Прогулки по радуге - Ника Муратова

— Да уж, я хоть и не врач, но в этой системе уже давно, и все равно каждый раз чувствую, что неизведанное не имеет пределов. — Данила уважал ее стремление все сделать правильно, несмотря на то что в данных условиях хаоса и переизбытка больных это было невероятно сложно. И все же он до сих пор не мог понять, что делала здесь эта девушка, вышедшая явно из обеспеченной семьи и не строящая на этом периоде своей жизни базу для последующей карьеры, как это делали многие другие, приехавшие сюда. Что толкнуло ее бросить все свое благополучие у себя дома и умчаться на край света.

У них в команде было пять-шесть врачей, одни постоянно менялись, другие оставались. Часть из них, такие как Фил и Марк, были преданные своему делу специалисты, которые время от времени делали перерыв в своей практике на родине для того, чтобы поработать в совершенно другом направлении, поделиться опытом, увидеть мир и не выпадать из обоймы международного реестра врачей. Другие, как, например Стивен и Рози, грубоватая, прямодушная молодая женщина, находились здесь потому, что таким образом набирали определенные бонусы для своей карьеры, дававшие потом возможность на дальнейшее обучение или на продолжение исследований у себя дома, открывая новые горизонты. Некоторые приезжали из стран третьего мира за заработком, так как даже их волонтерский оклад здесь был выше заработной платы у них дома. В побуждениях Эрики он не находил ни того, ни другого, ни третьего. Она еще не так встала на ноги как специалист у себя на родине, чтобы уже делиться опытом с другими, и она явно не нуждалась в финансовом плане, чтобы ехать сюда за деньгами. Это также не был юношеский романтизм, нет, это было нечто другое, нечто, что не давало Даниле покоя, потому что он чувствовал, что, не поняв эту причину, он не сможет понять до конца ее саму.

Но Эрика не шла на откровенные разговоры. Она была всегда вежлива, серьезна, держала дистанцию и намеренно уходила от любых разговоров о личной жизни. Даже общий язык общения не приблизил его к ней. Она явно никого не собиралась впускать в свой внутренний мир. Данила пускался в окружные пути и разговаривал с ней на отвлеченные темы: о путешествиях, достопримечательностях, литературе. И она обнаруживала немалые познания, признавая то, что побывала во многих странах, правда, это были все больше курортные места, причем далеко не самые дешевые. В литературе у них оказался схожий вкус, и он стал приносить ей почитать книги из своей большой библиотеки.

Несмотря на поражающую его твердость духа, она постоянно вызывала в нем желание оберегать и заботиться о ней. Данила всегда считал, что он просто относится к Эрике как к другу, который нуждается в его опеке, пока однажды, склонившись над ее затылком, пока она подписывала какие-то бумаги, он не поймал себя на том, что непреодолимо хочет поцеловать нежный изгиб ее изящной шеи.

Глава 3

Эрика сидела на полу своей комнаты, положив на колени книгу с листком бумаги, и писала письмо родителям. Сейчас, после нескольких месяцев труднейшей адаптации, она уже могла более или менее спокойно описывать свою жизнь и работу здесь, в Араве, в маленьком лагере, где жила горстка фанатов своего дела, ставших ей родными, бок о бок, день за днем спасавших жизни людям, о существовании которых в большинстве уголков мира даже и не подозревали. Сейчас она уже могла писать об этом, не придумывая, что бы такое вставить, чтобы придать письму оптимистичный настрой. Она посылала письма довольно регулярно и всегда была рада весточкам из дома, хотя каждый раз чувствовала себя виноватой, читая, как родители до сих пор переживают за нее, ей было жаль, что она доставляет им столько тревог, но она не могла и не хотела ничего менять.

Первые ее письма были похожи на художественные репортажи. Ей приходилось длиннющими фразами описывать местные красоты и прекрасных людей, окружающих ее, избегая упоминаний о переполненном тяжелыми больными госпитале, о слезах в подушку от собственного бессилия перед сложными случаями, об опухших глазах после ночного штудирования медицинской литературы и о неверии в себя. Обо всем этом она не могла написать домой, так как это добило бы родителей, и так не находивших себе места от переживаний за дочь. Единственное, что она могла для них сделать в этот момент, так это писать о том, что у нее все неплохо, остров изумительно красив, что шеф — ее соотечественник и что она наконец становится врачом в настоящем смысле этого слова.

Поначалу этот оптимизм давался ей нелегко. Поначалу вообще было все чудовищно тяжело. И дело было не только в условиях жизни. Бытовые и климатические условия мало волновали ее, так как их с лихвой затмили трудности по работе. Она постоянно чувствовала нехватку практических навыков, отсутствие нужного оборудования, различие в подходах к лечению. Ах, как она жалела в такие минуты, что не уделяла достаточно времени практике в свое время и что не брала дежурства в клинике, как советовал ей Макс. Тогда ей казалось, что подобная работа ей ни к чему, что знание ультразвуковой диагностики вполне может заменить отсутствие остальных навыков. Здесь, в Бугенвиле, она получила возможность убедиться в своей неправоте. Ей пришлось пересмотреть все свои учебники, пособия, журналы о тропических болезнях и хирургии, все, о чем она раньше имела только теоретическое представление, теперь все это возникало перед ней в реальной жизни, требуя немедленного разрешения ситуации. По большей части ей приходилось постигать все на практике, учась у коллег или додумывая по ходу дела. И, на удивление ей самой, со временем навыки приходили к ней, а информация укладывалась в голове в более или менее упорядоченном виде.

Спустя несколько месяцев она перестала так панически бояться больных и вместе с этим почувствовала себя намного увереннее, причем во всех отношениях. Фил был прав, когда сказал ей в самом начале о незаменимых помощниках. Среди них самыми близкими ей стали акушерка Бьеб и медсестра Мирьям. Они были противоположностью друг другу по темпераментам, но обе настоящие профессионалки в своем деле и очень преданы работе в госпитале. Бьеб была приземистой круглолицей женщиной лет сорока, давно практикующей в области акушерства, знающей почти всех людей в округе благодаря своей профессии, прямолинейной и веселой. Если она видела, что Эрика что-то делает не так или сомневается, она не ждала удобной минутки, а говорила об этом прямо на месте, но обставляла это такими шутками, что Эрика даже не обижалась. Наоборот, она была безмерно благодарна ей за помощь и советы. Мирьям была молоденькой девушкой, прошедшей курсы медсестер в Австралии по какому-то гранту от австралийского посольства, поэтому знания ее были на очень хорошем уровне, и, кроме того, она обладала приятным характером и изумительно красивой и необычной внешностью. Поговаривали, что мать родила ее от какого-то белого человека, но в силу принадлежности ее к влиятельному клану факт этот не афишировался, хотя по лицу Мирьям можно было заметить, что она не обладала типичной меланезийской внешностью. И дело было даже не в цвете кожи, а в заостренных чертах, в необычной форме глаз, тонких губах. Она была очень застенчива, но всегда под рукой в нужный момент, не раз выручая Эрику в моменты запарки. И Бьеб и Мирьям помогали Эрике не только в работе, но и объясняли многое о местных традициях, проливая свет на характер и обычаи бугенвильцев, что было очень важно для их понимания. Благодаря таким людям Эрике было все легче и легче адаптироваться к новой жизни и работе.