О себе (сборник) - Эдвард Радзинский

Наташа. Ну и хорошо.

Молчание.

Не будете?

Молчание.

Вообще не будете?

Молчание.

Телефон что-то не звонит… Вы сейчас совсем как обиженный мальчик. Вот таким вы мне нравитесь… Вы обиделись?

Молчание.

(Милостиво.) Ну, хорошо… Ну поцелуйте меня, если вам это так нужно…

Евдокимов. Ханжа и трусиха.

Наташа. Ну, ладно уж, поцелуйте.

Евдокимов. Я сказал!

Пауза.

Наташа. Тогда я сама вас поцелую. Евдокимов. Я не хочу. Наташа. А когда я не хотела…

Она не доканчивает фразы, потому что он поцеловал ее. Это очень долгий поцелуй, оттого что оба они боятся тех слов, которые нужно говорить после этого поцелуя. Потом она только махнула рукой и сказала свое «А!».

Затемнение.

В затемнении звонок телефона. Телефон звонит безостановочно. И затихает. Шестой этаж большого дома. Раскрытое окно квартиры Евдокимова. За окном слышны голоса — его и ее.

Она. Качается фонарь.

Он. Ветер.

Она. Я не могу объяснить. Я все понимаю и ничего не могу объяснить. Как собака. (Смех.) Кошка, собака… (Смех, и вдруг скороговоркой, как заклинание. ) Я люблю тебя… люблю, люблю… (Тревожно.) Ты меня любишь?

Он. Да.

Она. Молчи! (Мстительно.) А ты всем предлагал конфеты и чертил границу?

Он. Не говори пошлостей.

Она. Я, конечно, понимаю… Но все это гадко! Гадко!

Молчание. Слышны шаги на улице…

Он. Да.

Она. А знаешь, жалко, что кончилось детство. Это все-таки самое лучшее. (Смеется.) Странно. Я вот откалываю какие-то дикие номера. Но это самый дикий. Моя мама мне всегда говорит: «Худая, худой и останешься. Потому что злая и сумасшедшая».

Он. Тебе попадет, что ты не вернулась?

Она. О какой чепухе мы говорим. Разве об этом надо сейчас говорить!

Молчание. Опять кто-то прошел… Слышны шаги на улице.

Он. Кому ты несла вчера букет?

Она. Цветочки, да? (Засмеялась.) Одной личности. Мы с ним живем в одном доме. Он был «моя первая любовь». Все уже давно кончилось, а я всегда посылаю ему цветы в день рождения. И он не знает, от кого. (Засмеялась.) Ловко? (Вдруг встревоженно, как заклинание.) Я люблю тебя, люблю, люблю. А ты меня любишь?

Он. Знаешь, не надо все время говорить это слово. Надо быть сдержанной.

Молчание.

Наташка?.. Ты что?.. Ты плачешь? Она (спокойно). Что ты. Я редко плачу. Я обычно сдержанная.

Затемнение.

Комната Евдокимова. Утро. Евдокимов спит на кровати. Наташа стоит, одетая, рядом. Смотрит на него. Задумалась. Вдруг подошла к столу. Взяла коробку конфет, вышвырнула ее за окно. Опустила голову, еще постояла. Ее обычный жест: «А!» Она включает на полную мощь радиоприемник. Раздается веселая песенка «Угадайки». Голоса дикторов.

Голос (изображающий мальчика Борю; с большим энтузиазмом). Ой, сколько мы писем получили сегодня, дедушка! В каждом из них ребята отвечают на наши вопросы.

Благородный мужской голос (игриво). В прошлой «Угадайке» мы, кажется, передавали голоса птиц и зверей. Кто правильно ответил на наши вопросы? Ну-ка, Боренька?

Голос Бореньки. «Первым вы передавали стрекотание кузнечика, — пишет нам Лева Пысин из города Брянска. — Я часто слышу пение кузнечика на лугах». Леве шесть лет… Он всегда помогает своей маме.

Благородный мужской голос. Смотри, какого кузнечика нарисовал Лева Пысин из города Брянска.

Голос Бореньки. Ой, какой хороший кузнечик! Маленький, настоящий!

Благородный мужской голос. А вот Володя Спицын из города Гомеля Белорусской ССР не узнал стрекотание кузнечика и решил, что это кричит крокодил.

Смех в репродукторе.

Евдокимов (просыпается, благодушно ). Вы не сон… к счастью? Наташа. Я быль, к счастью.

Евдокимов садится на кровати.

