение боли и угнетенности, которое он видел на лицах уходящих. И все-таки он не сумел понять до конца их состояние и позицию, о чем свидетельствует его дневниковая запись, сделанная уже после конгресса, 1 сентября 1903 года. Там он признается, что совершил ошибку, предупредив товарищей из России, что им уже не быть более членами Исполкома, и пишет: «Перед голосованием по поводу Восточной Африки я сказал Членову, Бернштейну-Когану и их соратникам, что тот, кто проголосует против, не сможет оставаться в Исполнительном комитете. С этого момента результаты им были уже безразличны, и они покинули зал».

Эти слова, написанные уже после того, как Герцль встретился с противниками угандийского предложения на их собрании и по завершении всего конгресса, свидетельствуют, что он так и не понял их мотивов, оставшись при мнении, будто уход их был вызван потерей мест в Исполнительном комитете и не более того.

Следуя этой оценке Герцля, аналогичной причиной объясняет уход семи российских «уполномоченных» и его биограф, который пишет, что подписавшие заявление ушли из зала «либо потому, что более не считали себя членами Исполкома, либо для того, чтобы дать форму и выход своим эмоциям» (Алекс Бейн, «Теодор Герцль», биография). Справедливо поэтому привести объяснение случившемуся данное самим Членовым, лидером оппозиции на Шестом конгрессе, который писал по поводу ухода противников Уганды следующее:

«Целых два часа продолжалась эта перекличка. Ведь в редком парламенте голосует такая масса делегатов, около 500! С напряженным вниманием следит весь зал, многие записывают и подсчитывают шансы. Признаюсь, меня прямо поражало, как часто раздавалось «нет». Я считаю присутствие в этом зале и при таких условиях 178, открыто голосовавших против, фактом, крайне знаменательным, которого я не ожидал. Но исход голосования, конечно, не подлежал сомнению. В воздухе носилась победа; а победителей не судят, провозгласил еще за два дня раньше одесский делегат. Он ошибся; суд наступил очень скоро, в Базеле же, потом производился по всему миру еврейскому. И этот суд показал, что еще одна такая победа, и армия рассыплется на мелкие части. Но теперь был момент победы. В зале аплодисменты, махали платками. Но, признаюсь, искренней радости я не видел, вернее, не чувствовал. Все это было очень громко, очень шумно; но казалось как-то искусственно, дуто. Впрочем, я был плохой наблюдатель в этот момент.