Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

Что касается досуга большинства сотрудников посольства СССР, то многие супружеские пары проводили нерабочие и другие праздничные дни в хождении по торговым кварталам Токио. Даже в конце 50-х - начале 60-х годов, когда японская столица еще не обрела нынешнего великолепного архитектурного облика, ее торговые заведения, особенно крупные универмаги, как мощные магниты притягивали к себе наших соотечественников обилием товаров и разнообразием ассортимента, благо цены на эти товары в то время были для нашего брата вполне доступны. Поэтому супружеские пары проживавших на территории посольства советских работников напоминали мне по воскресным дням трудолюбивых муравьев: возвращаясь со своих прогулок по магазинам и лавкам, они тащили в свои тесные квартиры коробки, вьюки и пакеты с закупленными ими вещами и продуктами.

Умиляло меня всегда в те времена непревзойденное умение моих соотечественников находить среди необъятных кварталов японской столицы такие торговые точки, где некоторые "дефицитные" по нашим понятиям товары продавались по бросовой цене. Уже тогда, в конце 50-х годов, посольские первопроходцы открыли для себя такие районы оптовых лавок как Акихабара и Бакуратё, которые потом, в 70-х годах, стали местом массового "паломничества" приезжавших в Токио на короткое время наших земляков: туристов, моряков, спортсменов и прочих категорий советских людей. Обычно их сопровождали в походах за покупками наши соотечественники-сторожилы. Так появилась в советской колонии в Токио целая плеяда "японоведов" особого рода - знатоков торговых кварталов Токио, Иокогамы, Осаки, Кобе и других городов Японии, черпавших знания и мудрость не из учебников и книг, а, так сказать, эмпирическим путем. Незнание японского языка не было для этих "японоведов" помехой.

В интересах объективности не стоит, однако, умалчивать и о том, что среди советских дипломатов, торгпредских работников и журналистов, как и среди их жен, были люди с иными духовными запросами, чем у большинства наших людей. Часы своего досуга люди этой категории посвящали не только и не столько топтанию в торговых кварталах Токио и других городов, сколько ознакомлению с культурными центрами Японии, включая буддийские и синтоистские храмы, картинные галереи и выставки художественных изделий. Не упускали эти люди и возможности побывать на таких типично японских зрелищных мероприятиях как соревнование борцов сумо, спектакли театра Кабуки или уличные шествия и фестивали танцев по случаю местных религиозных праздников. К числу дипломатов, проявлявших особый интерес к культуре и быту японцев, относились первый секретарь Владимир Алексеевич Кривцов и второй секретарь Георгий Евгеньевич Комаровский. Активно реагировала на события в культурной жизни Японии и посольская "элита" в лице советников Г. Животовского, Н. Адырхаева, А. Рожецкина и секретарей В. Денисова, С. Анисимова, В. Хлынова.

С некоторыми из работников посольства сблизили меня в те годы дела сугубо бытового характера. Точнее говоря, этому сближению способствовали наши жены, стремившиеся в тяжкие дни знойного и душного токийского лета вывезти своих детей либо на море, либо в более прохладные горные районы. А таких доступных для иностранцев дачных мест в Японии оказалось крайне мало. Единственным из горных районов, где в течение нескольких летних сезонов в конце 50-х - начале 60-х годов квартировали советские граждане, была Каруидзава - самый крупный и самый престижный курорт Японии, расположенный в префектуре Нагано у подножья вулкана Асама-яма на полпути между Тихим океаном и Японским морем. В Каруидзаве я снимал дачные помещения для жены и сына на протяжении четырех летних сезонов, и этот район стал для меня столь же знакомым, как дачные места Подмосковья. Перевозил я обычно жену и сына в Каруидзаву где-то в середине июня, а увозил в середине сентября, хотя у японцев летний сезон ограничивался лишь двумя месяцами: июлем и августом.

Дачи снимались нами всегда в складчину с другими советскими семьями: один раз мы снимали в Каруидзаве дом на двоих с торгпредом СССР Алексеенко, а в трех других случаях пайщиков было больше: три, а то и четыре семьи. Каждая семья снимала обычно по одной комнатке в виде спальни, а все остальные комнаты, кухня и террасы находились в общем пользовании. Снимавшиеся нами на лето дома-дачи находились среди лесных участков, расположенных в большой горной долине, природа которой почти не отличалась от лесных зон Подмосковья. Главное, что влекло в Каруидзаву не только нас, но и многих других иностранцев,- это сухой воздух и прохлада по ночам в периоды, когда в Токио все изнывали от нестерпимой духоты и в дневные, и в ночные часы. Но обаяние Каруидзавы было и в другом: в умиротворяющей атмосфере всеобщего беззаботного наслаждения отдыхом и благами природы. В отличие от Токио там все располагало к отдыху: и тихие тенистые улочки, и негласный обычай всех жителей избегать по возможности пользоваться автомашинами, и "Маленькая Гиндза" - единственная торговая улочка Каруидзавы с сувенирными лавчонками и маленькими кафе, рассчитанными на запросы пожилых людей, подростков и влюбленных парочек.

Приезжая летом на машине из жаркого, душного, загазованного Токио в каруидзавскую прохладу, я любил бродить по тенистым аллейкам курорта, рассматривать дачные постройки и особняки состоятельных владельцев, большинство из которых принадлежали к высшим слоям буржуазии, чиновничьей элите и прежней потомственной аристократии. Уже тогда обращали на себя мое внимание умеренные эстетические потребности хозяев этих особнячков, не проявлявших желания поразить соседей и прохожих вычурной архитектурой своих вилл. Бросались в глаза ограниченность их земельных участков и отсутствие высоких заборов, за которыми они могли бы скрывать от посторонних взглядов свою повседневную жизнь. Скромность эта была заметной по сравнению с прежними дворцами и особняками аристократов и купцов царской России. Теперь же, когда пишутся эти строки, после "демократических" рыночных реформ, проведенных в нашей стране в 90-х годах, прогуливаясь по своему дачному поселку в Абрамцеве, я часто вспоминаю Каруидзаву и снова и снова убеждаюсь в том, что "новые русские", строящие сегодня свои высокие кирпичные особняки среди прежних бревенчатых и дощатых дачных построек, по размерам и роскоши своей недвижимости явно заткнули за пояс японских богачей, имевших в Каруидзаве свои дачи.

Я приезжал в Каруидзаву обычно на более длительный срок, чем мои соседи - работники других советских учреждений. Как правило, они бывали там лишь по субботам и воскресеньям, в то время как я не раз проводил там и часть рабочих дней. Уезжая из Токио, я захватывал с собой газетные и прочие материалы, что позволяло мне писать некоторые из статей и очерков не в токийской духоте, а на свежем горном воздухе. Работу приходилось, правда, прекращать, когда в дни отдыха наезжали на дачу все остальные мужья-квартиросъемщики. В таких случаях зачастую по субботним и воскресным вечерам на веранде или в общей комнате накрывался один общий на всех стол, и ужин превращался в типичное русское застолье. Бывало, что под хмельком пели даже народные и советские песни. Один раз, войдя в раж, грянули дружно и громко - так, чтобы на окрестных дачах нас могли слышать и японцы, песню довоенного времени "Три танкиста - три веселых друга, экипаж машины боевой". Помнится, с особым подъемом пропеты были при этом слова одного из куплетов: "И летели наземь самураи под напором стали и огня!" А на осуждающие реплики жен тут же нашли оправдательный аргумент: "А что такого? Из песни слов не выкинешь".