Голос из репродуктора. «Вторым вы передавали по радио крик слона», — пишет Володя Воробьев, пяти лет, из города Сольвычегодска. Володя не умеет писать, и письмо за него написала мама. А слона Володя видел в зоопарке.

Евдокимов. Брось мне конфеты.

Наташа. Конфет нету.

Евдокимов. Где они?

Наташа. Я их в окно выбросила, чтобы они наконец у тебя кончились.

Евдокимов. Ясно.

Голос по радио. А вот Коля Бурмистров из города Выборга не узнал слона. И решил, что это кричит жаба.

Евдокимов. Быстро ты оделась.

Наташа. Я немного проспала.

Евдокимов. Тебе попадет?

Наташа. Попадет — не попадет, не важно.

Евдокимов. Мне снился сегодня в первый раз сон. Странно. Тебе снились сегодня сны?

Наташа. Снились.

Евдокимов. Ну и что же тебе снилось?

Наташа. Что-то большое… чистое… настоящее… Потом пришел вчерашний гражданин и объяснил мне, что это был просто слон, которого вымыли в ванне. А я его и не узнала. Совсем как Коля Бурмистров из города Выборга.

Евдокимов. Перестань, ладно?

Наташа (стоя у окна). Какое чистое небо! Чистое-чистое… Ну я пошла.

Евдокимов. Не поворачивайся. Я оденусь, провожу.

Наташа. Не хочу, чтобы ты провожал… Да и ты не очень хочешь.

Евдокимов. Как знаешь… Когда ты вернешься?

Наташа. Денька через три.

Евдокимов. Быстрые у тебя полеты. Значит, встретимся в понедельник в восемь вечера. У метро «Динамо». Идет?

Наташа. В восемь вечера у метро «Динамо».

Евдокимов. Если что изменится, позвони 295-5000, добавочный 365. Легко запомнить. В номере есть какой-то ритм.

Наташа (резко повернулась, подошла к нему вплотную). Поцелуй меня, ну, быстро! (Засмеялась.)

Евдокимов (поцеловал ее). Я был неправ — у тебя дивный смех.

Наташа. Просто — утро. Прощай, Электрон Евдокимов. Вы очень милый товарищ.

Евдокимов. Салют, Наташка, до понедельника.

Она уходит. Стук захлопнувшейся двери. (Вскакивает с кровати, напевая, подходит к столу. Ищет сигареты и вдруг натыкается на записку, читает.) «Ты ничего не понял. Я думала, ты поймешь… И получился — юморочек. Встречаться не надо. Наташка».

Затемнение

Большая комната в НИИ. Четыре стола — в ряд, как парты. В углу комнаты стоит доска. У доски — Владик (очкастый парень, которого мы уже видели в кафе «Комета») и Евдокимов. Оба одновременно пишут на доске. Что они пишут, мы не видим, а видим только оборотную сторону доски, на которой мелом торжественно начертано разными почерками:

Евдокимов — лапочка.

Евдокимов — дуб.

Евдокимов — душечка.

Евдокимов — кретин.

В противоположном углу комнаты сидит третий научный сотрудник — Галя Острецов а. Она тоже что-то пишет. В комнате два телефона. Один — на столе у Гали, другой в противоположном углу, за доской, — на столе у руководителя группы Семенова. Звонок телефона на столе у Гали.

Галя (сняв трубку). Семенова нет. Он на установке «Альфа».

В продолжение картины все заняты делом. Весь разговор идет «между делом». Это привычная, никого не отвлекающая болтовня. Далекие удары, похожие на разряды.

Опять Гальперин начал рвать свои проволоки… Кстати, мальчики, с этими проволочками получается труднообъяснимый эффект.

Звонок телефона на столе Гали.

(Подняв трубку). Семенова нет. Семенов на «Альфе»… (Продолжая работать.) Кстати, в девяносто третьем ящике все установки называют именами цветов. Установка «Флокс». Звучит?

Евдокимов (у доски, мрачно). Целый день хочется жрать. К чему бы это?

Галя. Я думаю, к дождю.

Молчание.

Евдокимыч, сыграем после работы в шахматы? Мне надо сыграть с заведомо слабым противником.

Владик (у доски). Одни люди живут, чтобы есть. Другие едят, чтобы жить. Острецова ест и пьет, чтобы играть в шахматы.

Галя. Владюша, ты вдумчивый мальчик. Но ты ошибся. Шахматы для меня не страсть, а цель. Человек должен все время ставить новые цели и добиваться. Я добилась первого разряда по лыжам. Потом стала мастером по пинг-понгу. Теперь я буду мастером по шахматам… Потом добьюсь еще одной вещи… Хочешь, скажу какой, Евдокимыч?